Кровь тамплиеров - Вольфганг Хольбайн

Все, что магистр тамплиеров должен был сделать, мало-помалу было выполнено. Когда Давид собрался занять сиденье водителя, он заметил (и вовремя, чтобы не сесть нечаянно на колени отца), что Роберт вернулся и место занято.

– Мы готовы, – сказал Давид, как будто он торопился к двери водителя, чтобы произнести именно эти слова. – Можем отправляться?

Фон Метц взглянул на него пронзительным взглядом, в котором не угасла последняя искра надежды, что Давид, возможно, все же изменил свое решение. В конце концов тамплиер только слабо кивнул головой.

– Садитесь, – вздохнул он и включил зажигание. – Возможно, ты Прав и так будет лучше для всех. А если нет… – Он распрямил плечи и растянул губы в грустной улыбке. – К сожалению, не осталось никого, кто мог бы меня переубедить.

Иногда люди кажутся себе тем незаметнее, чем больше бросаются в глаза. По этой теории фон Метц остановил автофургон с тыльной стороны «Девины» и взял у Стеллы прибор ночного видения. Давид через правое боковое стекло тоже с помощью прибора осматривал территорию позади обширного сада.

Арес, весьма неудачно для них, поставил свою машину не в гараж, но припарковал ее непосредственно перед задним входом в «Девину», однако Давид с облегчением установил, что путь к белоснежной внешней стене был свободен настолько, насколько было необходимо, чтобы их план удался. Его оптимизм еще больше усилился, когда он обнаружил, что ночная стража, которая во время его пребывания в гостевой комнате Лукреции, насчитывала по меньшей мере десять человек, сократилась до небольшой группы из трех или четырех наемников. Его мать, должно быть, теперь, когда он не был с ней и когда орден тамплиеров практически полностью уничтожен, чувствовала себя достаточно свободно. Возможно, даже слишком свободно.

Давид беззвучно напомнил себе о необходимости не повторять той же ошибки. Он научился от Ареса и мясника-араба наносить удары неожиданно, из засады, но люди, которые так изобретательны в интригах, коварстве и организации ловушек, как материнская ветвь его семьи, всегда готовы к нападению, даже если находятся посреди африканской пустыни и в полнолуние массируют себе ноги у столетнего массажиста. Карты, на которые Давид поставил, были вполне надежны. Но это ничего не меняло – Лукреция могла припрятать в рукаве бархатного платья целую колоду отлично вооруженных и хорошо подготовленных тузов, которые рыскают по участку, если не сидят перед мониторами систем слежения.

Сначала надо было выждать. Малое количество наемников означало, что их план – незаметно пробраться к заднему входу – оказался проще, чем они думали, но, к сожалению, это также означало, что в дом входило меньше мужчин для смены караула. По крайней мере один из них должен был в дверях передать остальным действующий код для цифрового замка, но в течение первых пятнадцати минут, когда Давид и Стелла передавали друг другу прибор ночного видения, не произошло ничего подобного.

Одетые в черное, вооруженные автоматами стражники описывали круги вместе с четвероногими спутниками. Давид использовал время, чтобы подсчитать короткие, постоянно повторяющиеся секунды, во время которых сад оставался без охраны. Это длилось иногда семь секунд, иногда – девять, так как один из охранников ходил медленнее остальных. Этот проходил мимо «Порша» после долговязого брюнета и перед блондином с дурацкой стрижкой, который Давиду с самого начала напоминал Халка Хогана[24]. Блондина он не переносил. Если другие наемники, с которыми Давид познакомился в «Левине», послушно и не без удовольствия ждали приказа кого-нибудь побить, то похожий на шкаф «Халк» жаждал убить человека, чтобы впоследствии получить распоряжение об устранении трупа.

Давид послал срочную мольбу небесам, чтобы смена блондинистого борца оказалась первой и подошла бы к концу. Восемнадцать лет смертельно скучной, благочестивой жизни были вознаграждены, ибо едва он сформулировал про себя свою немую молитву, как она была услышана: «Халк Хоган» завернул за угол, старательно пропихнул свои мощные, накачанные мускулы и свою собаку между оградой и спортивной машиной Ареса, не оставляя заметных повреждений на «Порше», и протянул руку к кнопкам замка.

Давид невольно задержал дыхание и включил оптический прибор. Он постарался ни разу не моргнуть, следя за толстыми пальцами колосса. Но рука неотесанного стражника была слишком велика, чтобы Давид с уверенностью мог сказать, какие четыре кнопки тот нажал, прежде чем дверь открылась. Однако тепло, которое вспотевшие пальцы стражника перенесли на кнопки, можно было наблюдать через прибор ночного видения еще некоторое время в виде зеленоватой вуали, в то время как сам он давно исчез внутри здания. Давид подметил, с каких кнопок зеленая вуаль сошла вперед и мысленно изменил последовательность цифр так, чтобы последние оказались первыми. Код менялся ежедневно, но сегодняшний свидетельствовал о недостатке творческого начала или о большой лености.

– Ноль, шесть, двенадцать, – прошептал Давид и опустил прибор ночного видения. – Есть!

– Да, – подтвердил тамплиер и закрыл дверцу машины.

– Тогда вперед! – кивнул Давид и выпрыгнул из фургона. За ним немедленно последовала Стелла.

Они перебежали на другую сторону улицы и спрятались за густым кустарником, где некоторое время – мускулы Давида от напряжения грозили порваться – ждали, пока очередной караульный не выйдет из дома и не присоединится к монотонному ритму своих товарищей. Появился долговязый, прошел мимо и исчез из поля зрения. Если Давид не ошибся, у них есть девять секунд.

– Пора, – прошептал он, перепрыгнув в два прыжка живую изгородь и невысокий каменный парапет, окружавший территорию, и помчался так быстро, как только способны были бегать его ноги.

Ухоженный мягкий газон заглушал шаги, так что ниоткуда не раздался громкий собачий лай. Однако дорога до цели заняла целых четыре секунды. Две следующие секунды Давид потратил, чтобы нажать три кнопки, полсекунды упустил, бросив неуверенный взгляд на отца, прежде чем дрожащими пальцами нажал последнюю цифру – День святого Николая[25]. Когда юноша мысленно достиг девятой секунды, фон Метц тихо запер дверь за собой и за Стеллой.

Гигантский камень свалился с сердца Давида. Начальный барьер преодолен. Но перед ними была еще масса других барьеров.

Камеры слежения, едва ли с кулак величиной, зорко наблюдали через круглые линзы за коридором, куда выходили двери скромных комнат наемников. Слава богу, все двери были в данный момент заперты. Это не были подвижные камеры, которые методом ускоренной съемки обшаривали все помещение, но их количество делало проход по коридору практически полностью обозримым. Необходимо было определить и использовать так называемые мертвые зоны, но их, без сомнения, было меньше, чем камер. Сначала Давид использовал один такой угол: вместе с фон Метцем и Стеллой, тесно прижавшись друг к другу, они стояли на половине квадратного метра пола, облицованного белыми плитками.

– Все время оставайся около меня! – шепнул Давид, крепко слов руку девушки. – У них повсюду камеры.

– Слушаюсь, босс, – ответила Стелла, лукаво подмигнув и сделав задорную гримасу, которая, однако, не могла полностью скрыть ее нервозность.

Давид ее понимал. Ему и самому было не легче. Авантюристический дух преобразователя мира, с которым он начинал акцию, исчез в одну секунду, как только он переступил порог этого дома. Теперь им овладевало то, что определенно превосходило нервозность Стеллы, – страх. Не только – это в наименьшей степени – за свою собственную жизнь, но прежде всего за Стеллу, а также за фон Метца и мать.

Они его родители, даже если у каждого из них на свой специфический лад не хватает винтиков в голове. Давид восемнадцать лет тайно мечтал о том, чтобы их найти. Как ни велико было разочарование и как ни трагична реальность, он не хотел потерять их снова. Ни одного!

Его отец вытащил меч и приготовился к броску, но Давид удержал его за плечо.

– Мы только возьмем плащаницу, – сказал он тихо. Взгляд, которым он искал глаза Роберта, выражал в равной мере молящую просьбу, заклинающее предостережение и испуг. – Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. – При этом он имел в виду не Стеллу, но ему не хотелось вдаваться в детали.

Фон Метц бросил на него ответный взгляд лишь через полсекунды, после того как, соглашаясь, кивнул головой, и в его глазах отразилась честность, которую так ценил Давид и в которой в этот момент сильно нуждался, чтобы сделать один-единственный шаг дальше.

Лукреция была и остается его матерью. Он не переживет, если с ней случится беда…

Было бы неплохо, чтобы в виде исключения, не за дела, но – как в этом случае – за упущения, были ответственны наемники и рыцари ордена приоров. Так, араб, на котором лежит главная вина за недавние события, быстрым шагом и со смиренно опущенной головой исчез в бюро сестры, тогда как он, Арес, ждет в коридоре и прислушивается.