Паруса смерти - Михаил Попов

— Может быть, этот корабль будет недостоин нашего Воклена.

Слух о подготовке к великому походу пронесся по всем флибустьерским и корсарским бухтам Больших и Малых Антил, по всем буканьерским факториям и поселкам лесорубов. Большое дело, как огромный магнит, начало срывать людей с насиженных мест. Ибо все, кто вялил мясо, валил лес, возделывал бобы, ловил рыбу, прекрасно знали, что если повезет, то за полтора-два месяца в таком походе можно будет заработать столько же, сколько за сто лет добросовестной работы.

Помимо всего прочего, имело значение, под чьим началом отправляться в плавание. И когда выяснялось, что во главе предприятия был сам везунчик Олоннэ, это весьма подогревало настроение искателей удачи и приключений.

Одним словом, и у Олоннэ и у Шарпа был выбор. Всего решено было взять в поход тысячу двести человек, с этими силами — в том случае, если все они доберутся до места, — можно было захватить любой, сколь угодно укрепленный город. Тем более что на морях Мэйна было известно, что в рукопашном бою один корсар стоит троих испанских стрелков.

За неделю до отплытия эскадры состоялась свадьба капитана Шарпа и Женевьевы де Левассер. Торжество получилось сравнительно скромным. На церемонию были приглашены только несколько самых богатых плантаторов, пять или шесть чиновников с некрасивыми женами и долговязыми дочками. Присутствовал также доктор Эксквемелин, которому надлежало стать врачом эскадры во время похода.

В силу того что в этот момент на острове присутствовал господин де Бюсси, генерал-губернатор всех заморских территорий Французского королевства, никто из корсарских лидеров приглашения удостоен не был. Де Левассер готов был поддерживать с «береговым братством» деловые отношения, но не желал, чтобы у высокопоставленного столичного чиновника сложилось впечатление, что между губернатором Тортуги и корсарами существуют дружеские отношения.

Господин де Бюсси был наслышан о ловкости и финансовой нечистоплотности губернатора, но оказался настолько очарован блеском и теплотой приема, что решил всю свою строгость сберечь для других американских колоний короны.

Женевьева к моменту свадьбы немного ожила, так что процедура выглядела вполне пристойно.

Шарп был счастлив, что, как ни странно, часто случается с нелюбимыми мужьями.

Господин де Левассер, наблюдая за церемонией и за дочерью во время ее проведения, начал догадываться, что тут что-то не так, но понимал — ничего уже изменить нельзя.

Олоннэ в этот момент наблюдал за тем, как перетягивают такелаж на «Мести». Роже оторвал его от этого занятия:

— Письмо, капитан.

Продолжая отдавать необходимые команды матросам, Олоннэ вскрыл конверт. И прочел следующий текст:

«Я вас ненавижу!

И вы напрасно думаете, что все для вас позади. Ждите моего ответного удара. Вы даже представить себе не можете, откуда он последует».

Подписи не было, но Олоннэ конечно же понял, кто и почему написал сие.

— Что-нибудь важное, капитан? — позволил себе спросить Роже, увидев улыбку на губах Олоннэ.

— Нет. — Мелкие бумажные кусочки полетели за борт. — Собака, которая лает, не кусается.

О подготовке большой корсарской эскадры узнали, разумеется, и испанцы. Эскадра не иголка, ее не утаишь в мешке тортугской бухты.

Получив донесение падре Аттарезе, дон Антонио де Кавехенья задумался. Казалось бы, что тут думать, надо готовиться к отпору, предупреждать о надвигающейся опасности других губернаторов. Дон Антонио сделал это, но без особого азарта. Основную часть времени он размышлял над тем, что надвигающаяся опасность предоставляет большие возможности тому, кто подготовился к ее встрече.

Алькальд вместе с коррехидорами собрал всех плотников в той части Эспаньолы, что находилась в его подчинении, и велел немедленно приступить к ремонту двух четырнадцатипушечных бригов, что несколько месяцев рассыхались на песчаном пляже. Несколько сот человек — по большей части индейцев — по пятнадцать часов в сутки трудились на укреплениях внешнего форта. Всем способным носить оружие горожанам было приказано явиться в гарнизонные казармы, где им вручили оружие и объяснили, как себя вести на случай внезапного нападения корсаров. На Эспаньолу опустился мрак тяжелых предчувствий. Те, кому было что терять, срочно рыли тайники, куда упрятывали все ценное. Отцы семейств переправляли своих близких (особенно женского пола) в глубь острова.

Дон Антонио не препятствовал этим паническим приготовлениям и настроениям, хотя был почему-то уверен, что не Эспаньола является целью предстоящего корсарского налета. Не такой уж это лакомый кусочек. И полное отсутствие личных мотивов. Губернатор Эспаньолы понимал: несмотря на то что он относится к Олоннэ с острой ненавистью, тот наверняка не отвечает ему взаимностью. Убивший сына навряд ли горит желанием напакостить отцу.

В письме дону Ангеррану де ла Пенья он изложил эти свои соображения, впрочем при этом посоветовав толстяку позаботиться о подновлении оборонительных сооружений Кампече. Большая часть послания была посвящена описанию того, до какой степени дошло неудовольствие дона Антонио тем, что этот закоренелый и опасный негодяй Олоннэ до сих пор не болтается на виселице.

Честно сказать, дон Антонио не верил в то, что одышливый старикан когда-нибудь поймает француза. Такие возможности, как та, что у него была, не повторяются. Но губить дона Ангеррана он не считал выгодным. Чем больше на свете людей, чья жизнь и смерть находятся в твоих руках, тем ты сильнее.

Дон Ангерран, разумеется, не был посвящен во внутреннюю жизнь своего коварного начальника, поэтому считал, что постоянно находится на краю пропасти, и предпринимал все усилия для того, чтобы в эту пропасть не свалиться. Но, как часто случается, попытки спасти жизнь сильно вредят здоровью. К тому моменту, когда следовало начать подготовку к встрече свирепого и безжалостного врага, дон Ангерран де ла Пенья не мог подняться с кровати. Все командные функции были перепоручены алькальду города.

Дону Антонио нечего было ожидать помощи от де ла Пеньи. Жизнь толстяка, начальствующего в Кампече, принадлежала ему всецело, но уж больно плохо она держалась в теле. Помощь пришла с другой стороны, оттуда, откуда он уж никак не мог ее ожидать. Альфонсо Матурана в конце ежедневного доклада сказал, что есть у него для его высокопревосходительства еще одно сообщение, может быть не очень важное, но тем не менее он просит его выслушать.

Дон Антонио вяло кивнул.

Оказалось вот что: коррехидор по имени Васкес Лама (в его ведении находились сахарные плантации к северу от города) случайно обнаружил в доме одного из надсмотрщиков десятилетнюю девочку, она помогала на кухне. Из разговора выяснилось, что зовут ее Мария.