Красота красная - Аранца Портабалес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как насчет остальных?
– Посмотрим, узнаем ли мы завтра, что, черт возьми, творится с соседями. А между Сарой и Тео, возможно, был конфликт. Нет лучшего способа кого-то травмировать, чем убить ребенка. Ты что, новости не смотришь?
– Если ты и дальше будешь говорить со мной снисходительным тоном, я уйду, – фыркнула Ана.
– Принято. Ты же знаешь, что я собой представляю как начальник. Ты права, ты хорошо поработала над этим делом. На самом деле Гонсало недавно упомянул, что очень доволен твоей работой.
– Ты собираешься с ним поговорить? Сообщить, что мы намерены продолжать расследование?
– Не-а. Сегодня Гонсало дал мне понять, что собирается выступить в средствах массовой информации, сообщить, что дело закрыто, – солгал он. – Цель состоит в том, чтобы подозреваемые немного ослабили бдительность, пока я продолжу расследование самостоятельно.
– Мы. Мы продолжим.
– Мы, – согласился Санти, притягивая ее к себе.
– Как думаешь, Сара Сомоса предоставит тебе всю информацию, о которой ты просил?
– Завтра и узнаем.
Санти потянулся за поцелуем, и Ана ответила. Затем отстранилась от него и взяла со стола свою сумочку.
– Завтра мы работаем. Думаю, сегодня вечером мы оба устали и перенервничали. И ты прав, я очень хорошо знаю, какой ты начальник, но ты понятия не имеешь, какая я женщина за пределами полицейского участка. Я из тех, кому требуется время, чтобы переварить гнев. – Ана снова поцеловала его, не давая возможности возразить. – До завтра, босс.
Она направилась к выходу, завязывая волосы в хвост, и стремительно покинула квартиру. Санти даже не успел отреагировать.
Так и застыл, уставясь на закрывшуюся дверь и сгорая от желания выйти вслед за Аной. Однако он этого не сделал. Вместо этого отправился в спальню. Разделся и забрался в постель. Ему потребовалось еще два часа, чтобы заснуть.
Раскрашивать. Жить
Коннор припарковал авто рядом с машиной Фермина. Часы показывали три тридцать, и солнце заливало территорию «Родейры», ослепляя его. Только подойдя к дому, он обнаружил Лию в саду. Она стояла на ярком свету перед мольбертом и рисовала, не обращая внимания на происходящее вокруг. Коннор приближался медленно, не издавая ни звука, хотя и понимал, что даже если бы он это сделал, Лия не заметила бы его присутствия. Она сильно вспотела, и короткие черные волосы прилипли ко лбу. Она писала резкими и совсем не деликатными мазками, и Коннор задался вопросом, как такое маленькое тело вмещало столько энергии.
На картине был изображен огромный дуб. Только красной краской. На белом фоне холста Лия выписала обнаженное дерево. Только ствол и ветви, которые выглядели как совокупность вен, артерий и капилляров. Изображение дерева словно бы перетекало в изображение лимфатической системы. Внизу у красного ствола беспорядочно кружились листья, которые представляли собой не что иное, как капли крови.
Увидев это, Коннор ощутил сильное беспокойство.
– Привет, Лия!
– Коннор! Сегодня я тебя не ждала.
– Я ушел с работы, а студентка, у которой я веду диссертацию, отменила нашу встречу. Я подумал, после того что случилось с твоей тетей, ты, возможно, захочешь немного поговорить.
– Говорить. Какая-то навязчивая идея с этими разговорами. Инспектор Абад хочет, чтобы я говорила. Альба хочет, чтобы я говорила. Фермин проводит семинар по творческому письму, но тоже хочет, чтобы я говорила. Я не очень люблю болтать.
– Было бы проще, если бы все ограничивалось живописью?
– Иногда мне жаль тех, кто не умеет рисовать. Ты не представляешь, что чувствуешь, когда запечатлеваешь именно то, что видишь, и необязательно это является тем, что видят твои глаза. Человек не познает истинных чувств, пока не сможет раскрыть их в произведении искусства. Есть ли одиночество более безрадостное, чем то, которое демонстрирует Хоппер в «Ночных ястребах»? Когда впервые увидела эту картину в Чикаго, я провела перед холстом два часа, ощущая гнетущую тяжесть одиночества этих людей. То же самое происходит со мной, когда вижу его сценки в отеле. Разве ты не отдал бы полжизни за способность улавливать человеческие эмоции и воплощать их таким образом для потомков?
– Я бы отдал полжизни, чтобы почувствовать ту страсть, которую испытываешь ты. Так что ответь мне на один вопрос, – попросил Коннор.
– На какой?
– Что заставило тебя сдаться, опустить руки, отказаться от этой страсти? Если ты хочешь рисовать, ты хочешь жить.
Выражение лица Лии стало жестким.
– Это несправедливо.
Коннор знал, что зашел слишком далеко. Не стоило так на нее давить.
– Ты права. Можешь объяснить мне эту картину?
– Картины похожи на анекдоты: если они нуждаются в объяснении, значит, они нехороши, – с улыбкой отозвалась она.
– Я просто хочу знать, правильно ли интерпретирую.
– Нет правильного толкования. Искусство – это просто совокупность индивидуальных восприятий. То, что каждый человек испытывает при созерцании скульптуры, картины или фотографии, имеет право на существование.
– Ну, я понимаю, что ты используешь кровь как элемент жизни. Полагаю, ты визуализируешь внутреннюю жизнь дерева и представляешь всю его жизненную силу через кровь. И не нужно быть психиатром, чтобы понять, почему ты это делаешь.
– Нет, необязательно быть доктором Коннором Бреннаном.
– Ну как ты здесь?
– Полагаю, все в порядке. Альба – само очарование. Фермин часами пытается заставить нас записать все наши разочарования. Я уже написала три ужасающих рассказа. Ты знал, что он филолог? Правда в том, что кто-то нашел здесь свое призвание. Иван замечательно пишет. А еще здесь какая-то мания, связанная с терапевтической силой спорта. Йога. Это почти как курорт для снобов. Наверное, все это для того, чтобы присматривать за мной – не дать мне выброситься из окна, как сделала тетя. Должны быть более простые способы добиться этого. И значительно дешевле.
– Я слышу, в тебе пробуждается чувство юмора?
Лия рассмеялась. Она была прекрасна, когда смеялась. Коннор подумал, что хотел бы встретить ее в кинотеатре или на террасе на Красной площади. Пригласить ее на кофе. Не быть ее психиатром. Чтобы Лия не была женщиной, способной перерезать себе вены.
– О чем задумался? – поинтересовалась она.
– Я просто подумал, что ты очень красивая женщина. Что я хотел бы встретиться с тобой за пределами клиники.
– Ты флиртуешь со мной, Коннор?
– Конечно нет. Я твой психиатр. Просто ты очень красивая женщина, очень талантливая, и ты только что
