Право на выбор (СИ) - Рут Джулия

Он становится серьезным мгновенно, вся его напускная бравада стекает с лица потоком воды.

— Не отвертишься. Ты пообещала.

— Само собой.

— Ладно. Тогда спрашивай.

Спрашивать, да?.. а что я вообще… хочу о нем знать?..

Вопрос рождается из чистоты разума — неожиданный даже для меня самой.

— Тогда на поединке… ты правда собирался убить Мара?

Он молчит довольно долго, и у меня есть время подумать — а что, собственно, я буду делать с его ответом, каким бы он ни был? Наконец Раш медленно говорит:

— Я спускался туда… с мыслями о смерти. О своей смерти. Я шел и думал… что умереть от руки лучшего друга… не худшая смерть. А потом… когда дрался… когда он ранил меня… стало страшно. Я не хочу умирать. И тогда не хотел… и сейчас не хочу. Я не собирался его убивать… но я бы наверное смог. К счастью, не пришлось.

Ох.

— Ты сказал… что он твой лучший друг… но сейчас… отношения между вами нельзя назвать дружескими.

— Да что ты говоришь, — ухмыляется он грустно. — С чего бы это?

— Я знаю, это моя вина… и мне жаль, что я стала между вами… я правда… не хотела, чтобы так все обернулось...

Раш тянется рукой — и уворачиваться кажется неправильнее, чем позволить ему коснуться пряди волос, пропустить её между пальцев… маленькое нечто внутри меня вопит истошно, вопит что-то гадкое и дурное… но слушать его я буду потом.

— Это все действительно просто шерхова… кхм… но даже если бы я знал, чем все обернется… все равно бы зашел сюда.

— Ты не жалел об этом? Ни разу?

— Первое время жалел, и очень сильно. Почти ненавидел — и тебя, и его… насколько я вообще могу тебя ненавидеть. А потом…

— Потом?

— Потом понял, что… что все будет бессмысленным, если я буду просто поганить всем жизнь. Ну и кое-кто жирно так намекнул, что будет, если я не прекращу…

— Мар тебе что-то сказал?

— А при чем тут он?

— Ну… после того раза… он тебе что-то говорил?

— Нет, — не врет, выглядит удивленным. — Он мне морду начистил знатно, но… дело не в нем. Стал бы я ради него так стараться…

— То есть, — внутри пузырится, шипит и лопается догадка, — ты все это… только из-за меня? Из-за того, что я… сказала?

— И сделала.

— Тебя так впечатлило показательное самоповреждение? — нет, ну в самом деле, ну не могло же…

— Да, впечатлило! — рявкает он внезапно мне в лицо. — Как можно саму себя вот так брать и резать?! Ты нормальная вообще?!

— Извини…

— Где твой инстинкт самосохранения? Или у твоего вида он отсутствует?!

— Прости, я правда…

— Ааа, шерхи меня растереби… Нет, серьезно, как? Как можно осознанно ранить самого себя?

А вот это уже — тонкий лед.

— Это… не так уж и сложно. Если представить, что рука не твоя…

— Даже слышать не хочу. Хватит. Просто пообещай, что никогда больше не будешь так делать. Если увижу или узнаю, а я узнаю, будь уверена, я тебя…

— Что? — нет, мне правда интересно, что он сделает, он и сам скорее всего не знает, вон как разошелся…

— Я тебя в госпиталь военный сдам. Там вечно медсестер не хватает. Может, ценность жизни усвоишь.

Ценность жизни, да?

Наверное, что-то такое у меня на лице… он вдруг затихает, смотрит внимательно… а потом спрашивает совершенно другим голосом:

— Что с тобой случилось?.. Это ведь… неправильно. Так не должно быть у живого существа.

Сказать или…

— Честность за честность. Ты обещала.

И уже жалею об этом.

Но отступать некуда. Голос звучит как будто чужим — как будто я сама слушаю, а не говорю.

— Я… заболела. Там, на Земле… Сразу не поняла даже… я… начала видеть… и слышать… странные вещи… которых никто другой не видел и не слышал. Я стала делать странные вещи… иногда страшные, чудовищные… а когда наконец добралась до врача, оказалось, что у меня какие-то изменения вот тут, — прикосновение к виску, — и это нельзя вылечить. Можно только сдерживать проявления. И когда казалось, что мир разваливается… боль помогала мне отличить реальное от нереального. Так что ты прав, это… неправильно. Это ненормально, и я сама это знаю. Когда меня забрали на станцию, то это искажение вроде бы вылечили… я больше не вижу и не слышу всякое… так что не волнуйся об этом, я никому не наврежу или… не сделаю ничего странного. Но для меня нет никакой сложности в том, чтобы причинить себе боль сознательно, я не боюсь крови, не боюсь боли… такой во всяком случае не боюсь…

Потому что есть кое-что пострашнее боли…

— Эй…

Например, очнуться на улице и не помнить, как здесь оказалась… не помнить, что делала последние несколько часов и даже — дней… смотреть в лица людей и не отличать их друг от друга…

— А? Извини… задумалась…

Раш молчит, слегка хмурится… потом с непривычной осторожностью спрашивает:

— А твоя семья?

Ааа… черт… так и знала, что спросит…

— Мы… не близки… Мама… родила меня очень рано от человека, которого не любила. С отчимом и сестрой никогда особо не ладилось… а когда заболела, то и подавно… Сестру я могу понять — она просто боялась за своего ребенка, боялась, что я могу… что-то ему сделать… А мама…

Искаженное лицо — как гипсовая маска.

-Не надо было тебя рожать! Чудовище!

— В общем, не думаю, что меня ищут там… на Земле… скорее всего похоронили, перекрестились и стараются забыть, как страшный сон…

Я замолкаю — чувство пустоты там, где жило горькое, плотное, темное, кажется странным и даже пугающим. Я так давно никому не говорила… да я никому по сути не говорила… не знала, как вообще такие вещи рассказывать… и надо ли? Может, не стоило?.. если он сейчас начнет утешать… или жалеть…

Раш потирает подбородок, внимательно смотрит, а потом спокойно говорит:

— Короче, семья на тебя положила… длинный и ржавый?

Я хлопаю глазами как кукла. Что? Что он только что...

— Ну… выходит, что так.

— Ну и к шерху в задницу такую семью.

— Ээээм…

— Тем более, что по итогу ты всех нагнула.

— ...в смысле?

— В прямом. Ты вырвалась из серого и загазованного мирка и вылечилась, выжила после столкновения с шерхами, попала на одну из передовых планет Объединения. Дома ты была пустым местом — а здесь живое подобие богини, драгоценная Шер-аланах сразу двоих туров. Твой брачный союз зарегистрировал представитель правящего дома, а местному языку учит принцесса Уйрима, любимая дочь старого правителя. Так что ты всех поимела, ты, которую ни во что не ставили и бросили одну сражаться с ужасной болезнью.

— Подожди-подожди… что?.. какая принцесса? Какой правящий род? Ты о чем вообще?

— О том, — Раш наклоняется и легонько щелкает меня по лбу, — что ты победила. Обошла всех, кто тебя бросил, всех, кто пренебрег тобой. Они конечно не узнают об этом, но знаешь об этом ты.

— Я же ничего для этого не сделала... в этом нет моей заслуги...

— Как и вины в твоей болезни. Понимаешь, что я хочу сказать, бестолочь?

Беспокойная легкость внутри растекается, расползается по телу… прячется по углам… на ее месте появляется что-то новое… чувство, давно уже забытое… и навсегда казалось бы утерянное…

— Капелька самоуважения никогда не повредит, верно?

4-9

Наутро, после короткого и беспокойного сна, мы выбираемся из дома — почти силой, потому что дверной замок заклинило, и его пришлось практически выбивать. Снаружи — аховый ужас: всюду камни, обломки древесных стволов и ветвей, месиво из стекла и земли. Один из защитных экранов снесло, второй покосился, и Раш одним движением сорвал его в конец. Режущий звук разнесся в тишине, такой же чудовищной, как и пейзаж.

— Попробуем добраться до центра, там наверняка уже медики и спасатели. Может, даже наладили связь кроме аварийной.

Я киваю заторможенно, с трудом представляя, как пробраться через эти завалы и сохранить в целости лодыжки.