Опасное хобби - Фридрих Незнанский

Дернулся было тут же Малахов к телефону: мол, надо выяснить, на месте ли Гурам Ильич, а то как бы зря не пришлось… прокатиться… да и в чужой дом, когда нет хозяина, как-то… обыск в отсутствие Ованесова…

Но Никита, перехватив его движение, твердо и решительно положил свою жесткую ладонь на аппарат

— Нет нужды, — сказал, незаметно для майора подмигнув Турецкому. — Читал, Малахов, что писал Петр Великий в своем Морском уставе? «Порядки писаны, а времен и случае нет». Знаешь, о чем речь? То-то и оно, что знаешь. Ну что ж, тогда, значит, придется тебе с нами ехать: твоя ведь епархия, Малахов, так? А этот твой подопечный давно уже у меня вот тут сидит. — Никита ткнул себя указательным пальцем справа от пупка. — В печени, понял, Малахов?

Майор как-то непонятно сник, но сразу же стал суетливым, отчего его сходство с толстой бабой обозначилось еще больше.

— Да какой же он мой?.. Мы и знакомы-то…

— Знакомы, знакомы, и достаточно хорошо, — с усмешкой успокоил его Никита. — Как представитель местных органов. Мне многое о тебе давно известно, Малахов… Ну будет трепаться, время — деньги, уже пора ехать, двигай за нами.

Они вышли из кабинета, Малахов повернулся, чтобы запереть свою дверь, но вдруг, словно вспомнив о чем-то невероятно важном и экстренном, буквально ринулся обратно в свой кабинет, на ходу крикнув, что забыл… А что он забыл, про то не успел сказать, ибо дверь за ним со щелчком захлопнулась.

— Вот же стервец! — Емельяненко с насмешкой посмотрел майору вслед и обернулся к Турецкому. — Это он предупредить хочет. Все ведь время только о том и думал, на морде ж написано. Ну и черт с ним, все равно уже опоздал, наши, — он поглядел на часы, — обложили Гурама. А этот дурак даже не понимает, что сам себе петлю мылит. Ну пусть. Идем.

Малахов догнал их на крыльце. Он был красный, словно вареный рак, и ожесточенно вытирал круглое лицо мятым носовым платком далеко не первой свежести. Затем, спрятав платок в брючный карман, достал из кармана неглаженого своего кителя пистолет Макарова и предъявил его Емельяненко и Турецкому.

— Чуть было не забыл, а как же на такое дело без оружия… — заторопился, оправдывая свой побег обратно в кабинет, хотя никто по этому поводу еще не сказал ему ни слова. Однако чует кошка, чье мясо съела.

Турецкий отметил лишь мимолетный брезгливый взгляд Никиты.

В машине Малахов вел себя беспокойно, вертелся, распространяя вокруг себя неприятный запах сырости и затхлости. Ну будто ты залез в старый, заброшенный погреб. А чтобы хоть каким-то образом затушевать свое беспокойство и растерянность, стал живо интересоваться внутренней начинкой полицейского «форда», которого до сей поры ему, оказывается, и видеть не приводилось, не говоря о том, чтобы ехать в нем.

— А это чего? А это зачем?.. — И, выслушивая предельно краткие, а оттого не совсем понятные — речь ведь о сложнейшей технике! — ответы Никиты, майор не то с восхищением, не то с осуждением качал лысеющей, с зализанными потными волосами головой. — Ну надо же! Вот ведь придумают, сволота, капиталисты проклятые! Куда уж нам до них! — И все в таком же духе, обмахиваясь фуражкой со следами пота на тулье. Но глаза его при этом воровато перебегали с Турецкого на Емельяненко и обратно.

К шикарному, выстроенному из красного, модного нынче кирпича особняку, или, вернее, трехэтажному высокому коттеджу Ованесова, стоящему отдельно, почти у самой кромки берега неширокой реки, подъехали быстро. Дорога сюда была не просто хорошей, а отличной. Ничего, видать, не жалело родное государство для новых своих предпринимателей: ведь подобное шоссе по нынешним деньгам даже и не сотни миллионов стоит, кто ж зря свои личные деньги выбрасывать станет? Естественно, только государство. Бегущее по густому перелеску, это шоссе напоминало обычные, перекрытые гаишным «кирпичом» подъезды к дачам верных слуг народа— что в прежние времена, что сегодня. Сквозь редкие просветы в зарослях было видно, что вдалеке возводились подобные особняки — шикарное место было отведено областной и районной властями под индивидуальные застройки, чего ж не возводить-то? Опять же были бы деньги, большие, разумеется.

Эту редкую по своей глубине мысль неожиданно выложил Малахов — выложил уважительным голосом и с особым значением. Видимо, понятие «большие деньги» имело в его жизни самое главное значение. Но думал он при этом наверняка совсем о другом, что и выдавали его бегающие, растерянные глазки.

Перед последним поворотом, открывающим подъезд к особняку, стоял на обочине пустой «газон». Проезжая мимо, Малахов машинально обернулся и как-то воровато оглядел автомобиль. И снова едва заметно скользнула усмешка по губам Никиты.

Остановились перед глухими железными воротами, окрашенными недавно ядовито-зеленой краской, от которых в обе стороны уходил высокий забор из бетонных плит. Никита первым вышел из машины и осмотрелся. Деревья и густые заросли орешника вплотную подступали к забору.

Ничего не заметив, Емельяненко одобрительно кивнул: молодцы. На площадке остановились закрытый микроавтобус и «Жигули». Грязнов курил, небрежно стряхивая пепел в открытое окно. Турецкий подошел к нему и негромко спросил:

— А куда Ашота с Володькой девал?

— В микроавтобус пересадил, там надежней. Мало ли…

— Кто это? — немедленно поинтересовался Малахов, подозрительно уставившись на Грязнова.

— Сыщик, — коротко ответил Турецкий. — Со мной.

Малахов неопределенно кивнул и тут же поинтересовался:

— А где же ваша бригада?

— В микроавтобусе, — ответил за Сашу Никита. — Ждет указаний. Кликнем, когда нужны будут. Ну, пошли к воротам сей крепости. Как нам всем все тот же государь указывал? Зря не интересуешься, Малахов, мудрый был царь-батюшка. А велел он так: «Во всех делах упреждать и всячески искать неприятеля опровергнуть». Усек, Малахов? — И на его молчаливый, непонимающий кивок предложил: — Ты тут официальная власть, тебе и звонить. Знаешь, поди, где кнопка? Вон же, на столбе!

Турецкий теперь уже и сам усмехнулся, наблюдая за Никитой, и вспомнил: кто-то, может даже и Грязнов, говорил, что Емельяненко пришел в РУОП из морского спецназа. То ли сам уволился из рядов, то ли с новым начальством не сошелся, а непокорных у нас не жалуют, но факт бесспорный — мужики там крутые и никаких церемоний не понимают и не уважают. Словом, то, что сегодня надо.

На несколько продолжительных звонков не последовало никакой реакции, и это в какой-то степени успокоило нервничавшего Малахова: а ну как действительно нет хозяина дома, поскольку, кто взял трубку, выяснять там, в милиции, было некогда. Но вдруг медленно и со скрежетом отворилась калитка.

Когда позже беззвучно отъехали в сторону ворота, Турецкий понял, что калиткой этой, похоже, пользовались очень редко. В обширный асфальтированный двор въезжали только на машинах, которых за этим забором, кстати, стояло несколько. И все — иномарки, в основном германского происхождения — «мерседесы» и «БМВ».

Увидев Малахова, охранник, одетый, несмотря на жаркий день, в джинсы и кожаную куртку с многочисленными «молниями», чернявый и заросший до глаз, оглядел остальных и отступил в сторону, разрешая пройти. Возле одного из «мерседесов» возились трое таких же черноволосых и курчавых, что-то укладывая в багажник. Захлопнули его и выжидающе уставились на пришедших.

— Гурам Ильич дома? — вежливо осведомился Малахов, напряженно глядя на сторожа и как бы подсказывая ответ.

Тот неопределенно пожал плечами и показал рукой на особняк, из которого вела во двор шикарная парадная лестница с мраморными вазонами по бокам, откуда тянулись к солнцу купы ярко-желтых цветов.

— Позови, — приказал Емельяненко, но сторож оставил его обращение без внимания, продолжая прищуренными глазами смотреть на начальника милиции.

— В дом пройдем? — предложил Малахов, быстро оглядывая двор и замерших у «мерседеса» парней.

— Нет, сюда пусть выйдет! — еще резче приказал Емельяненко и продолжил, повернувшись к машинам во дворе: — Чей транспорт?

Сторож снова игнорировал вопрос неизвестного ему человека в камуфляжной форме.

Тогда Емельяненко сделал шаг по направлению к машинам, но трое парней решительно встали на его дороге, сунув правые руки под куртки, а через мгновенье к ним присоединился и сторож.

— Та-ак… — протянул Емельяненко. — Ну что ж, минута туда-сюда ничего не решает — Он снова повел подбородком в сторону сторожа: — Я, кажется, приказал позвать хозяина дома! Ты разве не слышал?

Тот молчал, будто ни слова не понимал по-русски Между тем вся четверка этих джинсово-кожаных парней сделала шаг по направлению к пришедшим — вроде и незаметный такой, но явно угрожающий: еще бы, их же больше, четверо против троих, один из которых — Малахов — как бы тоже свой.