Постоянство хищника - Максим Шаттам

Она вычеркнула последнюю строчку и, обессиленная, опустилась в кресло. Зато старший сержант готов был пахать дальше, неутомимый, как робот.

– Вы не устали? – спросила Людивина.

Он поджал губы, не зная, что ответить.

– Лично я не держусь на ногах, – призналась она. – Вас девушка не ждет?

– Не имею такого пристрастия.

– Или парень, прошу прощения.

– Нет-нет. Меня ждет только работа.

– Можно ведь и совмещать.

– Ох, не знаю. Меня же все время переводят, нужно подыскать кого-то, кто сможет переезжать со мной, понимать, что это за работа. Но главное, чтобы человек был хороший. Не так-то это просто.

Людивина кивнула на Торранс:

– Делайте, как шеф, ищите среди своих.

Бардан смущенно улыбнулся, показав мелкие, сверкающие белизной зубы. Он не умел обсуждать такие темы.

Людивина хлопнула ладонями по коленям в знак того, что сдается. В голове все перепуталось. Надо поспать, чтобы восстановить силы.

Прохладный воздух Верхнего Рейна слегка освежил ее по пути к палаткам. Она проверила телефон. За вечер они с Марком обменялись несколькими посланиями. Разлука начинала досаждать. Завтра уже неделя. Из уважения к Хлое она не хотела жаловаться, но в конце концов все-таки позволила себе выплеснуть чувства. Она имела на это полное право. Ее эмоции никак не мешали делать все возможное, чтобы спасти несчастную…

Людивина знала, что рискует разбудить Марка, но все же послала ему стикер. Сердечко с бантиком. Просто поделиться чувствами.

Телефон завибрировал, когда она откинула полог палатки.

Он ответил гифкой. Большой дружелюбный пиксаровский монстр Салли, обнимающий маленькую девочку своими мохнатыми лапами.

Что было дальше, Людивина не запомнила. Она рухнула на койку и мгновенно уснула.

33

Выпив кофе в штабе, Людивина слушала, как Гильем подводит итог своей утренней работы.

– Из-за падения экономики и деиндустриализации восьмидесятые и девяностые стали кошмаром для Эльзаса и Лотарингии. Десятки тысяч людей потеряли работу. Семьи в поисках места разъехались по всей стране, кто-то остался, рискуя постепенно обнищать. То есть большая часть работяг шахты «Фулхайм» переехали. Отследить, куда именно, – адова задачка.

– Понимаю, но ничего другого не остается. Мне нужны те, кто хотя бы временно переехал ближе к Бордо.

С самого начала они с Торранс расставили приоритеты. На вершине стопки лежали тяжкие преступления. Первыми шли люди, которые в целом укладывались в профиль.

«Скорее всего, холост», – дописала Людивина на листе, прикрепленном к стене. Они никогда не обсуждали с Торранс, может ли у Харона быть семья. Для отвода глаз – вполне. Но Людивина напомнила, что он охотник. Вся его жизнь посвящена выслеживанию цели. Семья помешала бы, уж точно не помогла бы, а то и стала бы источником постоянной опасности. Разве что он внушил им свою идею… Но в это трудно поверить: за сорок лет совместной жизни можно рассориться, выдать тайну… Слишком рискованно для такого осторожного человека. До крайности осторожного.

В одиночку он был намного эффективнее и думал только о своей навязчивой идее.

Значит, он холост.

Людивина решилась принять эту гипотезу. ДПН работает только в условном наклонении, используя осторожные формулировки, иногда рискуя репутацией. Суть их деятельности – анализ, интерпретация, осмысление, прогноз. Процесс по определению сложный, полный случайностей, с высокой погрешностью. Людивина оценила метод Торранс: отбросить сомнения и взять на себя ответственность за выбор направления. Люси на это шла. Без колебаний возвращалась, меняла мнение в свете новых фактов. Старалась быть полезной, а не отсиживаться в стороне. ДПН должен выдвигать гипотезы, даже рискуя ошибиться.

Людивина сосредоточилась на главном – на профиле подозреваемого.

Для начала нужно выбрать холостяков от пятидесяти пяти до шестидесяти пяти лет, которые работали здесь, были судимы по тяжелым статьям, сидели с 1994 года по нынешнее время, в идеале жили в Аквитании или переехали туда. Прежде всего белые. Остальные критерии уточнять постепенно. Да, воронка узкая. Но выбора нет, если они хотят двигаться быстрее. Прошла неделя с момента похищения Хлои Меньян. Уже неделя, подумала Людивина.

Собирать информацию и вытаскивать имена из бесконечных баз данных было утомительно. Несмотря на строгие критерии отбора, их оставалось еще много. Час за часом Людивина, Гильем, Торранс, Бардан и даже Рьес медленно продвигались вперед. Единой базы данных по стране не существовало – ее запретила Национальная комиссия по информатике и свободам, чтобы защитить личные свободы граждан и гарантировать соблюдение конфиденциальности.

Вся информация, которую удалось собрать жандармам, была разбросана по тридцати базам. Пришлось просматривать их одну за другой. Главное – не запутаться в дебрях бесконечных аббревиатур. Каждый раз нужно было ввести фамилию, прочитать данные, обобщить, добавить в список. Чтобы избежать лишней работы, следователи начинали с базы судимостей. Если человек совершил правонарушение, он окажется там. Такой подход заметно сокращал список.

Судебная археология заняла весь день. Старший сержант Бардан, который два часа просидел за компьютером, периодически выходя наружу с мобильником, подошел к Людивине и посмотрел на нее сквозь очки с безупречно чистыми линзами – он протирал их каждые четверть часа. Молодая женщина уже какое-то время работала стоя, сидеть она больше не могла: по ногам бежали мурашки, все тело ныло.

– Есть один, который должен вас заинтересовать, – сказал Бардан и положил перед ней листок с именем и фамилией: Антони Симановски. – Ему шестьдесят. Работал здесь с 1972-го по 1974-й. Числится в базе сексуальных преступников за два изнасилования.

Людивина взяла листок.

– Хорошо, добавим его к остальным.

– Это не все, – продолжил Бардан, крутя в руке оправу. – Он вышел из тюрьмы всего полгода назад и подал заявление с просьбой удалить его имя из наших файлов под тем предлогом, что это помешает ему найти работу в охране.

– Надо же, какой хитрец.

– И не дурак. Нанял адвоката, чтобы тот помог ему улизнуть от нас. Мы едва его не упустили. Да, и еще – с Рождества работает неполный день.

– Интересно. Кладите его поверх моей стопки.

Бардан посмотрел на нее и сделал контрольный выстрел:

– Первые пятнадцать лет он прожил в Арденнах, в Ам-сюр-Мез, в двух километрах от шахты «Жиструа».

Теперь Людивина села, чтобы рассмотреть фотографию, распечатанную Барданом. Фото на удостоверении личности, другого не нашлось. Квадратное лицо, помеченное тюрьмой, впалые щеки, высокий лоб, короткие седые волосы, орлиный нос, поджатый, почти безгубый рот. Гладко выбрит. Вид строгий. Аккуратный.

А взгляд мрачный. Пустой.

У Людивины внезапно вспотели руки.

– На чем он ездит? – спросила она.

– «Дастер» на его имя не зарегистрирован.

Вот черт. Хотя это не значит, что у него такой машины нет. Она может быть у кого-то из