Крылья рока - Роберт Асприн

Харран ничего не ответил. Все шло наперекосяк.

— Сначала мы отправимся к вычурному храму Саванкалы, — сказала Сивени, — поговорим с Богом-Отцом. Храм более грандиозный, чем у моего отца!.. — она негодовала, правда, с оттенком удовлетворения, словно с нетерпением ожидала предстоящую схватку. — Потом заскочим к Вашанке и прибьем божьего сына.

А после настанет очередь этой Бей, что у всех на устах. Два пантеона за одну ночь — это избавит нас от множества хлопот. Пошли, Харран! Время дорого — мы должны второй раз открыть Дорогу до рассвета.

Вихрем пронесясь по голому залу храма, Сивени ткнула копьем в массивные двери.

Те рухнули на ступени с таким грохотом, что, наверное, разбудили весь Санктуарий, хотя сомнительно было, что у кого-нибудь хватит мужества выглянуть за дверь посмотреть, что случилось. Они спустились по лестнице и двинулись по Дороге Храмов: впереди бессмертная богиня, с любопытством озираясь вокруг, позади — однорукий мужчина, все больше и больше страдающий от обманутых ожиданий. Нет сомнений — Сивени была той что и раньше, и даже более того. Вот это-то «больше» и беспокоило его. В былые годы мудрость Сивени уравновешивалась состраданием. Где оно сейчас? Не ошибся ли он в чем-то с заклинанием? Да, Сивени была богиня властная, решительная, действующая без промедления, если видела в этом необходимость. Но почему-то действий такого рода он не ожидал…

Харран поежился. С ним тоже было что-то неладно. Он видел сейчас гораздо лучше, чем должен бы в этот ночной час. И ощущал себя более чем готовым к любым испытаниям, ненормально для человека, копавшегося на погосте, сотворившего колдовство и потерявшего руку — и все за одну ночь. Это было не просто упомянутое Сивени побочное действие колдовства — это пробуждение его божественности. Такая мысль ввергла Харрана в уныние. Люди не должны быть богами. На то существуют сами боги…

Бросив украдкой взгляд на богиню, жрец обнаружил, что он теперь легче выносит ее присутствие. Сивени смотрела в сторону Лабиринта и Подветренной так, словно видела сквозь предметы.

— Это просто помойка, — констатировала она и, обернувшись к Харрану, с осуждением бросила на него взгляд.

— Настали трудные времена, — ответил тот, чувствуя, что оправдывается. — Война, нашествия…

— Мы все это скоро исправим, — сказала Сивени. — И начнем с чужеземцев.

Они остановились перед величественным храмом Саванкалы.

Сивени, сверкнув глазами, выпрямилась во весь свой рост (который каким-то образом одновременно составлял и три и пятьдесят кубитов) и крикнула голосом, способным помериться силой с раскатом грома:

— Саванкала, выходи!

Вызов эхом разнесся по всему городу. У Сивени сдвинулись брови, когда ответа не последовало.

— Выходи же, Саванкала! — снова крикнула она. — Или же я разнесу до основания эту кучу камней, раскрошу на мелкие кусочки твою статую и воткну свое копье в интересное место статуи твоей возлюбленной супруги!

Последовала долгая-долгая тишина, а затем мягкие раскаты грома, скорее задумчивого, чем угрожающего.

— Сивени, — донесся из храма могучий голоска может, только показалось, что оттуда), — чего ты хочешь?

— Две партии из трех будут за мной, Бог-Солнце, — торжествующе крикнула Сивени, словно уже победила в состязании. — И ты со своим выводком уберешься из города моего отца!

— Твоего отца? Да? Сивени, а где он сейчас, твой отец?

Харран неподвижно стоял, пытаясь понять, что происходит у него в душе. Он ненавидел ранканских богов и знал это наверняка. Мощь, разбуженная голосом Саванкалы, почему-то ужаснула его гораздо меньше резкого вызова Сивени. Странно. Как странно, что я могу слышать в голосе богини что-либо, помимо совершенства! Пять, десять минут назад она была сама красота, могущество, непревзойденность. А теперь…

— Мой отец?! — крикнула Сивени. — Оставь его в покое! Мне не нужно его позволения на то, чтобы метнуть молнию! Я сама могу справиться с тобой. И даже со всеми вами! Ибо Вашанка-Громовержец даже не имеет теперь воплощения. У тебя нет бога войны, отец ранкан. Я один за другим разрушу все ваши храмы, если ты не выйдешь и не встретишься со мной лицом к лицу и признаешь поражение, которое неизбежно ждет тебя!

Последовавшее молчание было долгим, но Харран уже ничего не замечал. Что случилось с моей госпожой? Она же всегда была другой — спокойной, а не задиристой. И для чего я вызвал ее, в конце концов? Воевать с Рэнке и Бейсибом? Ой ли? А может, для чего-то еще? Для Любви? Я…

Он не осмелился продолжить. Однако, если все сказанное ею правда, он сам постепенно становится богом. Эта мысль на мгновение наполнила Харрана безумным торжеством. Если он сумеет отговорить Сивени от этой глупости и вместе с ней во второй раз сотворит колдовство, это будет навечно. Одна мысль о вечности, Проведенной вместе с этой ослепительной красотой, этой дикой, смелой силой…

Воспоминание о тихом смехе и голосе Ишад, мягко издевающейся над человеком, не знающим своего сердца, вернуло Харрана на землю. Порыв, импульсивность — вот что привело его сюда этой ночью, как в свое время привело к пасынкам. Слепой порыв.

Хотя тело Харрана болью кричало от перевоплощения человека в бога, рассудок его начал осознавать происходящее более отчетливо. Сивени — норовистая, быстрая, как молния, смогла воспринять и его горечь более полно, чем другие боги. Здесь, в мире смертных, где время было всем, явно проступили жестокость и ярость богини. Здесь у нее не будет ни мудрости, ни любви к Харрану.

Но в ином месте…

Сивени — богиня-девственница. В ином месте тоже не получится.

— Выходи! — крик богини нарушил молчание Саванкалы. — Трусливый бог, выходи на поединок со мной, или я разнесу вдребезги твой храм и перебью всех ранкан в городе! Неужели тебе все равно и твои приверженцы ничего для тебя не значат?

— Я слышу твой вызов, — последовал ответ Саванкалы. — Неужели ты не понимаешь, что я не могу удовлетворить его?

Судьбой определено, что все конфликты между нами решаются смертными, а не богами. Ты что, совсем не боишься судьбы — Власти Многих Имен, парящей во тьме над обителью всех богов — Ранканских, Илсигских, Бейсибских? Ты бросаешь вызов этой власти?

— Да!

— Печально. Ты — богиня, считающаяся мудрой, и должна знать, что не можешь…

— Мудрая?! Куда привела меня эта мудрость!

— Да, — сухо заметил Саванкала, — это я вижу…

Харрана охватило жуткое спокойствие, прозрение, не ведающее страха. Он понял, что в ближайшее время ему придется пожертвовать этим прозрением. Но пока Саванкала и Сивени в точности походили на двух торговок, ругающихся на базаре, и жрец чувствовал, что Саванкала тянет время, чтобы он, Харран, сделал что-нибудь. Намек был достаточно прозрачен — «Конфликты между нами решаются смертными, а не богами…»