СМЕРШ в бою - Анатолий Терещенко

10-му полку совместно с Отдельной бригадой особого назначения ОМСДОНА была поставлена задача – защита центра Москвы и Кремля по линии Охотного ряда до Белорусского вокзала. Одна из моторизованных частей ОМСДОН участвовала в ликвидации прорвавшихся к мосту через Москву-реку близ Шереметьево немецких мотоциклистов и бронетранспортеров. Все они были уничтожены, попав в своеобразный огненный мешок.

Планировалось использование нелегалов-боевиков, входивших в состав нескольких подпольных групп, оставляемых в Москве в случае отступления и сдачи города. Их конкретные задачи нам не были известны, но мы догадывались, что это наши самые смелые воины, а по существу – смертники. Они должны были ликвидировать немецко-фашистских бонз. По всей вероятности, и Аня Камаева должна была стать такой смертницей. Эта работа была возложена на начальника Московского областного управления НКВД М. И. Журавлева.

Немец почти что праздновал победу.

Спустя годы выяснилось, что в ночь с 8 на 9 октября 1941 года в кругу своих сообщников Гитлер хвастался: «Великий час пробил: исход Восточного похода решен…» Москва будет скоро окружена и стерта с лица земли. Но суд истории безжалостен!

– Алексей Филимонович, вы участник, как теперь известно, исторического парада 7 ноября 1941 года. Как это было? Какая погода стояла? Был ли Сталин на Мавзолее Ленина? В последнее время в СМИ появились отдельные статьи, авторы которых пытались доказать его отсутствие, а показ его на трибуне мавзолея – монтажом. Даже Солженицын договорился до того, что назвал этот парад опереточным и заявлял, что Сталина в Москве якобы не было.

– Начну с конца. Глупости все это. Это не что иное, как попытка проходимцев и всяких нечистых на душу переписать нашу историю.

Парад принимал Буденный, с поздравительной речью выступил Сталин, которого я видел и слушал, стоя в одной из парадных коробок. Он сказал тогда, обращаясь от имени партии и народа к советским воинам, проникновенные слова, основной смысл которых помню до сих пор. По памяти точно не передам их дословно, а вот то, что есть в исторической литературе, – полностью подтверждаю:

«На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойны этой миссии!»

Именно так и сказал Сталин.

Надо отметить, что Москва уже на пятые сутки с начала войны была объявлена на военном положении. События развивались стремительно и, надо прямо сказать, не в нашу пользу. Нужно было показать миру и советским гражданам, что Москва стоит и выстоит. Необходимо было поднять планку патриотического духа, вдохнуть людям веру, что враг не войдет в столицу, что она, власть во главе со Сталиным, владеет обстановкой. Что касается погоды, то снегопад и сильный ветер в тот день мешали не только возможным бомбардировочным атакам противника с воздуха, но и церемонии прохода войск и военной техники. Снег падал то крупными мягкими снежинками, то вовсе переставал, чтобы через минут пять-десять снова швырнуть в лица не белые пушинки, а колючие небесные приветствия… Иногда порывы ветра чуть было не сбивали нас с ног.

Но вы посмотрите киношную хронику того патриотического действа и убедитесь в монолитности парадных коробок и синхронности шагов проходящих воинов мимо правительственной трибуны. Одна наша рота сразу после парада направилась на Волоколамское направление и почти вся полегла там. Возвратились в полк единицы – почерневшие от пороховой копоти, израненные, все в земле… Было много раненых моих боевых товарищей.

Помню, мы пели ротой песню, где были такие слова:

Мы выроем немцу могилуВ туманных полях под Москвой…

И вырыли ее – много немцев погибло на подступах к советской столице.

Я с остальными воинами по приказу командования убыл в Лефортово, на Красноказарменную улицу, дом № 4. В этом доме располагался штаб 10-го мотострелкового полка особого назначения. Мы прибыли в свои подразделения для выполнения специальных и, я бы сказал, специфических задач, которые выполнялись в Москве и в Подмосковье вплоть до середины 1944 года. В том числе по очистке столицы от «пятой колонны» и диверсантов. По существу, я «провоевал» в Москве, а потому, «… Москвою привык я гордиться» и горжусь до сих пор. Стыдно было только в 1993 году, но не за столицу, а за власть предержащих, за их преступление. Вот тогда было не по себе… Той бойней разве можно гордиться. Это был наш позор.

В 1944 году выезжал в составе полка для выполнения специального задания НКВД СССР в Румынию.

– А как вы попали из пулеметчика в военную контрразведку?

– В декабре 1944 года приказом командира полка я был переведен в распоряжение отдела контрразведки «Смерш» дивизии имени Ф. Э. Дзержинского на оперативную работу. А в начале апреля 1945 года, после непродолжительных занятий на курсах, меня откомандировали для работы в должности оперуполномоченного военной контрразведки «СМЕРШ» 98-го пограничного отряда Западного погранокруга в город Любомль Волынской области. По прибытии в часть в оперативное обслуживание принял маневренную группу и некоторые другие подразделения штаба погранотряда. Эта группа вела не только разведку, но и активно участвовала в боестолкновениях с бандитами разного пошиба: бандеровцами, оуновцами, уповцами, бульбашами, как только они себя и мы их не называли.

Так, в течение 1945–1946 годов постоянно выезжал вместе с маневренной группой для борьбы с бандитским подпольем ОУН – УПА на территориях Волынской, Ровенской и Львовской областей. Встречались страшные картины кровавых следов недобитых лесных братьев – бандеровцев. Злодеяния националистов были страшными: заваленные трупами колодцы, зарубленные семьи тех, кто был призван в Красную Армию, утопленные в водоемах колхозные активисты, задавленные и повешенные молодые девчата, кстати, украинской национальности, прибывшие из восточных областей на помощь землякам-украинцам, – учителя, библиотекарши, повара, медсестры, врачи, работницы почты, связистки и другие.

Охотились мы и за связниками ОУН И УПА. За лояльность к новой – советской власти бандеровцами вырезались или рубились топорами целые семьи ни в чем не повинных, как правило, незащищенных сельских граждан. В города бандеровцы боялись входить – знали, могут получить достойный отпор.

Кроме того, мы еще бандитов выкуривали, как тараканов из щелей, – всевозможных схронов и землянок, болот и лесов, нор и берлог, где они прятались от неминуемого возмездия. Иногда приходилось вступать в настоящие бои с неразоружившимися достаточно крупными отрядами оуновцев, в которых встречались даже немецкие военнослужащие. Правда, в последнее время исходя из указания Службы Безопасности ОУН они старались избавиться от «компрометирующего материала». Еще недавние украинские друзья гестаповцев и абверовцев теперь группами расстреливали немцев.

Война в этих местах шла и после войны вплоть до середины пятидесятых годов. Страдало местное мирное население, в основном сельское, терроризированное воинствующими националистами. Они крутили и крутили страшную мясорубку репрессий, хотя разум должен был им подсказать, что они ну никак не справятся с народом и его армией, вышедшими победителями в схватке с таким зверем, как фашистская Германия. Но они продолжали свое гнусное дело, – боялись ответственности за свои злодеяния, а потому были обречены пакостить. Пуля их ожидала и по суду, и в боестолкновении с чекистами.

– Какие правительственные награды, Алексей Филимонович, вы считаете самими дорогими? – задал я ему неожиданный вопрос.

– Самыми дорогими наградами я считаю те, которые получил как рядовой в военное лихолетье: за участие в оперативных мероприятиях в годы войны: орден «Отечественной войны 2-й степени» и медали «За оборону Москвы», «За боевые заслуги» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». Они для меня самые желанные, самые дорогие.

– А дальше как сложилась ваша судьба?

– В 1946 году я был переведен в Москву, где до июля 1952 года работал сотрудником 8-го отделения отдела контрразведки МВД СССР. С 1952 по 1956 год обслуживал военно-строительные батальоны, занятые на строительстве стартовых площадок для размещения зенитно-ракетных комплексов Московского округа ПВО, а с 1956 по 1975 год трудился в 1-м отделе З-го Управления КГБ СССР. Пришлось оперативно обслуживать ряд важных управлений Министерства обороны и Генерального штаба ВС СССР.

С марта 1975-го по март 1977 года состоял в действующем резерве органов КГБ. А потом настал естественный процесс – увольнение со службы. Кстати, этот понятный процесс я перенес спокойно. Надо было уступать дорогу молодым – это закономерность жизни. Наша зрелость закатывалась за горизонт, всходило солнце нового поколения сотрудников военной контрразведки…