Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы - Ярослав Галан

Петерсон.Я вас, дорогой мой, давно бы выгнал,— ваше счастье, что вы ничего не делаете.(Достает из третьего ящика пружинный прибор для гимнастики.)На ваше место мне могли бы прислать кого-нибудь похуже вас, а так по крайней мере вы хоть не мешаете мне, а ваше ничегонеделание дает мне гарантию, что вы не берете взяток.

НормаСмоет руки виски).Сэр...

Бентли.Майор совершенно прав, Норма! Боюсь только, что мое благородство найдет мало последователей. С появлением Трумэна в Белом доме процесс очиновничания Америки так прогрессирует, что недалек тот час, когда у нас, кажется, будет больше желающих брать взятки, чем желающих давать их. А тогда, пожалуй, наша страна очутится на пороге национальной катастрофы.

Петерсон(мрачно).Вы злоупотребляете свободой слова, Бентли. Ваше счастье, что дальше слов вы не идете! Бентли.Будьте откровенны: и ваше тоже, майор! Норма(нервно вытирает руки зеленым армейским поло­тенцем, которое подал ей Бентли).Я не узнаю тебя, Эдвин! И неужели вы, джентльмены, не могли найти более достойной темы для разговоров?

Петерсону, который подошел к окну с гимнастическим прибором и начал гимнастику с приседанием.

Ага! Не могу ли я попросить у вас небольшое интервью для газеты?

Петерсон.Интервью?

Норма кивнула головой.

Пожалуйста.

Норма достает из сумки блокнот, и, по мере того, как Петерсон говорит, она записывает. При этом Петерсон ни на минуту не прерывает своих гимнастических упражнений.

Органы американских оккупационных властей делали и делают всевозможные усилия для того, чтобы идеалы американской демократии и гуманности пустили глубокие корни в опустошен­ные гитлеризмом души немецкого населения.

Бентли отошел в глубь ниши, налил виски и выпил. Не выпуская бутылки из рук, он внимательно слушает слова Петерсона.

Сделано уже немало. Все немецкие демократические партии от христианских демократов до, кхе-кхе, коммунистов имеют полное и ничем не ограниченное право проповедовать свои истины при условии, что эти истины не противоречат политике оккупацион­ных властей. Одновременно опираясь на закон денацификации, мы проводим последовательную работу с остатками гитлеризма, и недалек тот час, когда перевоспитанная нами Германия будет способна занять надлежащее место в семье великих демократий Запада...

Бентли выпивает еще виски.

Норма.Простите, сэр! Вы... никогда не работали в газете?

Петерсон.Всю жизнь только в полиции. А что?

Норма.А то, что вы говорите как-то очень по-газетному.

Петерсон.Достаточно прочесть несколько номеров наших газет, чтоб знать на память, как и что надо для них го­ворить. Что вас интересует, мисс?

Норма.Будьте любезны, скажите мне что-нибудь о пере­мещенных лицах.

Бентли поставил бутылку на пол. Петерсон повернулся грудью к окну и дышит полными легкими.

Петерсон.Наши власти окружили самаритянской заботой несчастных перемещенных, преобладающее большинство которых не желает возвращаться домой, принимая во внимание политические условия, которые сложились на их родине. Желая обеспечить этим людям спокойное, счастливое будущее, наши верховные органы добились того, что сегодня перед ди-пи, то есть перемещенными, широко открыты ворота стран, где чувствуется недостаток рабочих рук...

Норма.Простите, сэр, действительно ли Ди-пи не хотят вернуться на родину?

Бентли(иронически).Тебе уже сказали, Норма...

Петерсон(энергичным движением закрывает окно). А вы сомневаетесь?

Норма.Откровенно говоря, да.

Петерсон(возвращаясь на свое место, прячет гимна­стический прибор в ящик).Не советую, не советую, если хотите, чтоб ваши корреспонденции печатались.

Норма.О! Это звучит, как угроза.

- Петерсон.Нет, мисс. Только как дружеское предо­стережение.(Берет папку с бумагами.)

Норма.Благодарю, а не считаете ли вы, сэр, что наша политика по отношению к перемещенным лицам слегка напоминает торговлю рабами?

Бентли.Ты переоцениваешь компетенцию майора, Норма.

Петерсон(посмотрев исподлобья на Норму). А также и свою собственную, мисс.

Норм а. Пока я еще не знаю, где начинается наша с вами компетенция с бюрократической точки зрения. Я знаю только одно: где начинается компетенция всякого порядочного человека. И потому я интересуюсь и буду интересоваться всем, что может бросить тень на честное имя моей страны.

Бентли.О, узнаю мою Норму!

Петерсон(Бентли с убийственным сарказмом). А через неделю-другую вы, пожалуй, не узнаете ее, или сделаете вид, что не узнаете...

Бентли.Я поражен, майор, вашим даром провидения. Петерсон.Что ж! Поживем — увидим...

Сквозь полуоткрытые двери Том движением головы дает знать, что кто-то пришел.

(Смотрит на часы).Он может войти.

Голова Тома исчезает.

Бентли(снимает со стены куртку).Разрешите, майор, ина этот раз не мешать вам? Я хочу проводить мисс Фанси в отель.

Петерсон.Только поскорей возвращайтесь! Об­стоятельства сложились так, что даже вы сможете быть полезны

Бентли(одеваясь).Я преисполнен гордости, майор.

Входит Цупович. Он расшаркивается перед каждым из присут­ствующих.

Цупович.Добрый день, леди! Добрый день, джентль­мены!

Норма(Бентли).Кажется, я его уже видела. Бентли.Это главарь племени команчей, торгующий скальпами своих одноплеменников. Майор Петерсон — его глав­ный клиент.

Норма(натягивает перчатки). Аты? Бентли.Я — Пилат, умывающий руки... огненной влагой. Оставляю вас наедине. Желаю успеха, джентльмены!

Бентли и Норма уходят. Цупович фамильярным жестом головы спраши­вает, указывая на Норму, кто такая.

Петерсон.Вас это не должно касаться: она — амери­канка. Лучше возьмите себе стул!

Цупович садится.

Как вы могли допустить до этого?

Цупович(разводит руками, отчего его шляпа сползает с колен, и он то и дело подхватывает ее).Рука Москвы, сэр!

Петерсон.Расскажите это своей бабушке. С тех пор, как у вас началась бразильская лихорадка, вас словно подменили. Сколько ж вам платят за голову?

Цупович.Я никогда не забываю своих обязанностей, сэр. (Достает из кармана футлярчик, завернутый в папиросную бумагу, и кладет перед Петерсоном, который вынимает из него большое жемчужное ожерелье).Три тысячи двести пятьдесят швейцарских франков!

Петерсон.Вы с ума сошли, Цупович!

Цупович.Последняя цена, сэр!

Петерсон.Они чешские или венецианские? Скажите откровенно!

Цупович.Настоящие жемчуга,— точнее говоря, «Маргаритес». Фамильные драгоценности гольштейнских герцогов фон Аугустенбург, классический удельный вес две целых шесть десятых.

Петерсон.Это мы еще посмотрим, но не забудьте, мой милый, что они уже потускнели.

Цупович.Ну, что ж! Герцогини также потеют, сэр. Зато это пот аристократический, исторический, хе-хе!..

Петерсон(сдвинув брови).Бросьте ваши кривляния, вы, «европеец»!.. Лучше скажите, как это могло случиться; что Макарову и его друзьям удалось за вашей спиной организовать настоящий заговор?(Гневно.)Где были вы, где был Кучеров, где был, наконец, Белин? Вы -знаете, что это угрожает нам международным скандалом?! Москва — это вам не Франция и даже не Англия; как это ни печально, но с ней даже нам при­ходится считаться. Мы заявили официально председателю красной миссии, что желающих вернуться в Россию в нашем лагере нет! И запомните: не должно и не может быть!