Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века - Соколов Борис Вадимович

Исповедь либерала

Давно известно, что история — наука неточная и постоянно подверженная политической и идеологической конъюнктуре. Неслучайно до сих пор популярен афоризм об истории как о политике, опрокинутой в прошлое. И для современности многие исторические схемы оказываются вполне применимы.

М. Панин, с которым мы вступили в полемику по поводу потопления «Густлова», в своей завершающей статье, озаглавленной «О двух подходах к военной истории», еще раз подтверждает это. Он утверждает: «Суть наших разногласий фактически сводится к двум разным подходам к оценке событий Второй мировой войны, которые условно можно назвать «патриотическим» (не путать с «ура-патриотическим») и «либеральным». И, наверное, сторонники этих подходов никогда не признают полной правоты другой стороны» (http://www.peacekeeper.ru/ru/index. php?mid=5937). Насчет двух подходов можно согласиться. Только не очень понятно, в чем разница между «патриотическим» и «ура-патриотическим» направлением. И, кроме того, различия либерального и патриотического направлений проявляются не только во взглядах на военную историю (излюбленное прибежище патриотов), но и на историю вообще, а также на современную политическую ситуацию в России. Я не буду полемизировать по поводу приводимых в статье Панина конкретных примеров из истории Второй мировой войны. Хотелось бы поговорить о вещах более глобальных. Мой оппонент, как кажется, убежден, что каждое из направлений в историографии вправе отбирать те факты, которые ему подходят, и игнорировать те, которые не укладываются в принятые концепции. Так обычно и поступают сторонники патриотического направления. Они пишут о победах, забывая о цене, уплаченной за эти победы, и ретушируют поражения. А если и говорят о цене, то списывают ее непомерную величину исключительно на наших противников. Главный тезис патриотов — раз наша армия победила (московская в 1380 году, русская в 1612 и 1812 году, Красная в 1945 году и т. д.), значит, жертвы были оправданны, а развитие общества, которое обеспечило победу, в целом шло в правильном направлении. В рамках же либерального подхода оказывается вполне возможным совместить все факты, без каких-либо натяжек, подтасовок или фигур умолчания, поскольку либеральные историки обладают значительно большей свободой от заданных схем. М. Панин задает вопрос: «Непонятно также, почему для установления «исторической истины» надо непременно выставлять собственную страну и ее армию в самом черном и неприглядном виде, оскорбляя тем самым всех, кто защищал Родину, и память тех, кто отдал за это свою жизнь?» И приводит в пример известные слова, приписываемые американскому военно-морскому деятелю начала XIX века коммодору Стивену Декатуру: «Это моя страна, права она или не права».

Вот тут стоит заметить, что сами американцы далеко не следовали и не следуют этому принципу даже в критических ситуациях широкомасштабного военного столкновения с сильным и жестоким противником, когда, казалось бы, принцип Декатура должен соблюдаться неукоснительно. Вспомним, например, что во время Второй мировой войны у администрации Франклина Рузвельта в стране было немало критиковавших, которые либо критиковали методы ведения войны (например, требовали скорейшего открытия второго фронта в Европе), либо ставили под сомнение целесообразность самого участия США во Второй мировой войне. И в ходе последующих войн, которые вела Америка, от корейской до иракской, всегда существовала более или менее влиятельная оппозиция, критиковавшая действия администрации. Если же всегда придерживаться тезиса о «своей стране», который представители патриотического направления чаще всего понимают, как безоговорочную поддержку действий своего правительства, вне зависимости от того, право оно или нет, то это в конечном счете приводит к большим жертвам и финальному поражению, если не в данной войне, то в целом в историческом развитии. Тезис о «своей» стране на практике только мешает, а не помогает, в частности, потому, что позволяет генералам без счета губить своих солдат, не неся за это никакой ответственности. В Америке, как мы хорошо видим на примере иракской войны, собственные потери считают весьма скрупулезно, да и об иракских не забывают.

Нашим же «патриотам» приходится вытаскивать из истории, да и из современности, одни, устраивающие их факты, и тщательно камуфлировать другие, «непатриотичные». Вот и получается «причесанная» история, особенно Великой Отечественной войны, где камуфлировать и мифологизировать приходится практически все значительные события. И столь же «причесанная» современность. Недаром путинскую Россию называют «империей пиара». Поэтому-то и приходится все время создавать у общественности впечатление, что вокруг России одни только внешние враги, а внутри страны достаточно врагов внутренних, начиная от разных там «несогласных» и кончая иностранными неправительственными организациями. Ведь только в осажденной крепости легко говорить о том, что неважно, права моя страна или неправа. Вот только никто не задумывается, право ли правительство, которому приходится постоянно нагнетать страсти, чтобы не отвечать на неприятные вопросы.

Либеральные историки имеют то преимущество перед патриотическими, что не считают СССР «своей» страной. Да, я родился и вырос в Советском Союзе, но задолго до того, как эта страна навсегда перестала существовать, я уже не считал ее своей. И в этом был отнюдь не одинок, причем не только в либеральном лагере. Возьмем хотя бы Александра Солженицына, в особых симпатиях к либеральным идеям, кстати сказать, не замеченного. В юности он был искренним почитателем Ленина. После ареста и ГУЛАГа советская страна стала для Александра Исаевича чужой, превратившись в некий уродливый коммунистический нарост на теле исторической России. Так и для меня «своей» скорее является та Россия, которая была до 1917 года, хотя я вовсе не монархист и прекрасно вижу все недостатки Московской Руси и Российской империи в сравнении со странами Запада. Также и Россия после 1991 года — это моя страна, хотя со многими действиями российской власти я категорически не согласен. Не согласен с войной в Чечне. Не согласен с истреблением демократии и свободы слова. Не согласен с попытками Кремля рассматривать постсоветское пространство в качестве своей вотчины, и со много чем еще. Но это все станет пищей для историков десятилетия спустя. А вот советскую историю либеральные историки могут оценить вполне объективно уже сейчас, смотря на события как бы извне. И если обратиться к истории Великой Отечественной войны, то здесь вполне оправданным будет вывод о том, что диктаторский, кровавый режим вполне может вести справедливую войну и победить, причем победить только ценой очень больших и с точки зрения демократических обществ совершенно неоправданных жертв, но отнюдь не меняя при этом свою природу. Однако было бы глупо полагать, что сталинские генералы и маршалы были тупоголовыми садистами или жестокими трусами. Нет, просто в той тоталитарной системе, которая была создана в СССР, воевать можно было только большой кровью, для иной войны требовались другие солдаты и другие генералы, которых Сталин не потерпел бы, ибо в настоящих профессионалах видел угрозу собственной власти. Если бы поместить на высшие командные должности в Красной Армии Манштейна, Эйзенхауэра или Монтгомери, то они в первые же недели потерпели бы тяжелые поражения и пошли бы под трибунал. Нет, Красной Армией могли командовать только советские маршалы, Жуков, Рокоссовский, Конев и им подобные, которые, в свою очередь, в американской или германской армии очень скоро пошли бы под трибунал.

М. Панин утверждает: «К оценке событий отечественной истории надо подходить очень деликатно, взвешенно и внимательно. Это вовсе не значит, что надо скрывать все плохое и показывать только хорошее. Просто некоторым нашим историкам хорошо бы всегда помнить, что они все-таки пишут об истории СВОЕЙ СТРАНЫ, а не какой-то инопланетной цивилизации». Получается, что подход к истории своей страны должен отличаться от подхода к истории всех остальных стран. Но как же тогда можно говорить о какой-то объективности и собственно научном, а не конъюнктурном подходе! Получается, что когда пишешь о своей стране, надо подчеркивать все хорошее, а для создания объективности добавлять и кое-что плохое, но далеко не все и не главное, чтобы не очень расстраивать читателей. Напротив, когда пишешь о чужих странах, то дозировать надо хорошее, чтобы у читателей не создавалось впечатления, что за границей дела обстоят лучше, чем в родной стране. Наоборот, все негативное в этом случае необходимо подмечать, ничего не утаивая. По такому принципу пишут патриотические историки и работают пиарщики нынешней власти. А «ура-патриоты» отличаются от патриотов, по всей вероятности, только тем, что о своей истории пишут только хорошее, а о чужих — только плохое.