Ловушка для лжепринцессы - Ульяна Муратова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Или что? — с обидой спросила я.
— Или я разочаруюсь в твоём уме и способности мыслить логически, — отрезал вилерианец. — Я очень на многое готов пойти ради тебя. Ты даже не представляешь пока, на что именно. И на многое готов закрыть глаза. Но не на откровенное непослушание в походе! Вне дома любое неверное движение может привести к ранению, похищению или смерти. Поэтому ты будешь слушаться моих приказов, Лисса. Особенно когда мы на чужой территории.
Мейер не повышал голоса, не угрожал, не ставил ультиматумов. Но я прониклась. Таким же жёстким взглядом, кованным из бордовой стали, он смотрел на короля Гленнвайса, и теперь я отлично понимала, почему тот отвёл глаза. Сама не выдержала и сделала то же самое. Жалобно всхлипнула и поджала губы.
— Я всего лишь…
— Нет, Лисса. Никаких оправданий. Я сказал ни за что не выходить. А ты вышла. Это было очень глупо, недальновидно и опасно. Ты могла погибнуть, понимаешь? Ты слишком слабая… то есть хрупкая, чтобы противостоять нашим заклинаниям. Хорошо, что лёмуном тебя задело совсем чуть-чуть, — голос вилерианца стал чуть мягче. — Покажи место ожога.
Спорить не стала, да и видно было, что это занятие — примерно как игра в лотерею — с практически нулевым шансом на успех. Закусила губу и обиженно показала пятно на подъёме стопы. Мейер положил сверху руку, а когда поднял — ожог уже побледнел и никак не ощущался, только щекотала под кожей магия вилерианца.
Досада плескалась в груди. Вообще-то я хотела его обнять и расспросить, как он остался в живых и что это за гадкий лёмун. Обнять и поделиться тем, как сильно я за него испугалась. И как благодарна, что он не оставил меня лежать в снегу. Но после такой отповеди желание купать Мейера во внезапно нахлынувшем обожании поутихло.
— А ты? Тебя же ранили… да и столько времени на снегу… — обеспокоенно зашептала я, пытаясь найти следы от рассечений, что он получил в бою.
Но — ничего. Лишь плотная, гладкая на ощупь, непривычно белая кожа. Ни ран, ни обморожения, ни ожогов от лимонного заклинания, только несколько тонких едва заметных свежих розовых полос и десяток старых шрамов.
— Я вилерианец, для нас это ерунда. Одевайся, Лисса. Мы не можем оставаться тут на ночь. Теперь тут опасно. В этом раунде мы одержали победу, но Граенны могут вернуться. Нам предстоит длинный переход до ближайшего гостевого дома. И ещё. Я не предупреждал тебя, но когда девушка целует парня при всех, это означает, что она выбрала его в качестве будущего мужа. Я понимаю, что ты испугалась и не отдавала отчёт своим действиям. Но если ты решишь поцеловать меня при всех ещё раз, это будет означать нашу помолвку.
Мейер порывисто меня обнял и погладил по волосам.
— Я сам виноват, плохо тебя подготовил, думал не о том, о чём следовало. Но, Лисса, я не могу за несколько дней объяснить тебе все опасности нашего мира. Поэтому ты должна слушаться. Это очень важно.
Я всхлипнула.
— Ты же говорил, что женщинам ничего не угрожает…
— Никто и не пытался попасть именно в тебя. Это вышло случайно. Всем девушкам приказали сидеть в палатках. Лёмун — очень мощное заклинание. Мы применяем его только в крайних случаях. Не знаю, как отреагировало бы твоё тело, если бы тебя задело сильнее. Это разработка нашего клана, защиты от него ни у кого нет. Даже у нас самих. Поэтому лёмун активируют из безопасного места. А потом уже поднимают своих.
— А чужих? Добивают? — с тоской спросила я.
Не то чтобы мне жалко было незнакомых зелёных, но… но всё это как-то слишком серьёзно и жестоко. Не весёлая сказка, а вполне себе неприятная, бьющая по морде с размаху реальность. Реальность из разряда «либо ты, либо тебя». И глядя на суровое лицо Мейера, можно было с уверенностью заявить: излишним гуманизмом вилерианцы точно не страдали и никаких Женевских конвенций не подписывали.
— Это дела кланов, Лисса. Твоя задача сейчас собраться и одеться. Все эльги, которых не задело заклинанием, встанут под сёдла. Отряд разделится. Мы выедем первыми. Остальные соберут лагерь и догонят нас позже.
Во мне всё протестовало против ночного марш-броска на конелосях, но спорить с Мейером не стала. Моё отношение к нему внезапно изменилось, я больше не воспринимала его через призму иронии. Он вдруг стал для меня настоящим и очень ценным. И даже те жёсткие рамки, в которые он меня ставил, не вызывали никакого серьёзного внутреннего протеста. Вернее, протест был, но такой вялый, что даже я не особо в него верила. И мысленно подтрунивать над девственностью вилерианца больше не хотелось. Его жёсткость произвела должное впечатление, вызвала внутренний трепет, а принципиальность — уважение.
— Как скажешь, — тихо ответила я и принялась за сборы, а вернее за поиск носков.
— Не выходи из палатки. Я сам за тобой вернусь.
— Хорошо.
— Лисса… Я понимаю, что нам нужно обсудить всё произошедшее. В том числе то, что случилось до нападения. Но сейчас не время и не место. Собирайся!
Мейер поймал меня за руку, поцеловал ладонь и исчез за пологом. Кричать ему вслед про рубашку или свитер не стала, решила, что всё равно не послушает. Но одежду его нашла и аккуратно положила сверху на его сумку, а ещё заново намочила в тазу с уже давно остывшей водой полотенце, чтобы обтереть вилерианца от грязи, а то так и будет ходить с веточкой на щеке, что не очень солидно. Военачальник он у меня или кто? Надо поддерживать образ сурового брутального бойца.
Мейер вернулся минут через десять, собранный, холодный, сухой и недовольный до предела. Хоть он сердился явно не на меня, всё равно стало тревожно.
— Подожди, — я оттёрла его лицо, плечи и спину от грязи и помогла одеться.
— Какой из саквояжей важнее?
— Синий. В фиолетовом всякие платья.
— Тогда его привезут позже. А сейчас доверься мне и закрой глаза. Я вынесу тебя из палатки и посажу в седло. А откроешь глаза только тогда, когда мы отъедем от стоянки.
Я послушно смежила веки и почувствовала, как Мейер легко подхватил меня на руки. С закрытыми глазами всё ощущалось иначе, словно весь мир вдруг стал иным. Кажется,
