Я - четвертый - Питтакус Лор

Второй этаж представляет собой просторную мансарду. Здесь темно. Стены увешаны номерами «Они ходят среди нас», а там, где кончаются номера, пространство занимает инопланетянская атрибутика, но, в отличие от постеров у Сэма, здесь висят настоящие фотографии, отснятые за многие годы, они рваные и настолько крупнозернистые, что трудно разобрать изображение, в основном просто белые блики на темном фоне. В углу сидит резиновое чучело инопланетянина с петлей на шее. Кто-то надел ему на голову еще и мексиканское сомбреро. К потолку прилеплены подсвечивающиеся в темноте звезды. Они кажутся здесь лишними и больше подошли бы для комнаты десятилетней девочки.

Я бросаю мужчину на пол. Он отползает от меня и встает. Тогда я помещаю всю свою силу в солнечное сплетение и направляю ее, придавая ей качество резкого толчка, и мужчина летит спиной вперед и врезается в стену.

— Где он? — спрашиваю я.

— Я никогда тебе не скажу. Он один из вас.

— Я не тот, о ком ты думаешь.

— Вам никогда этого не удастся! Оставьте Землю в покое!

Я поднимаю руку и душу его. Я чувствую под рукой его напрягшиеся сухожилия, хотя не притрагиваюсь к нему. Он не может дышать, и его лицо становится красным. Я отпускаю.

— Спрашиваю еще раз.

— Нет.

Я душу его снова, только теперь, когда его лицо краснеет, я давлю еще сильнее. Когда я отпускаю, он начинает плакать, и мне становится жаль его за то, что я с ним сделал. Но он знает, где Генри, и что-то с ним сделал, и мое сочувствие пропадает, не успев толком появиться.

После того, как он задышал, между всхлипами он говорит:

— Он внизу.

— Где? Я его не видел.

— В подвале. Дверь за плакатом «Питтсбург Стилерз» в гостиной.

С телефона, стоящего на столе, я набираю свой номер. Сэм не отвечает. Я срываю телефон со стены и ломаю его пополам.

— Дай мне свой мобильный, — говорю я.

— У меня его нет.

Я иду к чучелу и снимаю у него с шеи петлю.

— Парень, ну не надо, — умоляет он.

— Заткнись. Ты похитил моего друга. Ты держишь его против его воли. Тебе повезло, что за все это я тебя только свяжу.

Я туго связываю ему руки за спиной и привязываю к одному из стульев. Не думаю, что это надолго его удержит. Потом я заклеиваю ему рот скотчем, чтобы не кричал, скатываюсь по лестнице и срываю со стены плакат «Питтсбург Стилерз», за которым оказывается черная запертая дверь. Я открываю ее так же, как и первую. Деревянная лестница уходит вниз в полную темноту.

Я чувствую запах плесени. Щелкаю выключателем и медленно иду вниз, страшась того, что могу найти. Балки затянуты паутиной. Я дохожу до конца и сразу ощущаю чье-то присутствие, здесь, кроме меня, есть еще кто-то. Я замираю, делаю глубокий вдох и поворачиваюсь.

Там, в углу подвала, сидит Генри.

— Генри!

Он жмурится, пока глаза привыкают к свету. Его рот заклеен скотчем. Руки скручены за спиной, лодыжки привязаны к ножкам стула, на котором он сидит. Его волосы взъерошены, а справа на лице полоска высохшей крови, почти черной на вид. При взгляде на нее меня наполняет ярость.

Я бросаюсь к нему и срываю скотч с его рта. Он делает глубокий вдох.

— Слава богу, — говорит он. Голос у него слабый. — Ты был прав, Джон. Глупо было приезжать сюда. Извини. Надо было послушаться тебя.

— Ш-ш-ш, — перебиваю его я.

Я нагибаюсь и начинаю развязывать ему лодыжки. От него пахнет мочой.

— Я попал в засаду.

— Сколько их здесь? — спрашиваю я.

— Трое.

— Одного я связал наверху, — говорю я.

Я освобождаю его лодыжки. Он вытягивает ноги и вздыхает с облегчением.

— Я просидел на этом чертовом стуле целый день.

Я начинаю развязывать ему руки.

— Как, черт возьми, ты сюда добрался? — спрашивает он.

— Я и Сэм. Мы приехали на машине.

— Ты шутишь?

— У меня не было другого выхода.

— На чем вы приехали?

— На старом пикапе его отца.

Генри минуту молчит, размышляя, что это может значить.

— Он ничего не знает, — говорю я. — Я сказал ему, что инопланетяне — твое хобби, и больше ничего.

Он кивает.

— В общем, я рад, что ты это сделал. Где он сейчас?

— Идет по следу одного из них. Я не знаю, куда они пошли.

Сверху доносится скрип половицы. Я встаю, руки Генри развязаны только наполовину.

— Ты слышал? — шепчу я.

Мы оба смотрим на дверь, затаив дыхание. На верхнюю ступеньку ступает одна нога, потом другая, и неожиданно появляется большой мужчина, который проходил мимо меня и которого выслеживал Сэм.

— Вечеринка окончена, ребята, — говорит он. Он держит пистолет и целится мне в лицо. — Теперь — отойди.

Я держу руки перед собой и делаю шаг назад. Я думаю о том, чтобы, используя свои способности, вытянуть у него пистолет, но что, если он при этом случайно выстрелит? Я пока не вполне уверен в своих способностях. Слишком рискованно.

— Они нам сказали, что вы можете прийти. Что вы будете выглядеть, как люди. Что вы — подлинные враги, — заявляет он.

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я.

— Они бредят, — говорит Генри. — Они думают, что враги — это мы.

— Заткнись! — кричит мужчина.

Он делает три шага в мою сторону. Потом переводит пистолет с меня на Генри.

— Один твой неверный шаг, и он получит пулю. Ты понял?

— Да, — отвечаю я.

— Теперь лови, — говорит он. Он достает с полки рядом моток скотча и бросает мне. Когда он летит, я останавливаю его, и он повисает в двух с половиной метрах от пола на полпути между нами. Я начинаю очень быстро его вращать. Мужчина смотрит на него в недоумении.

— Что за…

Пока он отвлекся, я вытягиваю по направлению к нему руку, придавая импульсу бросательное движение. Моток летит назад и бьет его по носу. Кровь бьет фонтаном, и когда он тянется к своему носу рукой, пистолет падает на пол и выстреливает. Я навожу руку на пулю и заставляю ее остановиться, и слышу, как сзади смеется Генри. Я веду пулю так, что она зависает перед лицом мужчины.

— Эй, толстяк, — говорю я.

Он открывает глаза и видит висящую перед ним в воздухе пулю.

— Придется тебе сходить за патронами.

Я позволяю пуле упасть к его ногам. Он поворачивается, чтобы убежать, но я веду его назад и бью о большой опорный столб. Это отправляет его в нокаут, и он валится на пол. Я беру скотч и привязываю мужчину к столбу. Убедившись, что я его обезопасил, я иду к Генри, чтобы окончательно освободить его.

— Джон, думаю, это лучший сюрприз за всю мою жизнь, — говорит он шепотом, и в его голосе слышится такое облегчение, что я думаю, за этим могут последовать слезы.

Я гордо улыбаюсь.