Авантюристы гражданской войны - А. Ветлугин

5

В газетном варианте при рассказе о Сытине следует авторская сноска: "Сытин, Иван Павлович, бывший дежурный ген. штаба румынского фронта и затем эксперт мирной делегации Раковского, затем бежавший в добровольческую армию, сначала там разжалованный, а потом восстановленный в чине, — и большевистский командующий 10-ю Восточною группой войск — тоже генерал Сытин — не одно и то же лицо. Это родные братья" (№ 218.— 18 февраля. — С. 2).

6

В газетном варианте очерка А. Ветлугин называет конкретные фамилии: "Тот же улыбающийся офицер для поручений, тот же начальник службы связи (Лукирский), то же управление ген. квартирмейстера (Кузнецова)…" (Общее Дело. — 1921. — № 218. — 18 февраля. — С. 2).

7

В газетном варианте публикация посвященной Брусилову главы очерка сопровождалась редакционным примечанием: "Мы знаем, что с предлагаемой ниже характеристикой ген. Брусилова не все могут согласиться, но приводим ее в том виде, как она передана автором настоящей статьи". Фрагмент о Брусилове в первоначальном варианте заканчивался словами: "С ним случилось худшее: он искренно поверил, что и с большевиками можно создать сильную Россию. Военное самолюбие, жаждавшее победой смыть национальный позор 1917 года, закрыл его глаза на все остальное" (Общее Дело. — 1921. — № 219. — 19 февраля. — С. 2).

8

В книге отсутствует финальный фрагмент газетного варианта главы: "Специалистов призывали к их родному делу. Что удивительного, если они его выполнили. Но было бы близорукостью и безумием пытаться преуменьшать их значение. Русская армия и Россия погибли от руки взлелеянных ими людей. Больше, чем немцы, больше, чем международные предатели, должны ответить перед потомством люди, пошедшие против счастья, против чести их же мундира, против бывших своих товарищей. Летом 1920 г. в Крыму было опубликовано воззвание офицеров ген. штаба, находящихся в армии Врангеля. После прочтения списка подписавшихся стало жутко: оказалось, что громадное большинство мозга армии — ген. штаба — не здесь, не с нами, а там, с ними. И их умелую руку чувствовали в критические моменты патриоты и Колчака, и Деникина, и Врангеля.

Они прикрываются за имена никому не известных комиссаров и политиков. Это их не спасет ни от нашего презрения, ни от суда истории.

Здесь мы подходим к исключительно важному моменту, подробному описанию того, что было именно сделано военной инспекцией в ходе ее работ и к характеристике выдвинутых новых предателей. Но об этом особо и отдельно" (Общее Дело. — 1921. — № 220. — 20 февраля. — С. 2).

9

Первоначальный вариант опубликован в газете "Общее Дело" в 1921 г. под названием "Бунтари купеческого клуба" (№ 240.— 12 марта. — С. 2; № 241.— 13 марта. — С. 2); главы о А. А. Боровом и Я. Новомирском в газетном варианте нет, очерк заканчивается фрагментом, опушенным в книге: "Что касается провинции, и здесь после замены главковерхов, склонных к изменам, вымуштрованными генералами, анархическое движение стало невозможным: оно подавлялось простым нарядом. Да и по существу все попытки, как Орловская, как Тамбовская, так и Украинская, никогда не вышли за пределы массового грабежа. Анархическое движение умерло, просуществовав неполных три месяца".

10

В газетном варианте следует авторское примечание: "не смешивать с Александром, левым эсером"; но А. Ветлугин ошибается, он имеет в виду не Владимира, а Аполлона Андреевича Карелина (1863–1926), в 1881 г. примкнувшего к народовольцам, в 1905 г. — к эсерам, а с 1911 г. перешедшим в стан анархистов. Он был одним из организаторов 1-го Всероссийского съезда анархистов-коммунистов (25–28 декабря 1918 г.), возглавлял фракцию анархистов в ВЦИКе. Карелин Владимир Александрович (1891–1938) — член партии эсеров с 1907 г., был членом ВЦИК 2-го созыва от левых эсеров, в СНК занимал пост наркома имуществ, в феврале-марте 1918 г. входил в Исполком СНК, принимал активное участие в подготовке левоэсеровского мятежа 6 июля 1918 г.

11

В газетном варианте дается более развернутая характеристика: "Карелин — благообразный добродушный старик, вдоволь насидевшийся по тюрьмам, сделался очень скоро любимцем "публики Ц. И. К.". Его вегетарианские призывы к добру, к уничтожению террора и власти, произносившиеся с невозмутимым спокойствием — вызывали улыбку даже на лице Бухарина — этого гнойника перманентной злости" (№ 240.— 12 марта. — С. 2).

12

В газетном варианте дается несколько иная версия: "Ге промолчал, подумал, ничего не ответил и ретировался" (№ 240.— 12 марта. — С. 2).

13

См. об этом во вступительной статье.

14

Первоначальный вариант очерка был опубликован в газете "Общее Дело" в 1921 г. под названием "Пузыри земли" (№ 224. — 24 февраля. — С. 2). Под названием "Мексика на Днепре" очерк опубликован в книге А. Ветлугина "Герои и воображаемые портреты" (Берлин, 1922. — С. 57–88).

15

См. о нем: Г. Линский. В плену у большевиков: Рассказ Харьковского студента о своем пребывании в большевистском плену. — Харьков, 1919.

На исходе первого дня из подвала вывели двух… — Ср. с фрагментом из книги священника Владимира Зноско "Большевицкое "пекло" или красные варвары-душители XX века": "Когда ген. Рузский совместно с другими кисловодскими генералами был поставлен рыть траншеи, его опознал комиссар и предложил ему принять командование Красной армией. Ген. Рузский с негодованием отверг гнусное предложение. Вместе с ген. Радко-Дмитриевым и кн. Урусовым его связали и, осудив на смертную казнь, заставили копать общую могилу. Генерал, в ожидании смерти, опустился на колена и, осеняя себя крестным знамением, принялся молиться Богу. Злобный красноармеец выхватил саблю и отсек ему руку, а другой злодей отрубил ему голову" (Берлин, 1920. — С. 155).

Через десять месяцев в том оке самом Пятигорске военно-полевой суд Добровольческой Армии слушал дело о "рядовом из мещан, католического вероисповедания, 24 лет, Анджиевском". — Фрагмент об Анджиевском в первоначальном варианте отсутствует; он написан на основании опубликованных в 1919 г. в ростовской газете "Жизнь" анонимных информационных заметок "Конец Анджиевского": "Пятигорск. Сюда доставлен из Петровска арестованный в Баку английскими властями известный организатор пятигорской коммуны, комиссар Анджиевский. Подробности ареста таковы; во время осмотра одного вновь прибывшего крейсера чинами британского отделения был замечен некто, внушавший подозрение, в форме офицера русской армии. Когда последний садился на лодку, отправлявшуюся к борту крейсера, он был задержан" (№ 94.— 15(28) августа. — С. 3), и "Суд на комиссаром Анджиевским":

"Как уже сообщалось, 6 августа в Баку английскими властями был задержан и отправлен на Минеральные группы бывший председатель пятигорского совдепа Анджиевский, имя которого, как главы свирепствовавшей в Пятигорске "пятерки", заменявшей собой "чрезвычайку", связано с дальнейшей вереницей жестоких казней и массовым расстрелом интеллигенции.

17 августа Анджиевский — еще молодой человек, 21 года, — предстал перед военно-полевым судом.

Улица, на которой помещается здание суда, была запружена народом, любопытствовавшим в последний раз взглянуть на кровожадного комиссара минераловодской совдепии. Однако в здание суда впускались только военные.

В один из перерывов заседания суда Анджиевского, закованного в кандалы, в сопровождении конвоя, вывели на террасу во двор, откуда очень многие из любопытных могли его видеть.

Свои показания Анджиевский давал спокойно, обдумывая каждое слово. Он категорически отвергал свою причастность к расстрелам, убийствам, грабежам и реквизициям. Сознался, что действительно призывал к красному террору, но только на фронте, а не среди мирного населения.

— В начале своей политической деятельности, — говорит подсудимый, — я почти близок был по своим убедениям к кадетской партии, очень уважал Милюкова и Шингарева, сочувствовал их политическим домогательствам. Но затем во мне произошел резкий перелом: я стал леветь с каждым днем и дошел до большевизма.

На вопрос о профессии до и во время политической деятельности подсудимого, несколько волнуясь, он ответил:

— Сначала я был сельским пономарем, а потом — типографским наборщиком. Суд приговорил Анджиевского к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение в 4 часа утра 18 августа" (№ 97. — 20 августа (2 сентября). — С. 3).

16

В этой главе используются материалы из текста "Положения о всероссийской чека", переданного журналистам "Жизни" в августе 1919 г. 23 августа (4 сентября) в газете (№ 99) была опубликована статья Семена Зубовского "Чрезвычайка о самой себе", в которой сообщалось: "Перед нами исторический, совершенно секретный документ — Положение о чрезвычайных комиссиях. Найдено оно в одном из советских учреждений только что освобожденной от большевиков местности, издано для руководства и, видимо, совсем недавно. <…> Помимо, однако, исторического значения, книга эта любопытна и в другом отношении. Ее можно было бы издать и смело рекомендовать как настольную книгу захватывающего интереса всем тем, кто в тылу Добрармии стал уже забывать об ее целях и нуждах и предался своим личным делам, освободив себя от всяких по отношению к ней и Родине обязательств. Перелистывая по вечерам страницы этой книги, обыватель воочию убеждался бы в том, что ожидает его и его близких в случае нового пришествия большевизма. Полезно прочесть некоторые страницы из этой книжки и всем тем, кто думает, что борьбу с большевиками внутри страны должны вести исключительно органы полицейской власти, что от обывателя ничего в этом отношении не требуется и что всякое заявление, сделанное им властям является неприличным доносом, умаляющим достоинство гражданина, а всякое оказанное содействие в борьбе с большевиками чуть ли не кладет пятно на весь его род". В статье приводится несколько цитат, которые затем, точно или с незначительными искажениями, войдут в очерк А. Ветлугина. Состав комиссии и сведения о ее создании взяты из открывавшего книгу "исторического очерка, из которого видно, что чрезвычайная комиссия впервые сконструировалась 7 декабря 1918 г., когда состоялось ее первое заседание, на котором она получила свое название" и "определила свою задачу следующим образом: