Тень воина - Владимир Перемолотов

— Можешь так?

Журавлевский волхв пожал плечами.

— Всему не научишься.

— Этому — можно. Научу, — пообещал волхв Киевский. — Иногда от таких забав большая польза выходит.

Хайкин, соглашаясь, кивнул.

— Правду люди говорили. Много в тебе силы…

— Много, — не рисуясь, отозвался Белоян. — И сам не знаю сколько…

— Что же тратить-то напрасно? Если враг это, то убей, а если друг..

— Это не друг.

Белоян снова взял горшок в руки и в задумчивости начал поглаживать округлые бока. Хайкин не понимал что тут происходит и оттого не мешал ему.

— А река тут есть? — наконец спросил Белоян

— Есть.

Киевский волхв оживился.

— Большая?

— Да нет… Река Смородинка.

Белоян кивнул, словно вспомнил что-то.

— В Днепр впадает?

— Конечно. Тут у нас все в него впадает…

Река текла через лес, еще не зная, что ждет ее впереди большая река, в которую она вольется, став ее частью. О том, что ждет реку впереди, знали только люди, что стояли на берегу. Белоян вошел в реку по пояс и без сожаления опустил кувшин в воду. Волна взбурлила, словно раздумывала, принимать в себя кувшин или выбросить на берег.

— Хоть бы камень привязал, — досадуя на товарища, сказал в волховскую спину Хайкин. — Тут ведь что бросай, что не бросай… Все одно на порогах разобьется…

— Знаю. А сколько до порогов?

Хайкин, посмотрел на воду, прикинул.

— Если под парусом. К вечеру пройдешь.

Белоян досадливо мотнул головой.

— А просто на плоту?

Течение колыхало кувшинки рядом с берегом. Мелкая рыбешка взблескивала чешуей, словно из-под воды сверкали русалочьи глаза.

— День, ну два… А может и раньше кто-то найдет, вытащит его, кувшин разобьет… Убил бы — и дело с концом, — повторил он.

— Рано его убивать, рано, — улыбнувшись своим мыслям, ответил Белоян. — Он еще не в полной силе.

Хайкин опять пожал плечами и тогда киевлянин постарался объяснить потолковее..

— Это враг. Он есть уже. Убьешь его — новый появится. Так того еще найти нужно, да решить какой вред от него может произойти. А этот — вот он. Как на ладошке.

— Не понимаю я тебя… — сказал в волховскую спину Хайкин.

— Поймешь еще, — так и не повернувшись, ответил киевлянин с медвежьей мордой. — Не все сразу…

Глава 18

Жара…

Квача, посмотрев на распахнутые ворота, опустил кружку в бочку с пивом. Холодная влага лизнула пальцы, обещая горлу и брюху несказанное удовольствие.

Он похлопал себя по мокрой груди. Светлые Боги, как же хорошо!

Две радости у воина в такую жару — холодное пиво да крыша над головой. Полная кружка приятно оттягивала руку и холодила кожу. В распахнутую дверь были видны залитые беспощадным солнцем городские ворота и путники, у которых не был ни крыши над головой, ни бочки с пивом, чтоб по-человечески пересидеть жару.

Начальник стражи рассмеялся.

Все они там были дураки — купцы, ремесленники и все остальные-прочие… Стражник — вот работа для настоящего мужчины. Он напряг руку, и под кожей прокатились литые шары мускулов. Дураки — они ходят туда-сюда, торгуют, а умные, вроде него, те, кто понял, в чем смысл жизни, стоят на месте и берут деньги с этой шатающейся по всему свету братии.

Он выпил за воинов. Сперва за всех, а потом за стражников, что стояли у северных ворот Экзампая, за своих, с кем делил и тяготы, невзгоды ну и деньги, конечно…

Смех эхом вернулся под крышу.

Так и не поставив кружку, он вышел к воротам. Солнце накинулось на него, выдавливая пот из каждой поры. Это было не страшно — бочка всегда была под рукой, а потел он не пивом, а водой. Это он знал наверное.

Косая тень от башни пересекала дорогу, и рядом с ней, бестолково озираясь, стоял…

Мужик? Купец? Воин?

Да неважно кто. Он стоял столбом, и с него капало, словно в город по ошибке забрела дождевая туча.

Потом, правда, Квача разглядел меч на плече… Присмотрелся.

Нет. Это был не воин. Это было ходячее оскорбления каждому, кто имел честь носить меч. Этот дурень нес благородное оружие на плече, как простую палку.

Пиво ударило стражнику в голову. На глазах у купцов и простолюдинов этот человек позорил меч, который нес, и тем самым бесчестил каждого, кто по праву носил оружие. Лица его товарищей, наверняка чувствовавших то же самое, кривились обидными улыбками.

— Этот мерзавец в мокрых штанах оскорбляет своим видом славный город Экзампай! — взревел Квача. — Поучите-ка его, как следует входить в наш город, и вышвырнете так, чтоб ему больше никогда не хотелось сюда вернуться!

…Гаврила шел к воротам, словно корабль к берегу — надеясь, что уж там-то всем неприятностям конец. От леса до стен было не меньше трех поприщ, да жара… А там, за каменными стенами наверняка была тень, вода и самое главное — волшебник Гольш. Каменные стены казались Гавриле настолько крепкими, что за ними не было места опасностям, что подстерегали его в лесу, да и воды в городе должно быть не меряно — вон сколько народу, а значит должны быть колодцы.

А Гольш… Может до него и дело-то не дойдет, а встретит его прямо в воротах друг Митридан и … Он прибавил шаг, чтоб обогнать тех, кому в городе, по сравнению с ним, и делать-то было нечего..

Когда воины окружили его, он не почувствовал страха. По сравнению с недавними разбойниками они были олицетворением порядка.

Не думая о плохом, он улыбнулся, и ему улыбнулись в ответ.

И ткнули кулаком под вздох.

Удар отбросил его назад. В воздухе его перевернуло, и он увидел, как быстро приближается другая улыбающаяся морда. Еще удар. Его понесло назад…

«Светлые Боги — подумал он. — Опять этот мешок…»

Страха в нем не было. Он закрыл голову, прижал мешок к груди и стал ждать чуда. Удары сыпались на него один за другим. Было больно, но никто не грозил и никто не требовал у него ничего — ни денег, ни покорности, ни мешка. Это оказалось самым удивительным — никто не позарился на заветный мешок.

Боль плескалась в нем, не перехлестывая, однако через край. «Не убьют» — подумал он, и тут же понял, что чуда не будет, и что тут придется надеяться только на самого себя. Меч он уронил, после первого же удара и тот теперь валялся где-то под ногами. Да и что пользы от меча, если никогда его в руках не держал? Оставалось Митриданово колдовство. Чья-то нога влетела под ребра, и он почувствовал смешенное со злобой сожаление, что не напился у ручья. Кто ж знал, что все так обернется?

Страх проснулся в нем, но это был совсем другой страх. Он бы и вспотел, да как? Воды в нем не было и полкружки, да и те полкружки впитала одежда.