Дневник - Чак Паланик

Табби подходит и встает рядом с Грейс, сидящей на пуфике у туалетного столика. И Грейс говорит:

– Ничто не могло бы порадовать нас больше.

Хэрроу говорит:

– Мисти, милочка, поцелуй-ка свою свекровь.

Он говорит:

– И пожалуйста, прости нас. После сегодняшней выставки мы больше не будем тебя беспокоить.

27 августа, позже

Вот что Хэрроу рассказал Мисти. Вот как он объяснил ей островную легенду: оказывается, она просто не может не стать великой художницей.

Она обречена на известность. Проклята талантом. Жизнь за жизнью.

Она была Джотто ди Бондоне, потом Микеланджело, потом Яном Вермеером.

А может, Мисти была Яном ван Эйком, Леонардо да Винчи и Диего Веласкесом.

Потом – Морой Кинкейд и Констанс Бёртон.

И теперь она – Мисти Мэри Уилмот, но меняется только имя. Она всегда писала картины. И всегда будет их писать.

В художественном колледже тебя не учат тому, что порой цель всей жизни – обнаружить, кем ты уже была.

Для протокола: так говорит Хэрроу Уилмот. Питеров рехнувшийся папаша-киллер. Тот самый Хэрроу Уилмот, который ушел в подполье еще до того, как Питер женился на Мисти. До того, как родилась Табби.

Твой рехнувшийся папаша.

Если верить Хэрроу Уилмоту, Мисти – все величайшие художники, которые когда-либо жили.

Двести лет назад Мисти была Морой Кинкейд. Сто лет назад она была Констанс Бёртон. В той предыдущей жизни Констанс увидела безделушку, которую таскал на себе один парень с острова, приехавший повидать Европу. Это было кольцо, которое раньше носила Мора. Совершенно случайно парень нашел Констанс и привез обратно на остров. После того как она умерла, все увидели, насколько точно ее дневник повторяет дневник Моры. Их жизни были идентичны, и Констанс спасла остров точно так же, как его спасла Мора.

Как ее дневник повторял ее предыдущий дневник. Как любой из ее последующих дневников будет повторять предыдущий. Как Мисти будет вновь и вновь спасать остров своим искусством. Такова островная легенда, говорит Хэрроу Уилмот.

Спустя сотню лет – когда их деньги начали испаряться – они послали своих сыновей искать ее. Вновь и вновь они привозили ее обратно, заставляли ее повторять собственную предыдущую жизнь. Использовали бижутерию как наживку – Мисти не могла ее не узнать. Не могла не влюбиться в нее, сама не зная почему.

Они – весь музей восковых фигур острова Уэйтенси, – они знали, что она станет великой художницей. Если ее подвергнуть надлежащим пыткам. Как говаривал Питер, лучшее искусство рождается из страдания. Как говаривал доктор Туше, все мы можем подключиться к всемирному источнику вдохновения.

Бедная маленькая Мисти Мэри Кляйнман, гениальнейший художник в истории. Их спасительница. Их рабыня. Мисти, их кармическая дойная корова с деньгами в вымени.

Хэрроу рассказал, как они используют дневник предыдущей художницы, чтобы слепить по нему жизнь следующей. Ее муж должен умереть в том же возрасте, потом – один из ее детей. Они могут инсценировать смерть, как сделали с Табби, но Питер… что ж, Питер сам напросился.

Для протокола: Мисти рассказывает все это детективу Стилтону, пока тот везет ее к гостинице «Уэйтенси».

Питерова кровь, полная снотворного, которого он никогда не принимал. Свидетельство о смерти Хэрроу Уилмота, которое никто не заполнял. Мисти говорит:

– Наверное, всему виной инбридинг. Эти люди – лунатики.

– Наше благословение в том, – сказал ей Хэрроу, – что мы умели забывать.

После каждой смерти Мисти забывает, кем была, но островитяне передают легенду от одного поколения к другому. Они помнят и всегда могут найти ее, чтоб привезти обратно. До скончания вечности, каждое четвертое поколение, как только заканчиваются деньги… Когда мир угрожает вторжением, они привозят ее, и она спасает их будущее.

– Как ты всегда делала, как всегда будешь делать, – сказал Хэрроу.

Мисти Мэри Уилмот, королева рабов.

Ангел-хранитель обнимается с Промышленной Революцией.

Несчастный конвейер для сборки чудес. До скончания вечности.

Из грязи в князи и обратно, просто для протокола.

Хэрроу сказал:

– Ты всегда ведешь дневник. В каждой инкарнации. Вот как мы можем предсказать твои настроения и реакции. Мы заранее знаем любое твое движение.

Хэрроу обмотал нитку жемчуга вокруг запястья Грейс, щелкнул застежкой и сказал:

– О, нам нужно, чтобы ты возвращалась и запускала процесс, но мы не хотим, чтобы ты завершила свой кармический цикл.

Потому что иначе они убьют курицу, несущую золотые яйца. О да, ее душа отправится на поиски других приключений, но через три поколения остров вновь будет нищим. Нищим и запруженным богатенькими пришельцами.

В художественном колледже не учат тому, как спасти свою душу от вторичной переработки.

Вечного ренессанса. Ее собственного самодельного бессмертия.

– Фактически, – сказал Хэрроу Уилмот, – дневник, который ты ведешь сейчас, принесет огромную пользу Таббиным праправнукам, когда ты вернешься в следующий раз.

Мистиным прапраправнукам.

Они используют ее книгу. Эту книгу.

– Ах, я помню, – сказала Грейс, – когда я была вот такая маленькая, ты была Констанс Бёртон, и я обожала ходить с тобой запускать змея.

Хэрроу сказал:

– Под тем или другим именем, ты всем нам – мать.

Грейс сказала:

– Ты всех нас любишь.

Мисти сказала Хэрроу: пожалуйста. Просто скажите мне, что должно случиться. Картины взорвутся? Гостиница рухнет в океан? Что именно? Как она всех спасет?

И Грейс встряхнула рукой, так что жемчужный браслет съехал вниз, и сказала:

– Не говори ей.

Почти все крупные состояния, сказал Хэрроу, строятся на страданиях и смерти тысяч людей и животных. Нужно косить, чтоб собрать урожай. Он вручил Грейс что-то золотое, сияющее и выставил руку, оттянув назад рукав смокинга.

И Грейс, соединив концы манжеты и скрепив их запонкой, сказала:

– Мы нашли способ косить туристов.

27 августа, еще позже

У гостиницы «Уэйтенси» уже припаркованы кареты «скорой помощи». Телевизионная новостная бригада устанавливает тарелку на крыше фургона. Две полицейские машины подогнаны прямо к гостиничному крыльцу.

Летняя публика бочком протискивается между машин на парковке. Кожаные штаны и короткие черные платья. Темные очки и шелковые юбки. Золотые украшения. Над ними – символы корпораций и логотипы.

Питеровы граффити:

– …ваша кровь – наше золото…

Репортер стоит перед камерой. Позади него суетится толпа, люди взбираются по лестнице, заходят в вестибюль, и репортер говорит:

– Мы в эфире?

Он прикладывает два пальца к уху, глядя в сторону, и говорит:

– Я готов.

Детектив Стилтон сидит за рулем своей машины, Мисти рядом с ним. Оба смотрят, как Грейс и Хэрроу Уилмот взбираются по ступенькам крыльца. Грейс поддерживает свое длинное платье кончиками пальцев. Ее свободная рука – в руке Хэрроу.

Мисти смотрит на них. Камеры смотрят на них.

И детектив Стилтон говорит:

– Они ничего не станут предпринимать. Не при таком наплыве журналистов.

Старейшины всех островных семейств, Хайленды, Питерсены и Бёртоны, аристократия острова Уэйтенси, они входят в гостиницу вместе с летней публикой, высоко задрав подбородки.

Предостережение Питера:

– …мы убьем всех детей Божьих, чтоб спасти своих собственных…

Репортер перед камерой поднимает к губам микрофон и говорит:

– Полиция и администрация округа дали «добро» на проведение сегодняшнего приема на острове.

Толпа втекает в темно-зеленый бархатный ландшафт вестибюля, на просеку меж полированных, лакированных древесных стволов. Толстые копья света вонзаются в сумрак, тяжелые, как хрустальные люстры. Диваны похожи на горбатые валуны, поросшие мхом. Камин – на бивачный костер.

Детектив Стилтон говорит:

– Хотите войти?

Мисти говорит «нет». Это небезопасно. Она не собирается повторять ошибку, которую всегда совершала. В чем бы ошибка ни заключалась.

Если верить Хэрроу Уилмоту.

Репортер говорит:

– Сегодня сюда пришел весь справочник «Кто есть кто».

И тут Мисти видит девушку. Незнакомку. Чьего-то ребенка с короткими черными волосами, который поднимается по ступеням к дверям вестибюля. Вспышка кольца с перидотом. Мистины чаевые.

Это Табби. Конечно же, это Табби. Мистин дар будущему. Питеров способ удержать жену на острове. Приманка в ловушке. Мгновение ока, зеленая вспышка, и Табби исчезает внутри гостиницы.

27 августа, слишком поздно

Сегодня во тьме за дверями вестибюля, на мрачной просеке зеленого бархатного ландшафта, раздается звонок пожарной тревоги. Один долгий дребезжащий звонок, он звучит так громко, что репортеру на улице приходится крикнуть:

– Похоже, стряслась беда.

Летняя публика… мужчины – их волосы зачесаны назад, темные, пружинистые от какого-то модного геля. Женщины – все без исключения блондинки. Все пытаются перекричать оглушительный звон.