Зачистка - Алексей Гравицкий

Значит, Агропром, — задумчиво произнес Хворостин и приблизил серые прямоугольники. Здания на карте приняли более четкие очертания, появилась детальная прорисовка.

Сергей тоже вгляделся в карту. Что там видят седой сталкер и генерал, он не знал. Даже представить себе не мог, да и не хотел представлять. Достаточно было того, что видит в этих серых крышах он, старший лейтенант Карташов.

А он видел там первую веху, первый шаг на пути очищения маленького кусочка истерзанной взрывами земли от большой кучи человеческого мусора.

В барак Мун вернулся уже по темноте и уставший, как собака.

Игорь спал, смешно посапывая. Гитара его стояла в углу, прислоненная к стене.

Федя сидел возле тумбочки и что-то старательно царапал карандашом на клетчатом листочке с оборванным краем. На открывшуюся дверь он поднял голову и молча кивнул. Мунлайт ответил тем же. Сил на разговоры не было. Да и чего бубнить, когда люди спят.

Снейк тоже дрых. Или притворялся, решив не поднимать щекотливые темы. Ладно, потерпит. Сам отказался, пусть теперь томится в неведении. Главное, и дальше не посвящать его во все это. Старый хрен обещал, что не потянет Змея в свои игры. Верить генералу, конечно, не стоит, но пока он слово держит. Будем надеяться, продержит до конца. А тогда он возьмет деньги, Снейка, и они сдернут отсюда. Навсегда. Или хотя бы очень надолго. И армейская база в Зоне останется на его совести, а не на совести бородатого.

С этой мыслью Мун забрался наверх и с наслаждением вытянулся, закинув руки за голову. Заснул он быстро. Во сне явился почти забытый за пьянками и суматохой последних дней образ. Тень не приставала с расспросами о смысле жизни вообще и его существования в частности. Прозрачный двойник смотрел на Муна и гнусно улыбался его же улыбкой. А в дымчатых глазах, за которыми не могло быть никакой души, стояло осуждение. И от этого взгляда он проснулся.

В комнатенке было темно и душно. Пахло казармой. Снизу несся переливчатый храп на два голоса. Мун перевернулся на другой бок и попытался отключиться, но сон не шел. Стоило только закрыть глаза, как перед внутренним взором поднимался дымчатый силуэт с осуждающим взглядом.

Следующие три дня прошли по той же схеме и, признаться, основательно вымотали.

Каждое утро в комнату вламывался старлей, поднимал его, норовя гаркнуть погромче, чтобы разбудить заодно и Снейка, и уходил. Мун поднимался, приводил себя в порядок, памятуя о том, что в любых условиях главное оставаться чистым, и топал к штабному домику.

На значащийся в распорядке завтрак он при таком режиме не попадал. Старый хрен не завтракал, только кофе глушил, но смекнул, что у кого-то аппетит может быть и получше. Потому вместе с кофе, растворимым и довольно паршивым, стали появляться бутерброды.

Консультировать приходилось много. Генерал сыпал вопросы как из рога изобилия. Его интересовало, кажется, все. Помимо него на их совещаниях присутствовал удивительно молчаливый старший лейтенант, которого именовать Сберкнижкой теперь было ни к чему, а другого достойного погоняла не придумалось. Помимо него несколько раз появлялся хмурый мужик лет тридцати с капитанскими погонами.

С капитаном Мун успел даже поговорить несколько раз тет-а-тет. Его звали Андрюхой, и оказался он куда приятнее в общении, чем все его сослуживцы вместе взятые. Генерал был себе на уме, старлея седой в последнее время и ia человека считать перестал, Федя с Игорем были просты и примитивны до туповатости, как два валенка. А капитан Андрюха был человеком. Мун пожалел даже, что не встретился с ним в другом месте и при других обстоятельствах.

Работа шла рывками. Паратлельно что-то происходило. Или жизнь на кордоне была такой суетной. Хотя с чего бы им суетиться? Но тем не менее какое-то скрытое движение в окружающем мире присутствовало. Периодически убегал куда-то капитан Андрюша. Время от времени уходил, и надолго, старший лейтенант. Да и сам генерал временами прерывал работу и удалялся или выгонял Муна на часок погулять.

В такие моменты он шел искать Снейка. Бородатый слонялся по базе без дела, как тень. Мрачный и понурый, витал где-то в своих мыслях. Сперва пытался приставать с расспросами, но седой жестко расставил точки над мол, не хотел в это соваться, вот и не суйся. Змей обиделся, но виду не подал.

Правда, с Муном говорил теперь неохотно, все чаще бурчал, называя приятеля порождением Хаоса, но бежать больше не предлагал. Почему Змей отказался от этой мысли, седой не догадывался, да и не думал об этом. Просто был благодарен за то, что тот отнесся с пониманием и не приседает на уши.

На четвертый день генерал вытурил Муна, когда только-только начало смеркаться, и назад не позвал.

Подморозило. Болтаться на воздухе было холодно, и седой засел в бараке. Пальцы тихо перебирали дешевые пластиковые струны, а в голову стучалась мысль: может быть, это конец? В его услугах уже не нуждаются и работа выполнена?

Мысль была приятной, смущало в ней только одно. Мун не верил в легкие деньги. По опыту знал, что бесплатный сыр бывает исключительно в мышеловке. И этот опыт активно портил настроение.

5

Штабной домик не спал. И работа здесь шла, несмотря на то, что консультанта отправили на заслуженный отдых. А вернее сказать, отослали за ненадобностью. Не потому, что советы Мунлайта здесь были теперь не нужны, а потому как не нужны были лишние уши.

А сказано было здесь уже очень много. И присутствуй при этом седой сталкер, ему бы многое очень и очень не понравилось. Потому как говорили сейчас не только и не столько о том, что Мунлайту было известно, а больше о том, о чем ему умалчивалось.

Сперва в комнате было довольно много народа. Потом стало чуть меньше. А с отъездом летчиков остались всего трое.

Хворостин устало тер виски и покашливал. Откуда при эдакой духоте взялось у него это покашливание, капитан Берденко не знал, да и не сильно интересовался.

Старлей Серегабыл бодр, активен и неутомим. Болыт всего он напоминал капитану взявшего след сеттера. Столько же радости, рвения и такое же отсутствие мозгов. Хотя нет, безмозглым старлея назвать было трудно. Но изменился Сережа сильно.

Андрей давно заметил, что бывший приятель несколько отдалился. Если прежде было между ними вроде бы что-то теплое, свойское, дружеское, то с появлением на кордоне нового начальства Сережу как подменили.

Карташов стал надменнее, что ли, холоднее. Ничего теплого и свойского в их отношениях не остаюсь. Да и отношений толком не осталось. Из чего капитан делал неутешительный вывод, что дружбы у него с Серегой никогда и не было.

С его стороны было дружеское расположение, а с карташовской — холодный расчет. А дружба такая штука, которая в одни ворота не бывает.

Капитан тяжело вздохнул. Сам он не разделял ни решимости генерала, ни радужных настроений старлея, ни готовности исполнять приказ, с каким отбыли из располо-

жения летчики. Теперь Андрей мог признаться уже не только себе, ему категорически не нравилось то, что здесь происходит. Ни новая метла, ни ее непонятные, отдающие самодурством заметы.

Генерал взял со стола стакан в железном подстаканнике с золотистым чаем, хлебнул шумно и снова покашлял.

«Нервное это у него, что ли? — подумал Андрей. — Или аллергическое? А может, генерал — астматик?»

Так, проговорим все еще раз для верности, — откашлявшись, сообщил Хворостин.

Андрей зажмурился и потер глаза. Все, что генерал собирался проговорить еще раз для верности, он уже сам заучил наизусть, хоть в хворостинских планах капитану Берденко отводилась весьма скромная роль.

Тем не менее он мог с точностью до миллиметра показать на карте и рассказать, откуда зайдут вертолеты, как деморализуют противника ударом с воздуха, куда приземлится под прикрытием вертолет с десантом и по какой схеме взвод в четверть сотни человек во главе со старшим лейтенантом Карташовым начнет чистить территорию несчастного Агропрома.

Генерал говорил тихо и нудно, на одной ноте. И если бы он не покашливал, Андрей, наверное, заснул бы прямо здесь. Зато Серега слушал и повторял с прилежностью зубрилки-отличника.

Выслуживается, гад. Андрея вдруг разобрала злость. Один дурит, другой выслуживается, а о последствиях хоть кто-то подумал? И тут же нахлынула апатия. С другой стороны, что он, самый умный? Если ему приходят в голову какие-то вещи, то уж старшему и по званию, и по возрасту они должны бы тоже прийти.

Все, старлей, — оторвал от невеселых мыслей голос Хворостина, ставший снова живым, а не монотонным. В нем даже засквозили какие-то отеческие нотки. — До завтрашнего утра свободен. Отбой.

Сергей вытянулся по стойке «смирно» и чуть резче, чем следовало бы, рявкнул: «Слушаюсь!»

И ты свободен, капитан, — повернулся к Андрею генерал. — Задача ясна?

Так точно, товарищ генерал, — отозвался Берденко.

Тогда отбой.

Капитан поднялся, проследил за идущим к двери лейтенантом. Тот притормозил в дверях, но Андрей в сторону выхода не двинулся, и Карташов дернул ручку.