Фиаско 1941. Трусость или измена? - Дмитрий Верхотуров

Причины неудачи контрударов обычно выводятся из ошибочных решений командования, и обычно подчеркивается, что все они были плохо организованы и потому не достигли успеха. Однако и с этим мнением нельзя согласиться. Ограниченные результаты контрударов были связаны совсем с другими причинами.

Во-первых, сыграло свою роль рыхлое построение войск перед началом войны и рассредоточенная дислокация частей и соединений. В результате собрать механизированные корпуса в кулак для удара в сжатые сроки оказалось невозможным. Даже для Юго-Западного фронта, который находился в самом лучшем положении среди всех остальных приграничных фронтов, для концентрации сил требовалось около четырех суток. Но этих суток не было.

Во-вторых, сыграло свою роль численное превосходство немецких войск на направлениях главных ударов, в силу чего они всегда могли парировать контрудары частью сил, тогда как остальные силы, и в первую очередь моторизованные корпуса продолжали наступление вглубь советской территории. Скажем, против контрудара конно-механизированной группы И.В. Болдина немцы поставили в оборону 20-й армейский корпус, тогда как три остальных корпуса немецкой 9-й армии продолжили наступление. И подобная ситуация складывалась везде, во всех случаях контрударов, которые сковывали только небольшую часть немецких сил. Даже в грандиозном сражении в районе Дубно у немцев нашлись силы для дальнейшего прорыва на восток.

В-третьих, немецкие пехотные дивизии со своей противотанковой артиллерией были весьма грозным противником для советских мехкорпусов, оснащенных в основном легкими танками Т-26 и БТ, не имеющими противоснарядного бронирования, и потому могли выступать в роли заслона. Так, например, контрудар 22-го мехкорпуса в направлении Владимир-Волынского 23 июня 1941 года был парирован 298-й немецкой пехотной дивизией. Пожалуй, это единственный момент, в котором определенно сказалось оснащение приграничных мехкорпусов устаревшими танками.

В-четвертых, лучшая моторизация немецких пехотных дивизий и лучшая организация автомобильных войск в Вермахте почти всегда позволяли немцам перебрасывать силы навстречу контрударам и подкреплять наступающие соединения. Кроме того, возможность маневра позволяла немцам обходить прочные участки обороны и очаги сопротивления. В.А. Анфилов пишет: «Имея большое количество автомашин и бронетранспортеров, вражеские войска маневрировали вдоль фронта. Встретив упорное сопротивление, противник начинал искать слабое место в обороне советских войск, каким обычно являлись стыки и фланги»[250]. Мы это видели на примере сражения восточнее Бреста, когда немцы за несколько часов изменили направление удара с Пружан на Кобрин. Красная Армия, напротив, была сильно ограничена в маневре, и армии в нужный момент не могли перебросить подкреплений контрударным группировкам, закрыть бреши в обороне или перегруппировать войска для занятия нового оборонительного рубежа.

В-пятых, возможность маневра моторизованными войсками давала возможность немцам парировать контрудары и навязывать наступающим советским танковым дивизиям тяжелые встречные бои со своим численным перевесом. В этих боях немцы выбивали значительную часть советских танков, в результате чего после двух-трех крупных боев мехкорпус фактически терял боеспособность. 14-й мехкорпус 4-й армии, в котором к началу войны было 518 танков, 44 бронеавтомобиля, 1361 автомобиль, уже 28 июня представлял собой жалкое зрелище: 1825 человек, 2 танка Т-26, 153 автомобиля и 3 трактора[251].

Вполне достаточно причин для объяснения неудач контрударов в первые дни войны, даже без поиска персональных виновников и без перекладывания всей ответственности на вышестоящее командование, лично Жукова или Сталина. Внезапность, численное превосходство и лучшую моторизацию – свои главные преимущества враг реализовал в полной степени. Это весьма характерный пример, как правильные действия на войне могут привести к неправильному результату, то есть к поражению и отступлению, поскольку враг оказался сильнее, лучше подготовлен и вообще обстоятельства сложились не в нашу пользу.

Не всякая неудача есть неудача

С одной стороны, результат приграничного сражения можно признать однозначно неудачным. Отступление, окружение и разгром целой группы армий в Белоруссии. Часто итоги начала войны характеризуются гораздо более трагически: потеря кадровой армии, огромного количества техники и вооружений, запасов и так далее, из чего делаются всякие далеко идущие выводы.

Однако, если посмотреть с другой стороны, то можно увидеть и то, что неудачи были вовсе не столь глубокими, чем могли бы быть. Например, во французскую кампанию немцы за 15 дней боев, к 25 мая 1940 года оккупировали Голландию, большую часть Бельгии, а также окружили и прижали к морю крупную группировку британских, французских и бельгийских войск, общей численностью около 1 млн человек, чем и предопределили поражение французских войск и британского экспедиционного корпуса, с последующим падением Франции[252]. Немецкие успехи в приграничном сражении в июне 1941 года были куда более скромны. Немцам удалось нанести крупное поражение только Западному фронту, который к 9 июля 1941 года потерял 417,7 тысячи человек, или 66 % своей первоначальной численности. Остальные фронты сумели отступить, сохранив основные силы. Потери Северо-Западного фронта составили 88,4 тысячи человек – 17,8 % от первоначальной численности, Юго-Западного фронта – 241,5 тысячи человек, 27,9 %[253]. Потери в приграничном сражении были велики, но они вовсе не означали, что боевая мощь Красной Армии была исчерпана. Это означает, что главная цель всего плана «Барбаросса» – разгромить основные силы Красной Армии в приграничном сражении не была выполнена. Практически без оперативной паузы противостоящие армии вступили в Смоленское сражение на западном направлении, сражение за Киев на юго-западном направлении и сражение за Лужский рубеж на подступах к Ленинграду. Эти сражения были еще более ожесточенными и длительными, чем приграничное сражение, а война только разгоралась.

По большому счету уже на этом этапе стал очевиден провал всего плана кампании против Советского Союза и недостижимость целей, указанных в плане «Барбаросса». Во-первых, Красная Армия в целом не была сломлена и разбита. Во-вторых, не произошло политического крушения Советского Союза, как это произошло в других европейских странах, советское руководство только наращивало усилия по обороне страны. В-третьих, немцам удалось сорвать мобилизацию только в западных, недавно присоединенных районах СССР, которые вовсе не были решающими с точки зрения военно-промышленного и мобилизационного потенциала, а в других районах страны мобилизация разворачивалась с большим размахом. В-четвертых, победного марша на Киев, Москву и Ленинград не получилось, вместо этого Вермахт оказался вынужден прогрызать многочисленные оборонительные рубежи, возникавшие то на одном, то на другом направлении, отражать контрудары и бороться с окруженными в «котлах» войсками, за что они расплачивались расходом запасов, потерями в живой силе и технике и, самое главное, потерей времени, которое для Германии измерялось в тысячах тонн зерна. В-пятых, война уже в июле – августе 1941 года перешла в стадию противостояния двух военных экономик, поскольку запасы, накопленные для вторжения и рассчитанные на 20 дней боев, уже к началу Киевского и Смоленского сражений были в основном исчерпаны. Наступающие войска приходилось снабжать «с колес», и здесь все транспортные и инфраструктурные затруднения, характерные для Западной Белоруссии и Западной Украины, начинали работать против немцев. Им требовалось все больше и больше усилий для поддержания и развития транспортных коммуникаций, для восстановления разрушений, которых по мере продвижения в глубь советской территории становилось все больше, разминирования и борьбы с окруженцами и партизанами. Все это имело для Германии далеко идущие последствия.

Вообще, стоит отметить, что помимо чисто военных последствий приграничное сражение имело для немцев серьезные военно-хозяйственные последствия, имевшие стратегическое значение.

Приведу только один пример. Несмотря на то что план «Барбаросса» кажется чрезмерно оптимистичным в сроках разгрома Красной Армии и оккупации территорий к западу от линии Архангельск – Астрахань, тем не менее у такого плана были свои хозяйственные причины. Разгромом Советского Союза за три месяца гитлеровское руководство рассчитывало, среди прочего, собрать урожай с засеянных еще до войны яровых полей Украины, Белоруссии и Прибалтики. Продовольственное положение в Рейхе было очень напряженным, и одной из целей нападения на СССР была необходимость захвата продовольственных ресурсов, в первую очередь зерна. Предполагалось Вермахт снабжать за счет захватов, так же, как это было сделано во Франции. В 1940 году там было собрано 5,06 млн тонн пшеницы и 421 тысяча тонн импортирована. Из этого количества 90 тысяч тонн зерна было вывезено в Германию, а 550 тысяч тонн направлено на снабжение немецких войск. В 1941 году сбор во Франции составил 5,7 млн тонн пшеницы, импорт – 349 тысяч тонн, а вывоз в Германию составил 175 тысяч тонн, и снабжение немецкой армии – 485 тысяч тонн[254]. Перевод Вермахта на «подножный корм» – интересная черта нацистской военной стратегии.