Шалость - Анри Ренье

Парк Эспиньоля был опоясан справа аллеей грабин, которая обрывалась глубоким оврагом. Девица де Фреваль дошла до этого места, все время держа лошадь под уздцы. Сквозь лиственную стену она видела залитые луною цветники. На одном из газонов высилось чучело, служившее ей целью при стрельбе из пистолета. Оно отбрасывало на траву причудливую тень. Вдруг сзади чучела Анна-Клод различила пригнувшегося человека, который, казалось, что-то искал на земле. Когда человек выпрямился, она с удивлением узнала в нем Куаффара. Что делал он здесь в такой поздний час? Она и не знала, что у него была привычка блуждать в лунном свете. Будучи прекрасным садовником, уж не простирал ли он свое рвение до того, что бодрствовал над сном своих растений и насаждений? Не приходил ли он поискать у подножия чучела сверток табаку, который положил туда по его желанию какой-нибудь контрабандист? Куаффар, должно быть, все время держится начеку; видно, как он вглядывается в окружающий мрак. Не услышал ли он какого-нибудь странного шума? Анна-Клод сжала рукоятку кинжала, заткнутого за пояс. Одно мгновение она колебалась, затем резким прыжком вскочила в седло и дала шпоры своему жеребцу. Лошадь сразу же взяла в галоп, в несколько прыжков достигла канавы, перелетела через препятствие и очутилась на другой стороне рва. Девица де Фреваль была вне досягаемости. Теперь Куаффар может поднимать тревогу… Она свободна… Пускай Аркенен рвет себе волосы перед перерезанными поджилками двух теперь уже бесполезных лошадей, пусть стонет Гоготта, пусть вздымает руки г-н де Вердло, — все шансы на успех на ее стороне, и прежде чем пустятся в погоню, она уже будет там, куда хочет попасть, куда толкает ее что-то глубокое, могущественное, непреодолимое, куда влечет ее такая дикая, такая полная дьявольского очарования сила, что она без всякого колебания вонзит клинок своего кинжала в сердце любого, кто попытается ее остановить. Свободна, свободна! Она вольна мчаться туда, куда зовет ее вся ее плоть, вся ее кровь, куда увлекает ее головокружительное желание. И в сверкающей ночи, в то время как лошадь, словно обезумевшая, мчалась галопом вдоль пруда, где отражался замок Эспиньоль, так долго молчавшая дочь г-на де Шомюзи, Анна-Клод де Фреваль, разразилась таким надменным, полным желания и страсти хохотом, что казалось, это смеется сам тайный демон юности и любви.

В семь часов утра почтенный Аркенен, войдя в конюшню, обнаружил, что у двух верховых лошадей де Вердло были перерезаны сухожилия, а третья, лошадь капитана, куда-то исчезла. В первую минуту он подумал, что дело не обошлось без знаменитого разбойника, который обманом проник в конюшню, чтобы вернуть свою лошадь и перерезанными сухожилиями других лошадей обезопасить себя от всякого преследования. Размышления Аркенена были прерваны резкими криками со двора, где глазам его представилось странное зрелище. Полуодетая, с распущенными волосами, Гоготта Бишлон испускала отчаянные вопли, среди которых Аркенен мог разобрать только эти слова:

— Барышня пропала… Исчезла… Барышня пропала, пропала…

Первой заботой Аркенена было заставить ее замолчать, прежде чем на ее крик не сбежались садовники, служанки и мальчики-лакеи. Только после того, как она прекратила свои стенания, Аркенен мог добиться некоторых объяснений. Гоготта, войдя по обыкновению в комнату девицы де Фреваль, нашла ее пустою. К тому же там не было никакого признака беспорядка. Кровать оставалась нетронутой. Только туалетный столик был раскрыт. Девица де Фреваль никем не была обижена. Она бежала по собственной воле. Это не было похищение. Это добровольное бегство — вещь невероятная, необъяснимая. Как сообщить об этом несчастье г-ну де Вердло? Каким образом догнать беглянку? Что можно сделать с тяжелыми лошадьми, предназначенными для кареты? Бишлон рыдала. Аркенен чесал у себя в затылке и не замечал Куаффара, который, подойдя к ним, посмотрел на них насмешливым, всегда издевающимся взглядом, повернул к ним спину и оставил их друг против друга в каком-то оцепенении.

В такое же оцепенение был повергнут и г-н де Вердло, когда Аркенен и Гоготта Бишлон пришли сообщить ему эту новость, но его изумление тотчас же перешло в настоящее бешенство. Раз в жизни г-н де Вердло вышел из себя. С поднятой палкой, с париком, сдвинутым набок, он разбил три зеркала и рассыпал по паркету все свои бирюльки из слоновой кости. Он привел в ужас весь Эспиньоль своим бешеным порывом и дал блистательную пощечину одному из своих маленьких слуг, предварительно жестоко выдрав его за уши. В саду он опрокинул чучело для стрельбы в цель и яростно топтал его ногами. Он приказал бросить в пруд пистолеты Анны-Клод де Фреваль и сам сломал рапиры, которые служили ей для упражнений. Не оказало ли это все Анне-Клод дурной услуги, подготовив ее необъяснимую выходку? Г-н де Вердло приказал даже запрячь карету, чтобы ехать в Вернонс с целью направить юстицию по следам беглянки, но, конечно, этого не сделал, ибо принадлежал к тем людям, которые действуют только в воображении и никогда не согласовывают своих действий с тем, что они решили. Мало-помалу г-н де Вердло успокоился и даже почувствовал какое-то сожаление об этой маленькой сумасбродке, которая втайне от всех задумала то, что ей удалось выполнить с исключительной ловкостью, и, будучи вполне достойной дочерью г-на де Шомюзи и еще кого-то, бежала в прекрасную лунную ночь искать любви на больших дорогах.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

В молчании спящих полей Анна-Клод де Фреваль слышала только то быстрый, то медленный стук копыт своей торопящейся лошади, перед которой неслась по земле лунная тень. Первый раз в жизни находилась она в ночном одиночестве. Приходилось быть внимательной к выбору дороги, ко всем ее извилинам. Это занятие поглощало ее целиком, потому Что она боялась заблудиться. Время от времени различные признаки указывали ей, что она на верном пути. Поэтому на минуту девица де Фреваль переставала вглядываться во все окружающее и погружалась в задумчивость, в которой, казалось, не было устремления к определенной мысли. Иногда она снова приходила в себя, как бы от удивления, что не видит вокруг привычной обстановки. Куда девалось окно, зеркало, в которое смотрелась она со своей кровати в лунные вечера, когда ее томила бессонница? Почему она не слышит, как стучат в дверь ее комнаты толстые пальцы Гоготты? Почему Аркенен не гарцует сейчас рядом с ней? Где же, наконец, сам г-н де Вердло? Лицо добряка на мгновение возникло перед ее глазами. Оно показалось ей сильно уменьшенным, очень смутным и словно отступающим в туман прошлого. За этим призраком следовали и другие: г-жа де Морамбер, г-жа де Грамадэк — и между ними неясный профиль г-на де Шомюзи. Затем все стиралось в ее воображении, и Анна-Клод приходила в себя, чтобы не пропустить поворота тропинки или избежать столкновения с какой-нибудь толстой веткой, которая внезапно задевала ее листьями по лицу или царапала ей руку, словно для того, чтобы предупредить о себе. Долго скакала она таким образом, и лунный диск уже начал клониться к горизонту. Девица де Фреваль достигла опушки леса, который окружал Большой Холм. У нее была надежда достигнуть его прежде, чем луна скроется из глаз. Там она остановится и подождет немного, чтобы продолжать путь при бледном свете зари. Отдых будет полезен лошади, ибо ей понадобится весьма много сил, чтобы доскакать до цели. Поэтому, увидав небольшой ручеек, Анна-Клод напоила лошадь. Она и сама охотно последовала бы ее примеру, так как чувствовала, что у нее пересохло в горле, но удовольствовалась тем, что провела языком по губам. Быстрым и гордым жестом поправила она прядь волос, выбившуюся из-под треуголки, и снова начала пробираться по тропинке, которая тяжелым подъемом вела к вершине холма. Только достигнув вершины, она соскочила на землю. Луна уже почти касалась линии горизонта, и, вместо посеребренной глазури, все казалось покрытым чем-то вроде серого пепла. Воздух был свежий и несколько резкий. Девица де Фреваль привязала свою лошадь, а сама села на тот же самый ствол поваленного дерева, где она отдыхала с Аркененом. Она слышала, как ее лошадь в темноте с хрустом жевала молодые побеги. Этот звук привел ее в возбуждение. Она должна торопиться снова вскочить в седло. Как ей хочется, чтобы поскорее настал день! Чтобы овладеть своим нетерпением, она заставляла себя думать о разных вещах. Что касается этого рва, который отделяет поля от парка Эспиньоль, то она весьма плохо взяла его как барьер и ее лошадь рисковала очутиться в канаве. Как бы ворчал Аркенен, если бы он только присутствовал при этом! Прямо чудо, что ее лошадь не сломала себе ног или шеи. И притом ее, наверное, узнал Куаффар. Без сомнения, он поднял тревогу во всем замке. Но не все ли равно? Они там лишены возможности ее преследовать. Мысль о том, что она могла бы оказаться задержанной, заставила ее крепко сжать губы. И снова увидела она себя маленькой воспитанницей монастыря Вандмон в ту самую минуту, когда она переоделась в платье садовника и когда ее захватили сидящей верхом на монастырской стене. Это воспоминание заставило ее покраснеть от гнева. О, на этот раз все будет иначе! Она не дастся в руки живой. Ее пальцы гордо нащупали под плащом рукоятку кинжала. Ах, почему не может она этим клинком разорвать лежащий на всем сероватый покров, как рвут назойливую ткань? От нетерпения девица де Фреваль закрыла глаза.