Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский

3. Библейские «шесть дней творения» содержат принципиальную модель поступательного движения, а Грядущий Мир, которым завершается Библия, означает переход космогенеза на новую, качественно иную ступень.

Однако, часто забывают, что Библия не рассматривает это движение вверх как путь плавный и однолинейный. Для неё и история не есть либо прогресс, либо упадок, но двуединый процесс, в котором совершается противоборство двух полярных начал. Для обозначения сил, тормозящих космогенез, Библия использует древний символ чудовища-Хаоса (Левиафана). Он восстаёт против Творца, но во имя принципа свободы он не укрощен полностью, а имеет свободу действия. Только в конце этого безмерно огромного отрезка Становления он будет сражён. Образ чудовища в древних космогониях означал хаос, беспорядок. Отсюда мы можем сказать, что история миротворения протекает на фоне борьбы Логоса и Хаоса. В плане физическом это тоже можно понять (организация и структура против деградации и энтропийных процессов). Распад в материи влечёт за собой смерть. Но новый творческий акт (жизнь) осуществляет победу над смертью. Возникла ли жизнь из неорганического или это было непосредственное вторжение высшей Информации в природу — не имеет принципиального значения. Библия в частности говорит о «воде» и «земле», которые «производят» живые существа… Но победа жизни частичная. Сама она с момента её возникновения не угасает, но индивиды, «листья древа жизни» — погибают. Следующая фаза — человек, который передаёт жизнь и мысль уже не только в генетическом коде, а на уровне ноосферы, особого измерения, которое создаёт культуру (здесь интересны идеи Вернадского). В человеке есть сознание, т. е. то, что отсутствовало на предыдущих ступенях космогенеза и вообще не присуще природе: личность, индивидуальный разум, самосознание. Вл. Соловьев показал, что для того, чтобы биологическое существо смогло стать носителем ядра иного измерения, нежели материя, в нём должен был сформироваться соответствующий чувствительный аппарат. Поэтому антропогенез лишь подготавливался на стадиях австралопитека (или ему подобного существа), архантропа и пресапиенсных форм (классические неандертальцы были, видимо, боковыми ветвями). Иными словами, дух раскрылся только в Homo sapiens. Это, по-видимому, был «скачок», внезапная мутация, сделавшая возможным соединение биологии и самосознания. Явилась новая «клетка» бытия — личность. «Гоминизация, — говорит Тейар, — если угодно, есть прежде всего индивидуальный мгновенный скачок от инстинкта к мысли». В другом месте он пишет: «Здесь совершенно невозможно уйти от проблемы прерывности… Если переход к рефлексии действительно, как того требует физическая природа,… есть критическая трансформация, мутация от нуля ко всему, то невозможно представить себе на этом точном уровне промежуточного индивида… Или надо сделать мысль невообразимой, отрицая её психическую трансцендентность относительно инстинкта. Или надо решительно допустить, что её появление произошло между двумя индивидами». Однако, Библия не делает упора на этом индивиде. Почти повсюду в ней «АДАМ» (по-еврейски: «ЧЕЛОВЕК») есть нарицательное, а не собственное имя. Один из отцов Церкви, св. Григорий Нисский называет «первого Адама» Всечеловеком, то есть мистико-биологическим единством человечества. Важнее другое. Библия говорит, что Бог «вдохнул» в человека душу и таким образом создал его по Своему «образу и подобию». Один из русских святых говорил, что «до того, как Адам получил душу, он был подобен животному».

4. В человеке раскрылось иноприродное — то, что сокрыто в глубине Бытия: разум, дух, сознание. Поэтому он, с одной стороны, связан с миром природы, а с другой — с высшим планом и с самим Сущим. Далее Библия говорит, что человек, этот посланец Божий в мир, не выполнил своего предназначения. Он пожелал автономии от Бога («будете, как боги»). Это отдалило его от Источника жизни. Болезнь поразила весь вид, в силу его существенного единства. Но борьба продолжается, Свобода даёт ей место. Альтернатива оставлена. Если прежде Логосу сопротивлялся Хаос, то теперь ему противится зло, грех, связанные с сознанием и нравственной природой человека. В плане Истории противостоят, как я уже говорил, два потока: один, идущий к Царству Божию, другой — к деградации. Это мы называем противостоянием Христа и Антихриста, которое запечатлено в последней книге Библии. Библия открывает нам, что творческое действие Логоса достигло в истории высшей точки в Лице Иисуса Христа. Через Него Бог личностно открылся человеку и дал ему свободный путь следования к свершению космического замысла. В Грядущем раскроется всё прекрасное, что только зачинается ныне. Всё Христианство стоит под знаком слов: «Да приидет Царствие Твое»…

Таково в самых общих чертах наше видение тайны Бога, мира и человека. Мы веруем, что все, кто стремится к добру и трудится для него — участники нашего общего созидания. Но бывает и так, что этому созиданию препятствуют люди, номинально являющиеся христианами. Взвесить это может лишь высшая Правда, которую мы называем по-библейски Судом Божиим.

Итак, я знаю Вашу веру, а Вы — мою. На все частные вопросы я готов ответить. Но не знаю — действительно ли Вам интересно? Я вовсе не хочу оказаться в положении других друзей о. Сергия, которые, пусть невольно, но что-то Вам навязывали. Недалеко, даст Бог, то время, когда Вы при желании сможете ознакомиться с вопросом не по поверхностным письмам…

(Копия этого письма была направлена о. Сергием К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму, но цензура её не пропустила.)

Корреспондент Д.

Письмо С. А. Желудкову (от 12.12.1975)

Тягостное впечатление производит духовная несвобода Вашего корреспондента[27]. Он абсолютно не в силах вырваться из околонаучных стереотипов, из того, что стало модно называть парадигмой науки. Для него постулатами, сомневаться в которых невозможно, служат не добытые наукой истины, но ходячие точки зрения, которые из-за многократного повторения перешли в глазах публики из разряда гипотез, догадок, сопоставлений в разряд окончательно утверждённых истин. Грустно это. Как ужасно зрелище ума, окостенелого в границе, которую поставила не воля Всевышнего, но сам человеческий разум, любующийся собственной ограниченностью. Ну, это всё грустные эмоции, а по делу скажу не много. Почему Ваш корреспондент полагает, что верующему необходимо отрицать эволюционное происхождение человека? Почему он полагает, что Библия есть учебник естествознания? Как писал А. К. Толстой (человек глубокой и чистой веры): «Способ, как творил Создатель, что считал он боле кстати, знать не может председатель комитета о печати». Вопрос только в том, что с нашими религиозно-нравственными представлениями о человеке лучше совмещается та из возможных эволюционных теорий, по которой 1) эволюционное развитие есть раскрытие предустановленной гармонии (само по себе это ещё не признание Бога) и 2) качественное отделение человека от животного мира произошло однократно за малый промежуток времени. Такие эволюционные теории (номогенетического толка) всерьёз обсуждаются в советской литературе (более даже чем в западной). Биохимическое родство человека и обезьяны этому не противоречит. Человек состоит из тех же химических элементов, что и мертвая природа. Отличие в структуре. А функциональное разделение мозговых полушарий, при котором правое управляет левой половиной тела и отвечает за художественно-эмоциональную сторону человека, а левое полушарие — правой половиной и логической деятельностью, — такое есть только у человека, и вряд ли это могло возникнуть постепенно. Кстати, к номогенетическим взглядам на эволюцию (как на закономерный процесс) в противовес селекционизму, где регулятором служит исключительно борьба за существование между видами, склоняются прежде всего палеонтологи.

Теперь о бритве Оккама. Корреспондент пишет: «Новая сущность вводится в науку именно тогда, когда возможности старых полностью исчерпаны». Но кто этому судья? Кто и когда шепнул Максу Планку, что не надо биться над фокусами в рамках классической теории? Бритва Оккама полезна, когда она ограничивает учёного в попытках вводить новые сущности по любому случаю, когда он не находит достойного объяснения тех или иных феноменов. Но она же становится гирей у него на плечах, когда останавливает мысль на пути проникновения вглубь новых сущностей. Впрочем, на эту и близкие темы есть хорошая статья в журнале «Изобретатель и рационализатор», №№ 8 и 9 за текущий, 1975 год.

Наконец, последнее. Разница между верующим христианином любого вероисповедания и Вашим корреспондентом состоит, в частности, в том, что мы верим Откровению Спасителя о Себе Самом: «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь» (от Иоанна). Мы не станем поверять достоинства Христа той ограниченной моралью и истиной, которую открывает нам наш убогий посюсторонний опыт, — наоборот, мы поверяем мораль и правду Откровением Христовым. Эту мысль великолепно обозначил Достоевский в парадоксальной форме: «Если Христос и истина не одно, то я на стороне Христа, а не истины» (цитирую по памяти, заведомо не буквально). Так вот: плевал я на любую мораль, если она не от Спасителя и не спасительна тем самым. Впрочем, я абсолютно уверен (в гордыне своей говорю не «верю», а «уверен»), что морали не от Христа нет, что такая мораль фактически оборачивается дьявольским извращением нравственности.