Самец причесанный - Анатолий Дроздов

— Хо! — воскликнула она. — Ты соскучился по мне, тарго?!

— До слез, — подтвердил я. — Видишь, плачу? Вот что, красавица, есть просьба. Нужно мясо: свежее и много. Взамен обещаю крупы и муки.

— Ты проголодался, тарго?

— У меня радость — сын родился.

— Ух! — обрадовалась Амага. — Мальчик — это хорошо. Он стоит дорого. Девочку могут бесплатно отдать, за мальчика платят золотом. Я дам тебе мяса, тарго! Мои сармы застрелили козу, она молодая и жирная. Мы хотели ее съесть, но раз тебе нужно…

— Я заберу только мякоть, — успокоил я. — Внутренности с костями оставь себе. Сваришь бульон, а в нем — крупу. Будет вкусно.

— Хо! — одобрила Амага.

— Еще дрова…

В лагерь я прискакал, отягощенный мешком с мясом и охапкой хвороста. По возвращении разыскал квестора и сообщил о планируемом мероприятии.

Нонна одобрила. Мне выделили продукты, дали помощниц и снабдили утварью. Я порезал мясо, перемешал его с солью и залил уксусом. Промариноваться не успеет, но это неважно: ароматный уксус придаст шашлыку вкус.

Я развел костер. Помощницы притащили стол с лавками и вымыли их. Возникшая ниоткуда кварта села чистить лук.

— Сани! — удивился я. — Тебе надо лежать!

— Мне лучше! — возразила она. — Госпожа и господин Гай спят, я могу помочь.

Я не стал спорить. Сани кстати — она знает мою кухню. Когда костер прогорел, я соорудил мангал из колышков и двух пилумов, нанизал на вертела мясо, обжал его и водрузил над углями. Вертелов в лагере нашлось мало, зато все большие. Придется печь партиями, готовый шашлык сгружать в миски. На шампурах приятнее, только где их взять? Сани, разболтав тесто, принялась печь лепешки. На запахи подтянулись гости: трибун, центурионы, Лола, квестор — вся королевская рать. Притащилась и медикус, хотя ее я не звал. Выглядела бабушка весьма довольной: первой сообщила такую новость!

Гости расселись по лавкам. Я разлил вино по оловянным чашам и разложил ложки. Есть ими шашлык — дикость, но вилок здесь нет. К вину гости не притронулись. Сидели, глядя, как я ворочаю вертела. Это понятно. Шашлык — это не только еда. Это процесс…

Первая партия поспела быстро. Я свалил мясо в миски, нанизал новую партию и поручил ее Сани, перед этим сбросив ей в миску несколько прожаренных кусков. Нечего кварте слюнки пускать, пока другие обжираются. Остальное мясо и горячие лепешки отнес к столу. Трибун глянула на меня, и я взял чашу.

Тосты произносить я не умею: практики не было. Не уважаю то, что с ними связано. Я почесал в затылке.

— Ну… Человек родился. Гай Игоревич Овсянников.

— Гай Виталий Руф, — поправила трибун. — В Паксе родство считают по матери.

Я кивнул: Руф так Руф. В паспорт все равно впишут по-нашему: в России матриархата нет. Там им не тут.

— Предлагаю тост за здоровье принцепса! — перехватила инициативу Валерия. — Она прислала когорту, позволив спасти Игрра и Виталию. Флавия мудра и прозорлива. Да хранит ее Богиня-воительница! Слава принцепсу!

— Слава! — рявкнули гости, подымая чаши.

Я присоединился. За принцепса так за принцепса. В самом деле, прислала. Споспешествовала… Хай ей щастыть, как говорят на Украине, — не жалко. Заодно перед начальством прогнемся. Вокруг посторонних нет, но я не сомневался: за нами наблюдают и подслушивают.

Опорожнив чаши, гости набросились на еду. Хватали мясо ложками, запихивали в рот и жадно жевали. Еще бы! Парная дичь, запеченная на углях с дымком и пряностями, — это вам не замороженная свинина, отбывшая срок заключения в морозильнике. Шашлык исчез с космической скоростью. К счастью, Сани не подкачала, и вторая партия не замедлила явиться. Публика оживилась и принялась тостовать. За славного трибуна претория Валерию Лепид, да хранит ее Богиня-воительница! (Стоя.) За сенатора Игрра, достославного! (Стоя.) За его жену, старшего декуриона! (Без эпитетов, но стоя. Лола вскочила первой.) За новорожденного Гая, сына сенатора! (Стоя.) Я не успевал подливать вино, а Сани — подносить мясо с лепешками. Ввиду скорости поглощения шашлык стал поступать полусырым, но гости этого не заметили. Когда очередь тостуемых дошла до медикуса, полог палатки колыхнулся. Перед взорами собрания предстала Виталия. Она переоделась в форменную тунику и накинула алый плащ — видимо, «кошки» удружили. С грозным нарядом диссонировал белый сверток, который Вита прижимала к груди. Жена огляделась и двинулась к нам. Она шествовала, словно Богоматерь по облакам, но в отличие от мадонны Рафаэля лицо Виты сияло радостью. От нее словно исходило счастье, и я почувствовал, как защипало в глазах. Не только у меня. Я заметил, как Валерия украдкой смахнула слезу.

— Гай поел, — сказала Виталия, подойдя. — А мне не дают. У вас так вкусно пахнет.

Она окинула взглядом плотно занятые лавки. Лиона торопливо вскочила.

— Садись, декурион!

Вита без долгих раздумий опустилась на ее место. Я метнулся к мангалу, стащил кинжалом с вертела самые аппетитные куски и свалил их в миску. Добавив лепешку, отнес жене. Она выразительно приподняла Гая. Я забрал сына, и Вита набросилась на еду. Было видно, что она здорово проголодалась. Вот и славно! Хороший аппетит после родов — добрый признак. За столом воцарилась тишина. Все молча смотрели, как роженица насыщается.

— Можете продолжать! — сказала Вита, заметив.

Она произнесла это как царица, дарующая милость подданным. Удивительно, но все с этим молчаливо согласились. Трибун откашлялась и взяла чашу.

— Я хочу выпить за человека, который принес нам радость и подарил надежду. Первый мальчик в Паксе за тысячу лет!..

— Не первый! — перебил я.

Трибун удивленно замолкла.

— А как же простые нолы? — спросил я. — Они ведь рожают сыновей! Как и сармы, к слову.

— Они — низшие существа! — сказала Валерия.

— Покойная Мада была треспартой. Она родила трех мальчиков! У людей и нол, когда жили вместе, сыновья были.

— Что ты хочешь сказать? — удивилась Валерия.

— Дело не во мне. Любая треспарта, димидия или комплета может родить сына, если у нее будет муж или хотя бы постоянный мужчина.

Гости за столом переглянулись. Вита перестала есть и уставилась на меня.

— Объясни! — потребовала трибун, опуская руку с чашей.

Я оглянулся: Гай на руках мешал говорить. Лиона, топтавшаяся рядом, подскочила и протянула руки. Я уложил в них спящего сына, проследив, чтобы головка ребенка упокоилась на сгибе локтя. Лиона осторожно, будто хрустальную вазу, прижала младенца к себе. Лицо ее засияло.

— Постараюсь, трибун! Вопрос, почему в Паксе нет мальчиков, не давал мне покоя. Получалось странно: были — и вдруг не стало. Жрицы говорят: гнев богини. Но я медикус и не верю в сказки. Они противоречат тому, чему я учился. Дело не в богине и тем более не в ее гневе. Я долго думал, но картина не складывалась, не хватало деталей. Сегодня я их получил.