Княжна - Светлана Берендеева

– Катя, Катеринушка…

Пётр с силой тёр обеими ладонями лицо, словно сдирал с себя что-то.

Мария поспешила к нему с приготовленным лекарством, поднесла к губам. Он выпил, наконец разлепил веки.

– Ты что здесь? Почему нет никого? Спал я что ли?

Говоря это хриплым застоявшимся голосом, Пётр потянул к себе висевший в изголовье халат и двинулся к краю широченной кровати, явно собираясь встать.

– Захворали вы, государь, и сильно. Вставать вам нельзя сейчас.

Мария халат у него отобрала и самого уложила. Пётр послушно лёг, дал себя укутать.

– И впрямь, слабость какая-то во всех членах. Доннеля звали?

– Смотрел он вас, болезнь трактовал опасною. Ещё докторы званы, утром консилия будет.

– Консилия… А Катерина Алексевна где?

– Спит она, умаялась с вами.

– Так я это давно? Час-то который?

– Ночь поздняя, утро скоро. Вы весь день в беспамятстве были.

Пётр снова сел.

– Ну, Макарова тогда кликни.

– Да Господи! Угомону на вас нет. Лягте, а то опять хуже вам станет. И Алексей Василич спит, недавно лёг, тоже пособлял ходить за вами.

Таким вот успокаивающим и чуточку ворчливым приговором справлялась с царём Екатерина, и ей он обычно поддавался, обмякал. Но у Марии, видно, голос неподходящий был. Пётр не только не лёг, а подсобрался, подтянул под одеялом к груди длинные ноги.

– Кому говорю, зови Лексея, может, спешное что.

– Пётр Алексеич, я вам сейчас заместо доктора и по-докторски велю лежать. А Алексей Василич за день умаялся и лёг недавно. Нешто не жаль вам его? А новости я вам и сама скажу. Одна только новость – депеша из армии, без вас её читать господа министры не стали.

Пётр усмехнулся, надувшиеся было гневные желваки на щеках разгладились.

– Ох, Марья, худо ж придётся тому, кто тебя замуж возьмёт. Ладно, жалостливая, Макарова будить не хочешь – денщика за депешей пошли. А то, может, Шереметев уж с туркой бьётся, а я здесь бока пролёживаю.

– Денщика сейчас пошлю, они оба тут рядом на страже. Лекарство только вот выпейте.

– Опять лекарство, – Пётр капризно, как ребёнок, надул губы, но всё же протянутую чашку взял, начал пить. – Залечишь ты меня. А денщики-то что тут сторожат?

– То было Иоганна Юстиновича снадобье, а это моё, тут травы лесные, от них вреда не будет.

Мария приняла пустую чашку, опять в который раз укутала царя.

– А денщики тут Алексеем Василичем для охраны поставлены. Недавно паны взойти хотели, так потому.

– Паны? Что ж им от царя ночью надо?

– Да не от царя, они нас с Варей звали.

Пётр опять вскочил, захохотал.

– Ну-у! На цветник, значит, мой позарились! Ну и паны!

– Да лежите ж вы, ну прямо как дитя, право.

Мария рассердилась.

– Будете лежать? А то не пойду за депешей.

– Буду, буду, мать-командирша.

Пётр послушно лёг и, как маленький, подложил руки под щёку.

Денщики, конечно, спали и не сразу сообразили спросонья, что нужно. А когда Мария вернулась, Пётр, лёжа в той же позе, сладко посапывал. Он вдруг стал похож на уснувшего после целого дня игр и беготни мальчика. И Марии представилось, как, должно быть, сладко было царице Наталье Кирилловне сидеть возле его кроватки и глядеть на оттопыренные губки, румяные щёчки, размётанные во сне тёмные кудри…

Принесённую вскоре депешу она положила рядом с кроватью и продремала в кресле до самого прихода докторов. Вместе с Варенькой помогли царице в надлежащий вид себя привести, а потом Варенька, переменив платье, умчалась узнавать новости. Мария же блаженно вытянулась в постели и проспала до самого полудня. И дольше бы проспала, да не дали.

– Вставай, лежебока, а то весь день проспишь, – слышала Мария сквозь сладкую дрёму и чувствовала, что её ласково гладят по плечам и спине, и выгибалась под этими оглаживаниями, как в детстве.

Открыла глаза, а это Нина оказалась. Неожиданно добрая и ласковая. И красивая.

– Ну, вставай же, Маша. Я вчера приказала все укладки наши из возов перенести и разобрать. Мы, наверное, здесь долго пробудем, раз государь болен, так туалеты понадобятся. Дамы здесь в таких нарядах куртуазных… Нельзя нам отставать. Ну вставай же. Тебе уж ванну наливают, я распорядилась.

– М-м, – Мария с усилием села, облизала неподатливые губы.

– Не люблю днём спать – встаёшь, как избитая. А ванна это хорошо, а то у меня даже от рубахи пахнет. А уж подмышками – ф-фу!

– А ты знаешь, что мне вчера одна пани рассказала? Ты не поверишь! Во Франции при дворе завели моду, чтоб дамам все волосы на теле, ну все до одного, выщипывать. И во всей Европе эту моду уже переняли, так что теперь с волосами одни только мужички.

– То есть как? И на голове? И брови?

– Да ну, Маша, ты, видать, не проснулась. На голове, понятное дело, оставляют, тем более, что париков женских уж не носят. А все остальные волоски: и подмышками, ну и там… – долой.

– Как и там!? Ф-фу!

– Ничего не фу. Это серость наша, варварство. Волосы у человека уместны только в причёске. Вот и мужчины лицо бреют.

– Так то лицо.

– Всё одно, волосы есть варварство.

Нина разошлась, разрумянилась, видать, мысль сделать своё тело гладким, как у статуи, казалась ей очень заманчивой.

– Ну ладно, я мыться пойду. Рубашки чистые мои куда положили?

– Всё уже приготовлено в туалетной. Хочешь, я тебе платье выберу?

– Да я синее одену.

– Что ты, как можно, ты вчера в голубом была, это близко.

– Ну так коричневое.

Нина фыркнула.

– Тогда уж сразу монашеское лучше. Я сама подберу, иди.

Похоже, совсем грузинская княжна от конфузии с царём оправилась и готова к новым битвам, подумалось Марии.

Платье выбрала Нина розовое. Сама она тоже в розовом была, только потемнее.

– А это для Вареньки? – показала Мария на висевшее на распялке розовое.

– Да. Она сейчас должна придти переодеться к обеду. Вечно опаздывает, всё впопыхах.

Мария хихикнула:

– Мы нынче как три розочки будем.

Нина оторвалась от зеркала.

– Но это же красиво! Посмотри, хорошо на этом месте? – показала она на большую пунцовую розу на своём корсаже.

– Ой, чудесно! Где ты взяла?

– В оранжерее. Тут такая оранжерея! Мне садовник сам выбрал. И вот, смотри, видишь, стебелёк в стекляшечку маленькую засунут, там специальная вода, чтоб не завяла долго. Ах, в каждой малости – Европа!

– Почему Европа в малости? – Варенька возникла в дверях. – Вы уже готовы? Ну я быстро… Ой, дивно! Нина, где ты взяла? В оранжерее? А можно?

И Варенька вихрем умчалась.

– Ну вот, – заворчала Нина, – опять ждать её.

Но долго ворчать ей не пришлось. Варенька мигом явилась с двумя такими же розами – себе и Марии – и мигом переменила платье. В шесть рук они быстренько всё завязали и застегнули. Так что девы не только не опоздали, но и раньше всех явились.