Уходи с ним - Аньес Ледиг

– Счастлив тебя снова увидеть, – говорит он, легко поглаживая мои волосы огромной натруженной ладонью.

– Прости, что я так исчезла.

– Спасибо, что снова объявилась.

– Ты на меня не сердишься?

– Сержусь, что тебе такое в голову пришло.

– Я сняла комнатку в деревенской гостинице.

– Ты все же поздоровайся с Катрин. Пока мы будем кормить чаек, она уложит детей.

– Катрин? Дети?

– Я женился. У нас двое. Мальчик двух с половиной лет и шестимесячная девочка.

– Я не знала.

– Выйдешь со мной на лодке завтра утром?

– Да, пожалуйста, мне так это нужно.

– Знаю…

Он загружает в машину ведро с сегодняшними кухонными отбросами, и в наступающей ночи мы едем к порту. Его лодка там; пришвартованная к понтону, она тихо покачивается на легких озерных волнах.

Я устраиваюсь на носу и смотрю, как он запускает мотор и работает рулем. Мы быстро выходим на простор, и он замедляет ход. Чайки уже кружат над нами в нескольких десятках метров. Они знают. Их пронзительные крики и рискованные траектории – птицы едва не задевают нас – придают всей сцене нечто хичкоковское[29] и почти столь же тревожное. С каждой пригоршней рыбьих костей, которые бросает им Александр, туча птиц пикирует в воду, готовая на все, лишь бы поймать свою долю добычи. Луна еще не полная, но достаточно яркая, чтобы высветить и подступающую ночь, и белые перья чаек, мечущихся вокруг нас. Наконец он вытряхивает из ведра остатки и тут же включает на полную мощность мотор, будто пытаясь избавиться от их присутствия. Несколько птиц упорно следуют за нами, но в конце концов одна за другой бросают эту затею.

Когда вновь воцаряется покой, он глушит мотор, и я понимаю, что должна с ним поговорить. Нельзя возникнуть из ниоткуда, как невинная розочка, и не объяснить, с чего эта розочка изрядно подувяла. Я вымотана, поэтому сразу перехожу к главному. Угадываю его взгляд, иногда обращенный на меня, но чаще – на собственные белые резиновые сапоги. Он ничего не говорит. А что тут скажешь? Он спокоен, но молчалив. Принимает мой рассказ, никак его не комментируя и не вынося никаких суждений.

Мне становится невыразимо хорошо. Ну вот, я вывалила в лодку свое ведро горестей, как он только что вытряхнул рыбьи кости в озеро.

Все отбросы, с которыми не знаешь, что делать…

А потом, не говоря ни слова, мы возвращаемся в порт. Он провожает меня до гостиницы.

– Завтра в шесть, устроит?

– Отлично.

– В доме уже свет потушили, увидишь Катрин завтра. Доброй ночи…

– Спасибо, Александр.

– За что?

– За все.

– Не за что…

Морской бой

Почему бессонница нападает ровно тогда, когда необходимо выспаться? Уже полночь, а глаза сомкнуть не удается. Почему Мари-Луиза кажется такой уверенной, а я вот не могу избавиться от тревоги? Боюсь, что с Джульеттой что-то случилось, что у нее слишком черно на душе, что ей захочется со всем покончить. Я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы предсказать, как она поведет себя в такой ситуации. Может, я должен был кинуться следом сразу же, а не позволять ей настолько меня опередить. Если случится, что я опоздал, мне этого не перенести. Хотя я все время твержу себе, что бабушка знает ее лучше, чем я, а она вроде бы безмятежно спокойна. Я должен прислушаться к ней, а не к своим страхам. И потом, Малу – та еще женщина, должна же была внучка унаследовать хоть немного ее силы.

Когда мне не спится, я иду к Ванессе. Кровать у нее широкая, можно вполне удобно устроиться. Я обнимаю ее, как делал в свои одиннадцать лет, когда она была совсем малышкой и ее приходилось укачивать, пока наши родители ссорились. Меня успокаивает, когда я чувствую, как она дышит рядом. Маленькой она урчала. На самом деле она страдала астмой. Еще и теперь у нее случаются приступы. И ей становится легче, если в такие моменты я обнимаю ее. Она не выносит, когда ей трудно дышать, и боится задохнуться. Наверняка с ней что-то случилось в момент рождения, потому недостаток воздуха так ее и пугает.

Постучав, я даже не успеваю повернуть ручку, как ее дверь распахивается.

– Что-то ты не торопишься…

– Не хотел тебя беспокоить, у тебя ж завтра занятия.

– Первым уроком у меня физкультура, сделаю вид, что подвернула лодыжку и поваляюсь на матах, у нас гимнастика.

Она откидывает одеяло, и мы ложимся рядом, свернувшись калачиком и погасив лампу у изголовья. Я люблю Ванессу, как никого другого. Она кусочек меня. Жизнь нас слишком ломала, давила и пугала. Наступает момент, когда только истинная любовь связывает вас друг с другом, потому что порознь вы существовать не можете. Именно это и произошло с нами после моего несчастного случая, после того, как я чуть не умер – а может, задолго до того, может, так было всегда. Любовь на всю жизнь, до смерти. Любовь, которая не смиряется с судьбой. Любовь, благодаря которой другой остается рядом, даже когда уходит. Мы шептались в полумраке ее спальни, освещенной только уличными фонарями.

– Тебе не показалось, что дед плохо выглядит?

– Показалось, – сказала она как о чем-то очевидном.

– Вот вернусь и разберусь, что там происходит. Надеюсь, без меня все будет в порядке?

– А с какой стати что-то должно случиться?

– Но ведь меня не будет.

– Ромео… Мне уже семнадцать.

– Верно. Прости. Никак не привыкну, что ты взрослеешь. Ты навсегда останешься моей маленькой сестренкой.

– Сестренка скоро станет совершеннолетней. А еще есть Гийом.

– Тебе с ним хорошо?

– А тебе было хорошо с Джульеттой, когда ты валялся на больничной койке?

– Конечно, ты же знаешь.

– А ты прекрасно знаешь, как мне с Гийомом.

– Когда я думаю, что, не упади я с восьмого этажа, ты бы с ним никогда не встретилась… Чего только не сделаешь, лишь бы ты была счастлива, а?

– Ха-ха! Очень смешно. Жизнь сама тебе диктует. На все есть свои причины.

– И ты туда же? Мари-Луиза недавно говорила мне то же самое.

– Она меня и убедила.

– Это и к Джульетте относится?

– Ну конечно. Ты ее отыщешь, утешишь, скажешь, что ты ее любишь, она кинется в твои объятия, вы проживете всю жизнь вместе, и ты будешь так же счастлив, как я. А если так не получится, значит все и должно было получиться по-другому. И тогда ты проживешь по-другому, но все равно будешь счастлив.

– Тебе виднее.

– Я снова видела маму.

– Правда?

– Издалека, она шла по другой стороне улицы. Все по-прежнему, не лучше. Катила велосипед, на велосипеде корзинка с какой-то моськой. Сама в ковбойской шляпе и майке с блестками, и распевает в одиночку на всю улицу.