Духовное просветление: прескверная штука - Джед МакКенна

Я не знал, что мне делать с самим собой.

Мне не хотелось сидеть за компьютером. Мне не хотелось смотреть телевизор. Мне не хотелось читать. Мне не хотелось спать. Не хотелось куда-то идти.

Ну, что ж, значит, просто буду стоять здесь.

Наконец, вошла Джулия. Она сказала мне, что провела утро в гостиной, просматривая книги, читая то одно, то другое. Я был рад её видеть, но заметил, что она была немного не в себе. Она спросила о продолжении интервью, на что я с радостью согласился. Она ушла за своей сумочкой, где были её записи и магнитофон. Вернувшись, она пристегнула микрофон к воротнику моей рубашки, и я засунул магнитофон в карман рубашки после того, как она включила его.

– Готовы? – спросила она.

– Да, мэм.

– Окей, – сказала она, сверяясь со своими записями и наклоняясь к моему воротнику. – Вопрос двенадцатый: Иисус говорил…

– Стоп, – сказал я.

Она остановилась.

– Так не пойдёт. Я не отвечаю на подобные утверждения. Потому что не могу. Мы не знаем, что говорил Иисус, почему он это говорил, и даже существовал ли вообще Иисус. Если бы он сейчас сюда вошёл, я бы потолковал с ним, я смог бы иметь с ним дело. Я способен отвечать за себя в любом разговоре на данный предмет. Но я не могу иметь дело с заявлением, начинающимся со слов "В такой-то книге говорится, что такой-то мертвец говорил…" Понимаете, о чём я?

Джулия кивнула.

– Видите в этом смысл?

– Да, – сказала она, – абсолютно. Удивительно, что я никогда прежде не слышала, чтобы кто-то говорил об этом.

– В процессе пробуждения быстро понимаешь, что нет никаких внешних авторитетов. Нужно определять всё самому. Если ты соглашаешься с чьим-то высказыванием, то только после того, как сам выяснил это для себя. Если смогли Иисус, Будда или Лао-Цзы, значит, сможешь и ты. Здесь нет выбора – нельзя надеть чужие ботинки, и здесь нет решений-отмычек. Вопрос тринадцатый?

Она улыбнулась.

– Вопрос тринадцатый. Во время прошлой нашей беседы мы затронули тему веры. Вы сказали, что не оперируете на уровне веры или убеждений. Означает ли это, что вы ни во что не верите?

Неплохой вопрос. Я вижу, что может заинтересовать читателей, но я должен думать о том, с кем я на самом деле говорю – о том, что здесь на самом деле происходит. В моём положении вряд ли можно встретить беспристрастного собеседника, и ничто из того, что я говорю, на самом деле не касается меня самогό.

– Дело не в том, верю я во что-нибудь или нет. По правде говоря, я могу поверить во что угодно. В самом широком смысле можно сказать, что я без разбору верю в духов, кровоточащие статуи, похищения инопланетянами, коровьи мутации, круги на полях, пророчества, одержимость демонами, во что угодно. Я впускаю всё это в себя практически не отфильтровывая, потому что так веселее, и потому что у меня нет причин не впускать это. То есть, если вы рассматриваете двойственную реальность как сон, что я и делаю, никакого различения не требуется. Где можно провести границу во сне? Всё хорошо. Ничего важного для меня не зависит от того, как я буду смотреть на эти вещи, поэтому я просто смотрю на них.

– Вы так и будете танцевать чечётку вокруг вопроса? – спросила она с весёлым огоньком в глазах.

– Ну, я вроде надеялся… – ответил я с очарованием школьника.

– Ну-ка, соберитесь, мистер, – сказала она сквозь оскал зубов. – Я заядлый журналист и мне нужны прямые ответы.

Мы оба засмеялись, но наблюдая за ней, становилось ясно, что она не совсем вместе со мной, как было в прошлую нашу встречу. Казалось, она нервничает. Очевидно, она плохо выспалась, но дело не только в этом. Она была слегка измучена, хотя справлялась с этим и прекрасно вела интервью. Она была на краю чего-то, но чего?

– Ммм, ну, на самом деле я больше не обладаю верой в том смысле, что вы имеете в виду. Этот вопрос просто не стоит – всё равно, если бы я спросил бы вас, что вы предпочитаете, воск из оленьих рогов или крем из оленьих рогов. Можно было бы сказать, что я не верю в веру, но это немного вычурно, хотя и точно. Я считаю веру и убеждения способами иметь дело с тем, что вы не знаете наверняка, а я не имею дело с не знанием наверняка. Мне не нужно заполнять пробелов. Должен отметить, что это не касается лично меня – вы получили бы такой же ответ от любого, кто находится в моей ситуации.

– Под ситуацией вы имеете в виду полное просветление?

– Ээ, частичного просветления не бывает, но да, любой, кто знает то, что знаю я, скажет то же самое. Вера и убеждения никак не влияют на просветление. То есть, у меня есть какие-то убеждения, которые должен иметь каждый. Вот почему ответ не просто да или нет. У меня есть убеждения относительно личной реальности, жизни после смерти и всего того, что мы не можем видеть внутри сна, и поэтому должны использовать воображение и разум, которые подсказывают нам, что происходит, но ничто из этого не имеет никакого отношения к просветлению. Я сейчас намеренно хожу вокруг да около – я всегда так делаю, когда пытаюсь ответить на вопрос, на который нельзя ответить адекватно, вопрос, который нельзя хорошо передать.

– Передать как? От непросветлённого человека просветлённому?

– И обратно, да, вроде того. Просветление охватывает все стороны человека. Это совершенно иная парадигма. Моя реальность это не ваша реальность. Все правила другие. Будто я говорю совсем на другом языке, и мы можем вообще как-то общаться лишь потому, что я когда-то говорил на вашем языке и ещё чуть-чуть помню его. Похоже, с каждым днём всё меньше. До вас что-то доходит? Я не очень хорошо выражаю свои мысли.

– На самом деле, – убедила она меня, – это очень интересно. Значит, если бы здесь сейчас присутствовал ещё один просветлённый, вы с ним отлично понимали бы друг друга?

– Вот чёрт, я вижу, аналогия рассыпается. Да, типа того, теоретически, мы с ним могли бы говорить на одном языке…

– Но?

– Но этого не случилось бы. Не о чем было бы говорить.

Я проиграл обе стороны подобного мнимого разговора для иллюстрации.

– Было бы что-то в этом роде: "Привет, как идут дела?" "Хорошо, спасибо, а у тебя?" "О, да, прекрасно. Как идёт просветлённая жизнь?" "Отлично, спасибо. Выжимаю все соки. А у тебя?" "То же самое, да. Очень доволен".

Она захихикала, развеселившись от моего маленького представления.

– Просто нечего было бы сказать. Гусеницы могут разговаривать между собой, но бабочки – нет. Это как… Вы знаете, как ведут себя вампиры?

– Ахх, снова вампиры, – произнесла она. – Нет, лично не знакома.

– Дело в том, что вы никогда не увидите вампиров, тусующихся вместе. Потому что они не имеют тесных связей. Они не нуждаются в компании друг друга, или в чьей-то ещё. Так обстоят дела. Это соло. Природа зверя.

– Вам действительно нравятся эти вампиры.

– Да, мне необходима любая помощь, какая только возможна, когда я говорю об этом.

– Но вернёмся к начальному вопросу: Верит ли просветлённый дзен мастер в дзен? Верит ли просветлённый суфий в ислам?

– Вы говорите о транспортных средствах и пунктах назначения. Когда ты прибыл в пункт назначения, транспортное средство отбрасывается, ты о нём забываешь. Если я приехал на поезде в Чикаго, я схожу с поезда и наслаждаюсь городом. Я не таскаю повсюду за собой поезд. Он сделал свою работу. Мне он больше не нужен. Конечно, если кто-то собирается вернуться и помочь другим в этом путешествии, тогда он воспользуется тем транспортным средством, которое ему знакомо.

– В вашем случае это было…?

– Их было много.

Окно кухни выходит на север и предоставляет широкий обзор неба – тучи двигались на восток. Этот холодный фронт принёс с собой изумительное разнообразие облачных пейзажей, и просто выйдя на улицу и оглядевшись вокруг, можно было насладиться величием восхитительных панорам во всех направлениях. Штормы, надвигаясь с запада, уходили к югу. Возвышающиеся подобно горам белые образования облаков были столь массивны и угрожающе огромны, что создавали почти сюрреалистическое ощущение опасности. Конечно же, из окна кухни мы не могли видеть во всех направлениях, но то, что открывалось нашему взору, было потрясающим.

Джулия напугала меня, близко наклонившись и проговорив мне в воротник:

– Чего вы хотите?

Я посмотрел на неё, пытаясь оценить, куда направлен вопрос. Видя моё смущение, она поднесла ко мне записи, чтобы я мог видеть:

– Вот здесь, вопрос четырнадцатый: "Чего хочет Джед?"

Для меня всё ещё было не понятно, что она имеет в виду, но ответ, вероятно, будет одинаковым, независимо от того, как интерпретировать вопрос.

– Я ничего не хочу. Я не хочу.

Её глаза округлились.

– Я знала, что вы так скажете! Я думала об этом много дней и это никак не может уложиться в моей голове. Как можно ничего не хотеть? Что это вообще значит? Что такое жизнь без желаний? Целей? Мечтаний? У вас разве нет стремлений? Разве нет ничего, что вы хотели бы достичь, или какое-либо качество, которым вы хотели бы обладать? Ведь жизнь похожа на постоянное развитие и достижение, движение вперёд. Амбиции, рост, завоевания. Вы не можете сказать, что вы… даже не знаю, как сказать… вы не хотите ничего? Вы должны чего-то хотеть.