Капище - Вячеслав Миронов

Хотя, с другой стороны, ничто не мешало желающим просто ворваться и скрутить нас в бараний рог. Командировочные журналистские удостоверения были слабым прикрытием. В Чечне немало исчезало и журналистов. Они что, не товар? Товар, на них можно и прославится, заработать себе имя. Заявить о себе, так сказать, на весь мир. Сначала ты работаешь на авторитет, а потом авторитет на тебя.

После ужина унесли посуду, мы умылись. Выкурили по сигарете в коридоре. Верзила был на посту, на нас он уже не обращал никакого внимания.

— Леха, а дальше что? — спросил Андрей вполголоса.

— Завтра мы идем брать интервью по списку, который нам предложат в холле гостиницы. А сами потихоньку пробираемся к одному домику.

— Какому домику?

— Там живет интереснейший человек. У него очень живописная биография. Ему около пятидесяти лет. Пятнадцать из них он отмотал по лагерям. До вора в законе не дорос, но кое-какой авторитет заработал. Был завербован КГБ еще во время первой посадки. В 1991 году во время захвата здания КГБ в Грозном принимал активнейшее участие. Громил все и вся. Особенно его интересовала картотека и алфавитный учет агентуры. Одним из первых запалил все это. Потом занимался угонами автотранспорта на территории остальной части России под заказ. Перегонял в Чечню. Под это дело организовал целую банду. Сам лишь отдавал приказы, оставаясь вне досягаемости. По мелочи мышковал продажей оружия, наркотиков. Зачастую работал посредником в мелких операциях. Пытался подняться. То корчил из себя политзаключенного, то ярого националиста, — мол, за это и пострадал, то матерого уголовника.

— Так чего же не поднялся? — Андрей был в недоумении.

— Потому что он не чистокровный нохча. Во-первых, из казачьего тейпа. Когда казаки бежали после разгона казачества на Терек, то им было разрешено основать свои тейпы, потом произошла ассимиляция. Но все равно, потомкам казаков не простили, что их предки были русские. Скажем так, тейп у него худой, хреновый. Во-вторых, мамаша у него — осетинка, а папа наполовину ингуш, а наполовину — чеченец. То есть, как не крути, в современном чеченском иерархическом табеле о рангах место его у параши. Но человек сидел, что у духов почитается, поэтому они позволяют ему иметь свой шакалий кусок хлеба. До серьезных дел не допускают, но кормиться мелкими делами позволяют. Вот он и основался на границе. Что-то перекинуть, что-то достать, разузнать, прочая мелочевка. Про КГБ и свой оперативный псевдоним «Сопка» этот верный воин своего народа уже забыл. Имею желание ему напомнить об этом завтра. Самое замечательное то, что я знаю про его две операции по переправке оружия в Чечню. Небольшие партии по местным меркам, всего-то три КАМАЗа. Руки у меня до него не дошли, но, насколько мне известно, на нем нет «прямой» крови. Мелочь, а приятно. Коммерция, дурно пахнущая, но без «прямой» крови.

— А ты откуда знаешь? Откуда тебе известны такие подробности?

— Хороший вопрос, грамотный вопрос. В свое время, когда был в командировке, то нашел старого опера, вернее не его самого, а его архив. Личный архив. У него на связи и был «Сопка». Картотеку-то они при штурме республиканского КГБ уничтожили, но забыли про существование личных и рабочих дел агентуры. А старичок-оперок все в норку сволок. Я тогда помогал бабушке старенькой — русской. А она мне. Когда узнала, кто я такой, и сделала подарочек. Сорок папочек подарила. Двадцать агентов. Десять папок с личными делами, а десять — с рабочими. Сын у нее спрятал в марте 1991 года. Потом сын был убит. А папочки хранились у мамаши... Вот и дошел до них черед. Двадцать агентов. Все, кто был на связи у покойного опера. Хороший был опер, толковый, от бога опер. Почитал я некоторые донесения, что писал «Сопка». Знаешь, такое солидное, толстенькое рабочее дело. Как на зоне своих вкладывал. Как здесь, в 89-м и 90-м, чеченцев тоже закладывал. «Стукачок» знатный. За деньги маму родную продаст. Но и платили ему соответственно. В листе «поощрения агента» места свободного не было. Все «шкуры» — донесения — писал собственноручно. Иметь такого «штыка» оперу — бед не будешь знать, и у начальства на хорошем счету.

— Что с папками сделал?

— В печку. А куда их еще? Отдать начальству, чтобы они всю агентуру засветили. А установочные данные на основных «полосатиков» я запомнил. Привычка у меня такая, а также основные вехи их агентурного пути. Посмотрим, глядишь, завтра и пригодится.

— Ты поведешь беседу? — Андрей смотрел на меня как на Бога.

— Конечно, ты только сопи для солидности, но не переигрывай. Калач тертый, по зонам хаживал не раз. На арапа его не возьмешь. Может и не придется вспоминать о его «подвигах», просто договоримся о переправке в Чечню.

— Когда ты согласился на эту экспедицию, ты уже знал про этого, как его... «Сопку»?

— Андрей, я привык все планировать. Иногда хорош экспромт, но он хорош за столом, а боевую операцию надо выверять до мелочи, до коробка спичек.

— Я смотрю, Алексей, что ты был хорошим опером.

— Не подлизывайся. Был, Андрей, был. Были времена. Сейчас другое время, иные задачи. Но цель одна — выжить и выполнить задачу. Так что мы теперь с тобой напарники, каждый прикрывает спину другого. Пошли спать.

— Пошли.

В номере мы подперли входную дверь стулом. Под окно пододвинули стол, на него стул. По крайней мере, если кто и полезет, то грохот будет солидный, нас с постели поднимет.

Я не стал раздеваться полностью. Лег в спортивных штанах и футболке. Андрей удивленно посмотрел на меня. Я пояснил, что близость Чечни не позволяет мне дрыхнуть сном праведника.

Ночь проворочался в беспокойном забытье. Не знаю, может и правы всякие авантюристы насчет ауры и всякого такого, может просто нервы не давали толком заснуть, но снилась мне снова война, снова бой в «зеленке», где прикрывал отход наших разведчиков. Ночные бои, когда мы теряли своих бойцов от огня невидимого противника. Я много раз просыпался и переворачивал мокрую от пота подушку на другую сторону. Футболка тоже вся была мокрая. И Андрей ворочался на своей кровати. Что-то невнятно бормотал и скрежетал зубами.

Наутро мы встали, слегка размялись и позавтракали в ресторане. Надо отдать должное, — помещение было убрано и проветрено. Никаких следов ночного веселья.

Ничего особенного мы не заказывали. Нам подали кофе, кстати, очень ароматный, заварной. Яичницу с местной ветчиной, бутерброды с маслом, джем. С собой мы взяли минеральную воду.

У театрально одетого дежурного портье спросили список, у кого можно взять интервью, да еще, чтобы не попасть на тех же людей, у которых брали интервью раньше.

Ну, что же. Вперед! Возле подъезда гостиницы не было уже автомобилей. Утро, деревня живет своей жизнью, кое-где видны люди. Идем по адресам, указанным в бумажке. Я в голове прикидываю адрес, по которому живет особо ценный агент под оперативным псевдонимом «Сопка». С другой стороны много воды утекло, может, и нет этого гражданина на месте. А может и на этом свете, бизнес-то рискованный, да и сам он «метис», а таких не особо жалуют в местных краях.

По первому адресу оказался огромный домина. Стандартные металлические ворота, окрашенные в зеленый цвет. Что в Чечне, что в Ингушетии, ворота окрашиваются в зелень. Оттенки могут быть самые разнообразные. Тем самым подчеркивается, что хозяева дома придерживаются ислама. У зажиточных на воротах из приваренного металлического прута исполнены всякие орнаменты. Как правило, незатейливые стилизованные изображения полумесяца.

На воротах, возле которых мы остановились, были приварены целые узоры в арабском стиле. Андрей прочитал даже какое-то изречение из Корана. Богатый мужик, этот хозяин дома.

На косяке под козырьком из жести — кнопка электрического звонка. Перед тем как позвонить, вешаем на шеи корреспондентские удостоверения. Рабинович стал «Коэном». Надписи с двух сторон, на русском и на английском. Где по-английски — наружу. Жмем кнопку звонка.

Открывается глазок в калитке. Голос с сильным акцентом интересуется, кто такие, и зачем пришли. Никакой душевной теплоты в голосе, а где же знаменитое кавказское радушие? Мы робкими голосами объясняем, кто мы и зачем мы здесь. Команда от собеседника — ждать. Стоим, курим, топчемся под дверью. Я уже хотел снова нажать на кнопочку. Прошло около пятнадцати минут. Внутри стала нарастать волна злости. Чтобы я — боевой офицер — стоял вот так под дверью духа!

Тут же сам себя уговариваю, что я уже никакой не офицер, а просто жулик, выдающий себя за журналиста. И что моя цель не выбить из духа признательные показания, а всего лишь взять никчемное интервью. И самое главное — это те деньги, за которыми я иду. Сигаретным дымом загоняю злость внутрь. Спокойно, Леха, спокойно. И вот снова глазок открывается, нас разглядывают, на месте ли мы, и никто не добавился?

Потом скрежещет засов, щелкают два замка, снимается цепочка, открывается калитка. Жестом показывают, что нас приглашают. Заходим, оглядываемся. Ворота изнутри укреплены так, что даже на грузовике тараном их не вышибешь. Стальные листы воротного полотна укреплены, усилены швеллером, обрезки двутавровых балок подпирают обе створки ворот.