Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев

Шансы на успешный штурм у Митридата были неплохие, как уже отмечалось, по сообщению Плутарха, городское ополчение понесло большие потери при Халкидоне, было потеряно 4000 воинов и десяток кораблей. Сам город Кизик стоит на острове и отделен от материка небольшим проливом — это создавало дополнительные трудности при осаде, но в условиях полного господства понтийского флота на море, вполне преодолимые. Окружив город с суши десятью лагерями и заблокировав пролив флотом, Митридат начал осаду под руководством военного инженера Никонида: началось строительство осадных машин и башен, копали рвы, возводились валы и насыпи, изготавливались навесы и тараны. И как только все было готово, Митридат дал команду к штурму, используя громадное численное превосходство, понтийцы атаковали сразу во многих местах — как со стороны суши, так и со стороны моря. Грохот катапульт заглушал команды командиров, от страшных ударов каменных глыб сотрясались и рушились стены Кизика, а к городским воротам поползли защищенные навесами тараны. И в довершение всех бед под стенами города гоняли пленных граждан Кизика, захваченных во время битвы при Халкидоне, а их было немало — около 3000 человек. Однако стратег Писистрат, командовавший обороной города, распорядился внимания на них не обращать и продолжать сражаться, сами виноваты, что сдались в плен. И сражение продолжалось, видя, что со стороны суши его войска успеха пока не имеют, Митридат распорядился усилить натиск с моря.

Громадная осадная башня, с которой на стены перекидывался мост, стояла на двух связанных между собой боевых кораблях, и царь распорядился подвести ее к стенам. Это был очень сложный маневр, поскольку в случае возникновения на море сильного волнения вся эта конструкция грозила опрокинуться, но понтийские моряки выполнили его блестяще, подведя гигантское сооружение вплотную к городской стене. Гоплиты Кизика, увидев вблизи это чудище, запаниковали, а потом на стену упал мост, и понтийские бойцы бросились по нему на стену. Но воинское счастье было на стороне оборонявшихся, по мосту перебежали всего четыре человека, а остальные замешкались и защитники этим воспользовались, бросившись в атаку, они сбросили храбрецов в море и начали бросать на корабли и башню зажигательные снаряды и лить смолу. Видя, что еще немного — и все сооружение превратится в гигантский костер, понтийские навархи медленно стали отводить назад корабли, а это было еще труднее, чем подвести их к стенам, отплывали не разворачиваясь, кормой вперед.

Но едва защитники Кизика отразили атаку с моря, как начался новый приступ со стороны суши, понтийские стратеги повели на город все осадные башни и усилили бомбардировку стен. Яростные бои закипели на городских укреплениях, воины Митридата отчаянно старались закрепиться на городских стенах, но это им не удавалось, горожане сражались храбро и отбивали все атаки. Сбрасывая со стен камни, они разбивали бревна таранов, с помощью петель отводили их в сторону, а подставляя под удар шерстяные плетенки, защитники ослабляли их разрушительную мощь. Огромное множество зажигательных снарядов, оставляя за собой черный шлейф, прочерчивали небо над Кизиком и падали на город, вызывая пожары и разрушения, — все кто мог, тушили огонь, стараясь не дать ему распространиться. Под вечер расшатанная и подожженная часть стены рухнула, но в город понтийцы прорваться не смогли, — в проломе полыхал пожар, и им пришлось отступить. Митридат отложил атаку до утра, ожидая, когда стихнет бушующий огонь, но когда перед рассветом ему доложили, что защитникам удалось восстановить стену в проломе, он отказался от штурма. Войска были измотаны непрерывными боями, им требовался отдых, и царь решил им этот отдых предоставить, он и предположить не мог, какие жестокие испытания ему вскоре предстоят.

Гнев богов

Недаром говорят: кого боги хотят наказать, того лишают разума, — именно это и произошло с понтийским царем. Потому что, вместо того чтобы продолжать победоносное наступление и начать освобождать города Малой Азии, где его с нетерпением ждали, а также постараться разгромить армию Лукулла, для чего у него были все возможности, Митридат затеял абсолютно ненужную и вредную со стратегической точки зрения осаду Кизика. Серьезной опасности этот город для него не представлял, его гарнизон и флот были ослаблены тяжелыми потерями под Халкидоном, а потому можно было просто установить его блокаду с моря. Но Митридат вцепился в него мертвой хваткой, и это имело трагические последствия не только для данной кампании, но и для всей войны в целом. Чем руководствовался Евпатор, когда принимал такое решение, сказать трудно, возможно, надеялся взять город быстро и с ходу, но, потерпев неудачу, озаботился вопросом личного престижа и решил довести дело до конца, другого объяснения просто не вижу. Ну а потом Лукулл искусными маневрами запер понтийского царя в ловушке, и тот посчитал, что, только взяв этот город, он из нее выберется. Хотя с осадами городов, в отличие от полевых сражений, Митридату фатально не везло — достаточно вспомнить осаду Родоса, — отступать он не собирался.

Но человек предполагает, а боги располагают, и они сказали свое веское слово: через несколько дней после неудавшегося приступа, в самый разгар подготовки к новому, подул сильный южный ветер, который крепчал с каждой минутой. Становясь все сильней и сильней, он разбушевался с невероятной силой и, наконец, превратился в страшную бурю, словно игрушечные, валила она все грозные осадные сооружения Митридата, разбивала и ломала боевые машины. Громадная осадная башня, стоявшая на двух боевых кораблях, раскачивалась из стороны в сторону и в итоге не устояла, медленно кренясь, она начала валиться на бок и рухнула в бушующие волны, потопив суда на которых стояла. С суеверным ужасом осматривал царь разрушения, которые причинил ему ураган, по войскам поползли слухи, что боги разгневались на их царя, а «друзья советовали Митридату удалиться, так как город явно под божеским покровительством» (Аппиан). Но Евпатор был упрям — и ни боги, ни люди не могли его остановить в достижении поставленной цели, — взобравшись на возвышающуюся над Кизиком гору Диндим, он распорядился вести от нее подкопы под стены, а также велел строить новые осадные башни.

Видя, что наступила зима и войско начинает все сильнее испытывать голод, а также желая сохранить свою кавалерию, от которой при осаде мало толку, он велел собрать всех лошадей, которые к этому времени уже ослабели от бескормицы и сбили себе копыта. Митридат отправил их кружным путем в Вифинию, откуда их должны были перегнать в Понт, а вместе с ними уходил весь обоз и отряды наименее боеспособной пехоты, на которую Евпатор уже не рассчитывал, а держать в лагере лишних едоков не хотел. Он прекрасно понимал, что столь удачно начавшаяся кампания потерпела неудачу, и теперь прилагал все усилия, чтобы хоть немного сгладить ее последствия. Но и Лукулл не дремал, видя оживление и суету в лагере врага, он на следующий день рано утром выступил из лагеря, ведя с десяток когорт пехоты и всю кавалерию. Однако по пути римляне угодили в снежную бурю, многие легионеры закоченели от холода, а другие выбились из сил и покинули строй, разбредаясь по равнине в поисках укрытия. Но с остатками отряда консул продолжил преследование и настиг врага у переправы через реку Риндак, недалеко от городка Аполлония, когда понтийцы переправляли лошадей и обоз. Выскочив из снежной пелены, легионеры атаковали захваченного врасплох противника, яростные схватки закипели на берегу и в ледяной воде, но преимущество было на стороне сыновей волчицы, и войско Митридата было разгромлено наголову. Только пленными было взято 15 000 человек, а также Лукулл захватил 6000 коней, огромное количество вьючного скота и весь обоз — тысячи тел царских воинов остались лежать на засыпанных снегом берегах Риндака, а «женщины из Аполлонии выходили за стены собирать поклажу Митридатовых солдат и грабить трупы» (Плутарх). Это была очередная неудача царя, но далеко не последняя, гнев небожителей набирал силу, и спасения от него теперь не было.

Складывается впечатление, что до определенного момента Митридат просто не представлял всей опасности положения, в которой оказалась его армия, вцепившись мертвой хваткой в Кизик, он не обращал внимания на все остальное. «До сего времени Митридата обманывали его собственные полководцы, и он пребывал в неведении относительно голода, царившего в его лагере, досадуя на то, что кизикийцы все еще не сдаются. Но скоро настал конец его честолюбивому и воинственному пылу: он узнал, какая нужда терзала его солдат, доводя их до людоедства » (Плутарх). Ситуация складывалась страшная, поскольку наступила зима и на море свирепствовали бури и шторма, то подвоз по нему прекратился совсем, армия умирала от истощения, некоторые начали поедать внутренности умерших соотечественников, а другие откапывали из-под снега траву, лишь бы что-нибудь съесть. Свирепствовали болезни, а поскольку трупы никто не хоронил и их просто сваливали в кучи за лагерем, то ко всем бедствиям добавилась новая напасть — в войске распространилась чума. То, что происходило под стенами Кизика, блестяще охарактеризовал Плутарх, прекрасно поняв смысл всей стратегии римского полководца и его конечную цель: «Да, Лукулл не превращал войну в зрелище и не стремился к показному блеску: как говорится, он бил врага по желудку и прилагал все усилия к тому, чтобы лишить его пропитания».