Самогонщик против армии США - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
х х х
Оставшийся от бандитов «Калаш» калибра 7.62 был с единственным магазином. Сделав ставку на него, я рисковал. Сильно. Патроны кончились ещё до того, как я приблизился к роще хотя бы на сотню метров.
Ещё больше рисковали мои родные. Но когда они насели на меня в Номинорре, я почувствовал, что власти архиглея наступил предел. Папа и Мюи просто связали бы меня и заперли в камере, где раньше содержалась наёмница. Не выпускали бы, пока я не поклялся взять их с собой.
Конечно, с обоими шли солдаты, хорошо обученные парни из гарнизона, по одному десятку на каждую деревянную кабинку. Без них ни отец, ни, тем более, женщина не осилили бы катить по полю деревянный макинтош на колёсах.
У Мюи — ППС, ТТ и много патронов. У папы «Сайга» и ТТ. Всего лишь.
Но они навели шороху — мама не горюй.
По большому счёту мы сделали ставку на психологический слом наёмников. Когда те увидели, что вместо серебра получат только пули, их боевая мотивация провалилась ниже плинтуса. А когда в тебя с двухсот метров строчат из «Калаша», вокруг падают товарищи, и хрен его знает, сколько патронов у стрелка, вообще не до смеха.
Уверен, авторитет американских инструкторов с чудо-оружием в руках, вдруг оказавшимся бесполезным, моментально обнулился. Что делать десятникам? Только командовать отступление. Оно вышло ещё более беспорядочным, чем я рассчитывал.
Никто даже не пробовал приблизиться к дощатым огневым позициям. Папа и Мюи стреляли как в тире.
Очень расстроило, когда увидел в роще священника с дыркой в голове. Сопутствующая потеря… Пуля из АКМС не выбирает — убивает любого на пути. Но всё равно — горько. Моя вина.
Стоп!
Я наклонился над убитым. Оказывается, зря кусаю локти. У входного отверстия явный ожог. И чёрные точки. Не надо быть экспертом — стреляли в упор. И выходного отверстия нет. Эм-четвёртый. Свобода и демократия в американской интерпретации для стран третьего мира.
А вот тела девочки, о которой говорил убитый, нигде не нашлось. Как и живой девочки. Моуи! Не жадничай. Дай ей шанс уцелеть.
Бросив на плечо пустой и бесполезный автомат, я пошлёпал обратно к телеге, где в компании Бобика ожидал своей участи связанный десятник кароссцев, заверивший, что знает место захоронения. Ну, пусть покажет. На его будущем это никак не скажется. Нет у него будущего.
Глава 14
Бобик проголодался.
Порой у него это происходит независимо от времени предыдущего насыщения.
О гастрономических намерениях кобеля я догадался, когда вернулся к телеге. Десятник Манрроп, звероподобный самец со сросшимися бровями и почти полным отсутствием полоски лба до волос, наблюдал за собачьими манипуляциями, боясь шевельнуться. Бобик сжевал его кожаные штаны и принюхивался к волосатому бедру, виднеющемуся сквозь прореху. Бьюсь об заклад — у пленника фаберже от близости клыков сжались до размера булавочной головки.
— Пойдешь раскапывать могилы или ещё с собакиным пообщаешься? Вижу, ты ему понравился.
Отчего-то я не удивился, когда наёмник согласился на что угодно, лишь бы избавиться от компании волкодава. Правда, стоило лишь сказать «фу» и отогнать четверолапого на пару шагов, заныл и принялся торговаться, у северян торгашеские инстинкты в крови:
— Я покажу! А в награду ты меня отпустишь?
— Отпущу, нема базару.
— Клянёшься… — тут он перевёл глаза на трупы сотоварищей и осёкся. — Как у тебя получается? Ты же клялся отдать серебро и не нападать.
— А ещё раньше поклялся Моуи, что уничтожу каросских наёмников, убивших Фируха и разграбивших брентство. Плюс на минус даёт ноль… Ты математике не обучен? Просто забей. Я — Гош, мне всё можно. Ну, где могилы?
Он обречённо махнул рукой на запад.
— Вдоль дороги, слева.
— Пошли. Составь компанию.
Кроме Бобика, по уважительной причине неспособного держать лопату, со мной отправились стражники и четвёрка хрымов из Номинорра. Копали уже в сумерках. И хотя в полутора метрах под землёй чуть прохладнее, чем на поверхности, разложились ребята основательно. Благоухали за версту. Я предпочёл держаться дальше.
Закончили почти уже в темноте. Телеги с живыми хрымами и с покойными парнями из Номинорра, а также из свиты Фируха, сейчас уже не разобрать, кто есть ху, взяли курс ко дворцу. Покойный принц в сопровождении десятки стражников возобновил путь в Дорторрн.
— Я свободен? — проскулил каросский десятник, изрядно пропахший мертвечиной.
— Почти. Скоро отпущу. Обещал же.
Заночевать пришлось в поле, в палатках, у той самой рощи, где американцы облюбовали огневые позиции и облажались по полной. Папа, не успокоившись, обследовал место баталии.
— Сын! Двадцать один — готов.
— Двухсотых или трёхсотых?
— Твоя Мюи перевела всех в двухсотые.
Я не понял, говорил ли он с гордостью за невестку или с осуждением. Молча стянул сапоги и растянулся на походном матрасе, набитом шерстью. Отец привычными движениями раскрыл «Сайгу» и принялся чистить.
Через несколько минут заглянула благоверная.
— Американцев достала?
— Прости, дорогой. Нет. Убегали слишком быстро, вцепившись в кхара. Его я срезала. Но они успели укрыться за другими быками.
— Кхары есть трофейные?
— Всего четыре, — с сожалением признал отец. — Остальные разбежались. Зато я снял с трупа твой ППС. И патронов тот ублюдок почти не потратил. Только почистить нужно. Ты отдыхай.
Мы остались вдвоём с Мюи. Она вытянулась рядом со мной на матрасике. Плотно прижалась, обвив рукой и ногой. И я почувствовал себя дома… Ну — почти.
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей[9].
Дом — это не Кирах и не Номинорр. И даже не Дымки. Дом — где семья. Пацанов только не хватает. Но им рано с родителями в поход.
Утром она не хотела просыпаться и меня отпускать. Лежала, не давая скинуть с себя её руку, и причмокивала, не открывая глаз. Подлый пёс вместо того, чтоб греть хозяина, подпёр её мохнатой спиной на манер спинки дивана. Короче, трёхспальная кровать «Ленин с нами».
Извернувшись, я всё же вылез из палатки. Сполоснул физиономию из фляги, оправился. И тут заметил Манрропа, спавшего сидя у телеги. Естественно, его никто не
