Вождь из сумерек - Николай Ярославцев

Войтик мотнул головой.

– А то нет?

– Пойдешь на цыпочках. Никакого хулиганства и мордобоя.

Войтик поскучнел, но спорить не стал.

«На больных не обижаются», – догадался Стас.

– Я помню, вождь, – твердо ответил он.

И Стас, глядя в его опечаленное лицо, сжалился.

– Буду ждать тридцать дней. На обратном пути разрешаю немного пошалить. Легко и незатейливо. Тем более что кто-то обещал мне подпалить эти заросли, да к тому же еще и к едреней фене.

Войтик заулыбался и Стас тут же постарался остудить его бедовую голову.

– Убьют, на глаза мне не показывайся.

Войтик вытаращил глаза, стараясь понять непонятное. Но затем, видимо, решив, что командир заговаривается, успокоился. Украдкой посмотрел на Алексея, но тот в ответ пожал плечами. Де, я-то тут при чем? Груздень вообще отвернулся. Пивень колдовал над своими вонючими травами, отварами и прочей колдовской дребеденью. Да к тому же пытался понять, как эта дылда Леха будет зашивать дыру в командирском боку. Что это, драные портки что ли?

– Не напрягайся Войтик, – шепотом успокоил его Толян из-за спины. – Прикалывается над тобой командир. Шутка юмора такая.

– А, ну да! – облегченно вздохнул Войтик и исчез в дверях, чтобы не нарваться на шутку пострашнее.

– Леша, и ты, Груздень, со своими десятками пойдете вдоль края Сумерек. Все крепости, в каком бы виде они ни были, должны быть наши. Особо не хамите, но и не церемоньтесь. Если понадобится, оставляйте на воеводстве своих ребят. Из тех, что потолковее и посмышленей. Пять дней пути в ту и другую сторону. Итого десять… дан приказ ему на север, ей – в другую сторону!

Стаса таки развезло.

– Хмурый! Тебе, брат Хмурый, достался самый сладкий кус. Воеводствуй пока в Волчке, – он выпил подставленную Лехой под руку чарку, поморщился, поискал закуску и, не найдя, скорбно уронил: – Спиваюсь, как алкаш, без закуси… Завтра же начинай ставить вокруг посада добротный тын. И не гляди ты жалобными глазами по сторонам. У них своих забот с макушкой. Не до тебя.

Хмурый виновато опустил голову.

– Какой из меня воевода, вождь? – несмело возразил он, с тайной надеждой глядя в сторону Пивня.

Но Стас, уже с трудом ворочая языком, оборвал его, не дав полностью изложить внятно и подробно самые веские доводы и сомнения в своей полной профнепригодности, зародившиеся в необъятной груди и не загаженном знаниями мозгу.

– Отставить! Начальству видней. Все, судари мои, пики к бою, шашки наголо… В атаку рысью марш-марш! Леха шей!

И, упав на лавку, уснул мертвым сном.

Глава 15

Проснулся он от дикой головной боли. Язык во рту не ворочался. К гортани присох. Открыл глаза и скосил их в сторону крохотного волокового оконца. Темно. Сколько же он проспал? Уснул – еще светло было. Часов пять? Семь? Или больше?..

Прислушался к ране в боку. Ноет. Но гораздо меньше. Тугая повязка ребра внутрь вдавила. Леха от всей души постарался. Не пропали даром «горячие точки» для парня.

В углу дымно чадит плошка с плавающим в масле фитилем.

Или не плошка?

На стене – огромная косматая тень.

Конечно. Как без волхва обойтись?

Чадит своими травами и прочей дрянью. Губами шлепает. Священнодействует. Заклинания творит. Или как это у них называется?

Надо же, как споили! После суровых милицейских будней так не надирался, как Леха вчера угостил. Даже когда свои две большие звезды на три маленьких поменял, и то в гостиницу на своих двоих самостоятельно добрался, и что характерно – в здравом уме и твердой памяти. Или почти твердой…

Пивень, заслышав его возню и кряхтенье, повернул к нему свою лохматую голову.

– Оклемался, Слав? – улыбнулся он почти так же, как улыбались, входя к нему в госпитальную палату, военные врачи. – А и здоров же ты на сон, Слав. Без малого три дня и три ночи провалялся колодой.

– Ну да? – удивился он, вставая с лавки.

Голос скрипучий. Противный. Дерет, как ржавым гвоздем по железу. В ушах зазвенело.

– Алексей передал… Как проснется командир, так сразу влей в него наркозу. Да побольше. Слово мудреное. Не наше. А по-нашему, так чарку зелена вина покрепче. И боль как рукой снимет.

Не было отродясь у Стаса святой российской привычки клин клином вышибать, но сейчас этот зараза-клин засел где-то глубоко и насмерть. По доброй воле сам выходить явно не собирался.

Морщась, поднес чарку ко рту. В нос ударил острый мерзкий запах, да такой, что передернуло от пяток до макушки.

– Чашу пити, здраву быти! – улыбнулся Пивень. – Испей, Слав. Вино с травами заветными. Да старым словом забытым наговорены. Хворь как рукой снимет.

Добродушно, как древний, убеленный сединами деревенский дед опростоволосившегося внука, убеждал его волхв.

– Спаиваешь? – попробовал улыбнуться Стас. – Смотри. Привыкнет мой неокрепший организм к зеленому змию, и покачусь по наклонной. А кому за это ответ держать придется? Все на тебя свалю.

Затаил дыхание и одним махом выплеснул питье в рот. Как это ни странно – питье через горло проскочило легко. Нигде не зацепилось и, вопреки ожиданьям, назад не запросилось.

Нашарил под лавкой потрепанные кроссовки.

– Не суетись, Слав. В детинце все идет своим чередом. День-другой дело и без тебя обойдется, – придержал его Пивень. – Хмурый из кожи вон лезет. Сам покоя не знает и другим не дает. И как ты его среди многих умудрился разглядеть? От Серда о таком и не слышали прежде.

– От Серда о многих не слышали. А кого ни тронь рукой, то и золото, – неохотно ответил он.

И недовольно подумал: «Вот няньку Господь послал. Насиделся молчком, а теперь рта не закроет. А того понять не может, что еще слово выслушаю, и из ушей польется».

Но на волхва таки нашло озарение, он суетливо отступил в сторону и растерянно улыбнулся.

– А, ну да. Тогда конечно, – зачастил он, виновато разводя руками. – А я той порой еще поволхвую.

Стас вышел на крыльцо и шагнул в сторону, выбирая укромное местечко.

«Надо будет Хмурому намекнуть насчет туалета. Народу тьма тьмущая. Скоро ни в один угол не сунешься», – подумал он, вздыхая от наслаждения и по известной общечеловеческой привычке озираясь по сторонам.

Над головой ясное звездное небо. Тени дозорных на башнях.

Молодец, Хмурый. Следит за службой.

Где-то там Сумерки скрывают от глаз Сумеречную гору. А издалека и не понять – Сумерки это или небо к дождю хмурится.

Скрипнула половица. Пивню на месте не сидится. В кои-то веки его наука вдруг пригодилась. Пациента ждет. Чтобы еще какую-нибудь мерзость вроде лягушечьих сушеных хвостов на нем опробовать.

И снова тишина.

И только россыпь звезд над головой. Чужих. Незнакомых. И где-то та, наша? Затерялась крохотной пылинкой в бесконечной вечности. Попробуй отыскать. Да и стоит ли…

На пороге Пивень с чаркой. Не утерпел все-таки.

И опять без закуси.

Махнул и эту. Молодецки. С плеча. И даже не поморщился. И чарку стряхнул. Последние капли на порог.

Пивень заулыбался.

– И попробуй скажи после этого, что не Волчьего роду-племени. Последнюю каплю – чурам-пращурам. Предкам нашим, давно умершим. Пусть и они порадуются. Душеньку повеселят.

– Сказал бы раньше, так я бы и половины не пожалел.

Глаза снова начали слипаться. Добавил все-таки в питье что-то, чертов лекарь. Он сладко, со стуком зевнул и снова повалился на широкую лавку. Последнее, что запомнил, так это лохматая тень на стене от головы волхва и тонкие нити от его колдовских курений, чернота ночи в волоковом оконце и неуловимо легкое серебристое облачко перед ним.

И сон снова завладел им.

Целиком и полностью.

Без остатка заполнил все уголки его сознания, забрался в каждую клеточку тела.

Но на этот раз сон не был долгим.

Так ему показалось.

Ему вдруг привиделось, что пронзительные, зеленые, огромные до бесконечности, до безобразия глаза пристально и холодно разглядывают его, склонившись к самому лицу.

Годами выработанный рефлекс сработал за него. Он еще не успел открыть глаза, а рука уже стиснула рукоять ножа.

– Не стоит человек-волк, – остановил его мягкий и совсем не злой голос. – Не для того мы много дней искали тебя, идя твоим следом, чтобы утолить свою месть. Да и не сумеешь ты поразить меня своим оружием. То, что ты видишь перед собой – не более чем дух, душа… Вернее, проекция души, если тебе понятно, о чем я говорю. Ведь это так у вас называется? Да и сам ты до сих пор находишься в объятиях сна.

Мягкий звучный напевный голос трепетал в его сознании. Успокаивал и расслаблял его тело.

– Кто ты?

– Трудно ответить на этот вопрос.

– А ты уж постарайся, – с ноткой угрозы потребовал Стас. – Я пойму.

Тонкое благородное лицо. Такие лица можно встретить только на старых иконах. Длинные, серебристые… не седые, а именно серебристые волосы, закрывая уши, стелются по плечам.

– Мы те, кого вы в том мире, из которого ты пришел со своими друзьями, зовут эльфами. Светлыми эльфами. Когда-то давно, так давно, что время сохранило об этом только сказки и предания, мы жили рядом с вами. Но потом люди решили жить сами. И мы ушли.