Я, Хмелевская и труп - Ирина Волкова

– А ведь это могло бы стать для меня отличной рекламой, – задумчиво произнес Эусебио. – Я бы заполучил еще и русских клиентов.

– Доконаешь ты меня своими пауками, – поморщился Гандасеги. – Только вы не учли одного: чтобы покончить с этой историей и написать детектив, нужно для начала выяснить, кто убийца и куда подевались бумаги Захара.

– Вот именно, – сказал Муньос. – И, кажется, я знаю, кто убийца.

– Кто? – взволнованно спросила я.

– Уго Варела! – мрачно произнес Хосе. – Это правда, что ты забрал из камеры хранения мои четверть миллиона долларов, соврав мне, что их конфисковала милиция?

– Неправда! – воскликнул Уго.

– Чистая правда! – воскликнула я. – Моя знакомая присутствовала при обыске. У нее есть опись вещей, изъятых в качестве улик. У Захара не нашли записной книжки. Думаю, что убийца унес ее с собой, потому что он знал, что Захар записал в нее номер шифра.

– Знал, – мрачно подтвердил Муньос. – По моему приказанию Варела следил за Захаром.

– Чего ради ты слушаешь эту бабу? – злобно оскалился Уго. – Она просто пытается вбить клинья между нами, чтобы выйти сухой из воды. Неужели ты поверил в ее дурацкие россказни? Видишь ли, она из чисто женского любопытства охотится за бумагами, которые стоят миллионы долларов! Надо просто прикончить ее, и все дела!

– Только не в моем доме! – замахал руками дипломат.

– Оставь ее в покое! – угрожающе произнес Иррибаррен.

– Вот именно, оставьте меня в покое! – приободрилась я. – Лучше объясните общественности, чего ради вы нас похитили и отвезли в «Каса де брухос».

– Может быть, мы спросим об этом дона Басилио? – предложил Иррибаррен.

– Хорошо, – пожал плечами Гандасеги. – Бывают моменты, когда скрывать правду уже не имеет смысла.

– Заткнись, ты, гайанский урод! – рявкнул Варела.

– Сам заткнись! – прошипел Муньос.

По его знаку телохранители представителя Медельинского картеля направили на предателя пистолеты.

– Еще раз пикнешь – и тебя пристрелят, – добавил Хосе.

– Лучше помолчи, – посоветовал ему дипломат. – Мне не нужны трупы в «Каса де брухос». Так вот, я через свои каналы тоже узнал об автомате, изобретенном каким-то русским гением, о том, что Муньос купил его изобретение и что бумаги у него похитили. Я предложил Вареле заплатить полмиллиона долларов, если он отыщет бумаги и передаст их мне. Он сказал, что достанет их хоть из-под земли. Вот и все.

– Maldito bastardo! Hijo de puta! – яростно закричал управляющий и, схватив с алтаря тяжелую фарфоровую статую кубинской святой девы Каридад дель Кобре, запустил ею в голову Уго.

– Нет! Что ты делаешь? Эта статуя бесценна! – в ужасе схватился за голову Басилио.

Варела уклонился, и кубинская святая, врезавшись в стену, разлетелась на мелкие кусочки. Вывалившийся из нее желтый свернутый в трубочку конверт шлепнулся на пол у моих ног.

Я наклонилась и подобрала его. Меня пронзило странное предчувствие. Все собравшиеся в комнате, затаив дыхание, следили за тем, как я открыла конверт и вынула из него бумаги, исписанные четким, слегка наклоненным влево почерком.

– Бумаги Захара! – хрипло прошептал Муньос.

В следующее мгновение он, Варела, Гандасеги и Иррибаррен бросились на меня.

Во мне словно сработал спусковой механизм. Не успев даже подумать о том, что я собираюсь сделать и зачем я это делаю, я изо всей силы швырнула бумаги в пылающий ярким пламенем камин.

Когда латиноамериканцы поняли, что произошло, конверт уже полыхал почище вечного огня у памятника неизвестному солдату. Спасти документы было невозможно.

– La madre que me pario! – простонал Муньос. – Этого не может быть!

– Я же говорил, что ее следовало прикончить! – мстительно заметил Уго.

Гайанский дипломат только тихо стонал и мелко тряс головой, словно не веря в случившееся.

– Зачем ты это сделала? – спросил Иррибаррен.

– Даже не знаю, – пожала плечами я. – Это как-то само собой получилось. Но сейчас я понимаю, что поступила правильно. Если бы я не сожгла бумаги, вы бы сейчас поубивали друг друга, лишь бы завладеть автоматом, а потом из него начали бы убивать ваших соотечественников. Это изобретение не принесло счастья Захару, да и человечеству от нового оружия один только вред. Вспомните хотя бы атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Говорят, вирус СПИДа тоже был создан американцами в качестве биологического оружия, а потом случайно его вынесли за стены лаборатории. Лучше бы Захар изобрел что-нибудь действительно полезное, вроде самовыжимающейся швабры для мытья полов.

– Швабры для мытья полов? – тупо переспросил Гандасеги, уставившись на меня с раскрытым ртом.

Его голова продолжала мелко трястись.

– Знаете, что такое женщина? – неожиданно спросил Уго.

Гайанский дипломат вопросительно посмотрел на него.

– Это бесполезное приложение ко влагалищу, – объяснил Варела.

– Я бы сказал: вредоносное, – поправил его Басилио.

– Ну это вы зря, – возразила я. Муньос схватился за голову.

– Уго был прав. Надо было прикончить ее с самого начала! – простонал он.

– Да ладно, успокойтесь, – пожал плечами Иррибаррен. – Слишком много народу охотилось за этим изобретением. Может, оно и к лучшему. Просто забудем, что этот автомат существовал, и будем жить так, как раньше. В конце концов никому из нас не приходится нищенствовать.

– Я мог бы уйти в отставку и жить на ренту, – тоскливо сказал гайанский дипломат. – Я бы уехал из этой безумной холодной России в спокойную стабильную страну с теплым тропическим климатом.

– Я тоже об этом мечтаю, – посочувствовала ему я. – Все равно автомат бы вам не достался. Скорее всего в драке бумаги порвали бы на мелкие кусочки. Да бог с ним, с автоматом. Давайте лучше подумаем о том, кто спрятал документы в статую Каридад дель Кобре. Это и есть убийца.

– Это не я! – воскликнул Гандасеги. – Будь у меня эти документы, разве я стал бы обещать за них Уго Вареле полмиллиона долларов!

– Может, Уго их там спрятал? – спросил Муньос.

– Чего ради? – фыркнул Варела. – Будь у меня эти бумаги, я бы немедленно принес их тебе.

– Пой, ласточка, пой, – угрожающе покачал головой Муньос. – Ты собирался продать их Басилио Гандасеги. Ну ничего, мы с тобой еще поговорим!

– Тогда кто это сделал? – спросил Иррибаррен.

– А вы не догадываетесь? – усмехнулась я.

– А ты знаешь, кто это? – взглянул на меня Клаудио.

– Теперь знаю, – сказала я. – Кто?

Я выразительно посмотрела в сторону тихо сидевшего в уголке Эусебио.

– Эусебио? – недоверчиво спросил дипломат. – Эусебио, Эусебио…– забормотал он. – Черт возьми, а ведь он действительно мог это сделать!

– Нет, вы что! – возразил побледневший любитель пауков. – Как я мог? Я вообще ничего не знал ни про документы, ни про автомат, ни про Захара!

– Неправда! – воскликнула я. – В кармане одежды, которую ты снял с Росарио, был листок из документов Захара с характеристиками оружия.

– Ну и что! – вскинулся Чепо. – Я не шарил у него по карманам. Да и мало ли что там написано. Я вообще ничего не понимаю в оружии. И откуда я мог узнать, где Чайо спрятал документы?

– Очень просто, – сказала я. – С помощью магии вуду.

– Я не верю в магию, – заявил Муньос.

– Я тоже в нее не верю, – сказала я. – Но есть такая штука, как наркогипноз. Я читала о том, как жрецы вуду оживляют покойников и превращают их в зомби. Чтобы создать иллюзию смерти, человеку дают порошок, который вводит его в состояние каталепсии. Но есть еще и другое вещество, которое отчасти возвращает мышцам способность двигаться, но эта способность ограниченна. Человек входит в трансовое состояние, и жрец вуду может разговаривать с ним, давать ему гипнотические установки и сделать так, чтобы человек ничего не помнил об этом.

Эусебио засунул Росарио в багажник «Мерседеса» Аделы около четырех часов утра. До того он только обездвижил Чайо и спрятал его в шкаф. Потом, когда гости разошлись по своим комнатам и все успокоилось, Чепо достал Росарио из шкафа, раздел его догола и, пошарив в карманах, обнаружил листок с описанием автомата.

Тут ему пришла в голову идея потренироваться в зомбировании. Эусебио дал Росарио состав, после которого тот частично вышел из каталептического состояния и смог говорить, а пока Чавес был в полубессознательном состоянии, Эусебио выяснил у него, как он достал документы Захара, сколько они стоят и где тот их спрятал.

Затем Эусебио дал Росарио установку забыть все, о чем они говорили, вновь дал ему обездвиживающего состава, а затем шутки ради нарисовал у него на груди рану с тоненькой струйкой крови. Скорее всего, рисуя ее, Чепо думал о своей собственной навахе. То, что раны на телах Захара и Чайо были идентичны нарисованной ране, лишний раз доказывает вину Эусебио.

– Но Росарио не знал, кто такой Захар, и он не знал, где тот живет, так что он не мог рассказать об этом Эусебио, – возразил Иррибаррен. – Так как же Эусебио мог убить Захара, если он не имел представления, где его найти?