Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник) - Павел Зальцман

К полудню приехал перевозчик. Две бабы, наварив кабака, у низенькой печки под муром заворачивают плацинды, как на новоселье. Прошел короткий дождь. Батраков ввели и рассадили. Свет падал из открытых ворот. Молдаване выставили водку. Все сорок, наевшись, радовались и сдержанно разговаривали, оглядываясь на открытые ворота и поярчавший свежий свет за ними, щуря глаза.

Холодай поднялся и, выйдя во двор, крикнул:

– Эй! Хлопчики! Идите и вы. Вас покормят.

Коля-пастух, Вася Буга, Степа и новый мальчик-оборванец, сидевшие около печки, вошли в магазин, ощупью двигаясь после солнечного двора. Скоро их глаза привыкли и там увидели длинный стол и сидящих. Им дали место на скамейке. Тогда новый мальчик спросил старика рядом:

– А что, дядя, – солдаты тоже сюда придут?

– Какие солдаты?

– А тут вокруг. Я сам видел, как они шли с водокачки. Вот послушай, даже слышно, как топочут. Они уже около самого двора.

Старик прислушался и оглянулся, но сквозь говор ничего не различил.

– А что это там на потолке шевелится? – спросил мальчик.

Вдруг ворота магазина захлопнулись, и засов задвинулся снаружи. Несколько овец, оказавшихся здесь, в темноте жалобно закричало. Люди повставали. Холодай подошел к воротам и крикнул:

– Эй, кто там озорничает? Отчини!

Несколько человек в темноте, держась стены, тихонько двинулось к углу магазина. Над ними по потолку быстро пробежали сапоги. Они заметались, ударяя в ворота и в стены, стараясь шуметь побольше. Но сверху сверкнул огонь и треск, и раздался крик настоящей боли. Тут Холодай и Вася толкнули доски, закрывавшие дыру в стене, и те, которые собрались возле нее, первыми пролезли в хлев. Здесь Холодай их удерживает. Взамен ушедших в дырку они схватывают по две овцы и пропихивают в сарай. Там не прекращается шум, так как оставшиеся по ту сторону стены выбрасывают овец под пули. Он слышен отчетливо сквозь камни и через дырку. Навстречу овцам не успевшие выбраться продираются головами вперед со всех четырех рук и ног, ревя тем больше, чем они ближе к хлеву. Собравшиеся вокруг Холодая первыми разобрали несколько винтовок, привезенных утром вместе с хлебом и сложенных здесь же. Они не задерживаются у ворот, так как увидели, как трое молдаван, сбившись вокруг часового, выставленного у печки с зажатой во рту плациндой, ходят с ним одним большим комом, блестя своими красными затылками. Скоро они разошлись, оставивши его тело.

Тогда, держась забора, батраки обогнули магазин и за дорогой увидели на баштане часть солдат, которым перевозчик указал ожидать здесь. Солдаты расселись, прислушиваясь к ружейной трескотне на чердаке магазина, по прорытым для воды канавкам, покрытым широкими выцветшими листьями кабаков и дынь. Человек десять разбрелось по полю, собирая оставшиеся перезрелые дыни, так что с места навести дула, как черные зрачки, и выбрать согнувшиеся спины нетрудно. Нагнувшийся затылок не выпрямлялся, спина не разгибалась; не подняв лица, солдат зарывался в канаву. Первый треск, сопровождавшийся криками, спугнул остальных. Разбивая локтями арбузы, расквашивая теплые дыни, роя пальцами глину, оставляя следы ползущими коленями, выбранные падали. Все вскочили, оглядываясь во все стороны и никого не видя. На бегу они летели вниз, пропадая в листьях, или просто спотыкались об арбузные стебли, а упавши, затаивались и ползли осторожно, не отрывая голову от земли. Туда, где ходила зелень, летели пули. На краю баштана фигуры нескольких солдат метнулись к обрыву и срываются вниз.

Между тем выползающие из магазина, давя ногами и бросая обратно овец, по которым сверху сквозь доски продолжает трещать огонь, забывши разогнуться, с трясущимися руками и ногами бегут к наружной стене магазина, отнимают деревянную лестницу от чердачного балкона и приваливают к нему наготовленное под навесом сено. Огонь из печек втыкают в сухие листья папшои, обе пекшие плацинды бабы подносят еще огня. Всюду, где он падает в кучу, он переедает почерневшие соломинки, сливается в растущий прозрачный клочок, распадается, пропадает внутри стога, оставляя темный дым, выпирает сразу в пяти местах и обнимает всю кучу. Кольцо, окружившее магазин, вбивает клинья в доски верхней его части, и движущиеся батраки, оглушенные огнем, из которых некоторые до сих пор не сознают разогнуться, ожидают с нацеленными вилами и оглоблями, выдернутыми с ночи.

Прибегают те, что стреляли по баштану, и ожидают, что будет. Им мешал треск огня, но слышен непрерывный грохот выстрелов внутри сарая. Там, видно, стоят на местах и ничего еще не слышат. Из-под ног стрелявших не прекращался вопль и беготня. Это кричали овцы, четверо мальчишек и несколько раненых батраков, не успевших выбраться из магазина. Кое-кто заполз в углы и звал на помощь. Несколько человек, оставленных в хлеву возле дыры, выталкивали овец, суя доски. Когда, продравшись через стадо, из дыры вылез человек, они, разглядевши его, затолкнули обратно. Еще один послышался за ним, но этот вбился в дырку с той стороны, не пуская. Тогда его просунули вперед досками, и было слышно, как новый ударил его и отбросил в середину сарая. Выстрелы сверху щелкают все чаще, так как сумятица в темноте внизу не прекращается. Топот и рев овец, прошиваемых пулями, четверо мечущихся мальчишек и нескольких раненых батраков так звенят снизу через доски чердачного настила, что солдаты наверху срывая кожу рук с сочащейся живой кровью, в бешенстве утроили быстроту, разрывая доски в центре пола, которые, кажется, уже дымятся в полусвете, от которых летят белые осколки, прилипающие к стенам.

Мелкие люди. 1935. Б., чернила. 20x15

Видя, что все стадо напирает на выход, те, которые ждут в хлеву, обращают усилие против оставшихся внутри. Им удается снаружи задвинуть откуда-то взявшуюся и очень ловко пришедшуюся между двух как нарочно врытых столбов жердь. Трое не успевших добраться до дыры, забиваются в угол, норовя подлезть друг под друга. Потом они бросаются к заложенной дыре, и двое, добежав, стараются вырвать доски, загоняя под толстую кожу черные занозы. Охрипши, схоронив головы от пуль, они вжимаются, давя друг друга. Чью-нибудь ногу или спину пронизывает огонь. Съежившийся, лежавший как прежде, влепясь в дыру и держась за жердь, подбирается под тело одного из прибежавших, и это его спасает. Дело житейское.

Мимо Колиного лица землю бьют не овечьи копыта, а пули. Одна уже как гвоздем пришила ногу. По его телу скачут овцы, как воробьи, и валятся на дощатый пол магазина. Их скользкое прикосновенье ему противно. Он здоровой ногой вышибает доски пола и волочится. Он почти дополз до стены, когда вторая пуля пробила ему голову и ушла в сосновую доску. Вася Буга убит, а Степа с пробитым плечом доскочил до стенки и притулился, зажав глаза. Когда он услышал в углу у дыры крики и давку, он хотел проскочить туда, но его повалила пуля, и он дополз до стены и лег там, опустив подбородок в выплюнутую им лужу и забываясь в шуме. А новый мальчик, съежившийся в углу и закрывший голову руками, подвернув под себя как от дождя штук пять еще горячих плацинд, жует и кряхтит, ругаясь, когда его шлепает сверху, и сбрасывает с себя расплющенный свинец. На его плечах остаются белые следы, которые он скребет со скрежетом, оставляя царапины на коже.

Неожиданно, оставив стоящих вокруг магазина, вспотевший Холодай оглядывается, как бы считая народ, срывается и бежит к дыре и стал заглядывать туда сквозь жердь, но было темно, и слушать. Пробивая гул изнутри, вдруг у самого его лба, обдавая слюной глаза, выкрикнул невидимый лежащий так близко, что он отшатнулся. Ругаясь, он отодвинул жердь, и человек вылез, и только поднялся, как вцепился в темноте в одного из стоящих у жерди. Холодай разнял их, и вполз еще один с пробитыми ногами. Больше не было никого. Все овцы перебиты.

С горящего чердака сквозь проломанные огнем щели прыгали обгоревшие солдаты. Их ударами наотмашь по голове бросали на землю и протыкали им вилами и штыками животы, груди и плечи. Выползший из магазина одним из первых слепой близко к огню приткнулся к вышедшим последним оглушенным и трясущимся, для которых только что сверкнул огонь и свет. Они, налезая в нетерпении на огонь со слезящимися глазами, сбились в тесную кучку. В дальнем углу крыши, проломив доски над самым муром, спрыгнуло два солдата, но, падая, один сломал ногу, другой, бросившись вслед за ним, остался лежать у мура. Слепой услышал их и, дрожа от нетерпения и бешенства, направляясь палкой и чувствуя по меняющемуся месту дыхания, что солдат ползет, зовет к нему, но, не дождавшись, бьет его палкой, слышит треск, но солдат вырывает ее и отвечает ему, тыча горячим дулом так, что он летит на землю всем костлявым телом.

Вдруг в толпе раздается общий вой, что-то страшное рухнуло сверху и зашевелилось под топчущими ногами и ударяющими руками. Оглянувшись на это, Кашин переметывается через мур и заваливается в известковый мусор. А старик бросается, жалобно хрипя, на второго ползущего солдата, но его отбрасывает Холодай. Старик слышит, как они возятся, как трещат кости от ударов, что-то рвется, звякает и входит. Из его пустых глаз готовы закапать слезы. Он ищет палку, шарит, но не может ничего найти и по-детски лепечет: «Холодай!» – который его не слышит, а, наступив ему на ногу, уходит от убитого солдата. Старик дрожащими руками ощупывает помятое тело, натыкается случайно на свою палку и, поднявшись с четверенек, идет наобум, не обращая внимания на перебегающих. Холодай кричит: «Айда на хутор!» Сорок человек батраков спускаются в местечко, по опустевшим улицам они добегают до садов, их число очень увеличилось.