Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало кто слушал, а тем более верил.
Зато Миних получил приказ: «…убийц Синклера самым тайным образом отвесть и содержать, пока не увидим, какое окончание сие дело получит…».
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — Прочитав, Миних недоуменно уставился на своего адъютанта. — Так, по-моему, говорят русские? А, Манштейн?
— Так, ваше сиятельство, — отвечал тот, пораженный не менее фельдмаршала. — Это что ж, мы должны их Ушакову передать?
— Не бывать этому! Он на казнь их мучительную определит. Знаю я его, душегуба! Вот что, Манштейн, вызывай-ка ты их сюда, в Петербург. Здесь на месте разберемся.
— А везти-то как? Под конвоем? Или тайно? — Отведя взгляд в сторону, спросил адъютант.
— Придется под конвоем, — нехотя констатировал Миних. — Вдруг сбегут.
«И здесь не хочет рисковать, тень на себя боится уронить, — думал, не двигаясь с места, Манштейн. — Надо как-то его убедить попробовать еще раз обратиться к Императрице. Надо сыграть и на его честолюбии, и на страхе за собственную карьеру, ради которой он готов на все».
— Ваше сиятельство!
— Что, Манштейн?
— Ваше сиятельство! Это верные, преданные престолу и Вам лично офицеры.
— Да знаю, Манштейн, знаю, — с силой тряхнул головой Миних.
— Веселовский знаком вам вообще с детства…
— Знаю, Манштейн, — повторил фельдмаршал. — Чего ты добиваешься?
— Экселенц, цесарцы украли у вас решающую победу. Вам не дали закончить войну так, как это должно было. У вас отобрали Молдавию! Украины лишили. Теперь у вас отбирают лучших людей, которые выполнили ваш приказ. Приказ письменный. Помните, я вас предупреждал?
— К чему ты клонишь? Не пойму! — Миних внимательно смотрел на адъютанта.
— Вот к чему, экселенц. Если мы привезем их сюда, да еще под конвоем, с первой же заставы канцелярия Тайная извещена будет, что они здесь. Ушаков «слово и дело» объявит. Он арестует их в вашем доме! Он начнет их допрашивать, и тот приказ письменный всплывет. У вас мало врагов, ваше сиятельство? Тех, которые хотят вашего отстранения? Тех, кто завидует и вашей славе, и вашим успехам? А Ушаков это все использует. И тоже попытается вас очернить в глазах Императрицы. И это сейчас, когда мы стоим на пороге войны со Швецией! И кто, как не вы, должны возглавить нашу армию. А мы потеряем трех отличных офицеров… и дадим все козыри в руки ваших врагов.
— Что ты предлагаешь, Манштейн? — В глазах Миниха загорелся огонь.
— Нельзя передавать их в руки Ушакова!
— Каким образом этого избежать?
— Остерман. За ним всегда стоит Вена. Вена, которая так глубоко оскорбила ваше сиятельство. Герцог Бирон ненавидит Остермана. Вы же помните, ваше сиятельство, он поддержал вас, когда подавал прошение Императрице о титуле герцога Украинского. Что сказал при этом подлый Остерман? Что вызвало гнев Императрицы? «Я думал, он попросит титул Великого Князя Московского!» — прошепелявил лакей цесарский. Объединитесь с Бироном! Оба его брата участвовали в ваших походах. Его сын зачислен в ваш кирасирский полк. Поговорите со всеми тремя братьями. Впереди война со Швецией. Война, которая не будет такой изнурительной и долгой, как предыдущая. Вы же знаете — шведы только бряцают оружием, но к войне не готовы совершенно. Скажите герцогу, скажите Императрице, что все это происки Остермана и подлых цесарцев. Вы достаточно претерпели оскорблений от них. Если кто-то хочет устранения офицеров, ваш приказ исполнивших, то не хочет ли этот некто отстранить и вас? Почему бы не отправить их в Сибирь, в Оренбург, в Тобольск, в гарнизоны и крепости дальние. О них забудут все. А за то, что честно приказ выполнили, можно даже в званиях повысить. Когда сие дело будет завершено, мы тут же вернем их в строй. А сейчас вы предложите Императрице себя. Нужно срочно заняться осмотром наших северных границ и приготовлениями к войне. Лучше вас этого никто не сделает. Вызовите ее ярость и против австрийцев, и против шведов. — Манштейн никогда еще так вдохновенно не говорил с Минихом.
— Ты прав, Манштейн! Ты тысячу раз прав! Я еду к герцогу и постараюсь его уговорить. Это все происки старой венской лисы Остермана. Ты прав, Манштейн. Еду. Миниха никто не остановит! — уже в дверях раздавался голос фельдмаршала.
Манштейн тяжело опустился на стул.
— Кажется, удалось его убедить. Теперь главное, чтоб он смог убедить Императрицу и Бирона. Только так можно спасти Веселовского. — Почему-то Манштейну были абсолютно безразличны судьбы Кутлера и Лесавецкого.
Визиты Миниха удались. Своим напором, своей энергией, пылом неудержимым он убедил сначала Бирона, затем, подготовив новый указ, он вломился и к самой Анне Иоанновне. Миниху повезло — Императрица была настроена благодушно. Прогромыхав подковами ботфорт и шпагой салют учинив, фельдмаршал начал прямо с порога.
— Матушка! Нужно срочно заняться нашими северными границами. Бестужев докладывает, что шведы скоро начнут. Они перенесли свой сейм на два года раньше. Это значит, что они объявят нам войну. Дай приказ своему старому верному солдату Миниху. Нужно осмотреть границы, крепости Выборгскую и Кексгольмскую, проверить гарнизоны, заслать лазутчиков в шведские пределы. Подлая Вена не дала славе твоего оружия, матушка, перешагнуть через Дунай. Не будет ли она снова искать иной корысти в шведских делах? Если так, то скажи своему верному Миниху: «Ты больше не нужен мне. Ты не нужен больше России. Ты слишком стар Миних, чтоб воевать!» — Фельдмаршал был в ударе, и Императрица восхищенно смотрела на него.
Бирон склонился к ней:
— Анхен, — прошептал он ей на ухо, — Миних прав. Нужно готовиться к войне. Я тоже опасаюсь, чтобы Вена снова не влезла стараниями вице-канцлера и в этот конфликт, а потом погрела руки. Цесарцы любят, когда все оплачивается русской кровью. Сколько мы их уже выручали. И корпус давали против французов, и войну они закончили подло, за нашей спиной. А мы вынуждены были согласиться. Миних прав, Анхен!
— Фельдмаршал! Как мог ты подумать, что твоя Императрица скажет тебе такое. Ты нужен, Христиан Антонович, и мы ценим и любим тебя. Я знаю, как обидно было тебе возвращаться назад, не добив османов. Как я сама устала от этой политики! Поезжай, поезжай к границам. Все осмотри, все приметь и доложи мне.
— Матушка наша, — Миних опустился галантно, насколько позволяла фигура гигантская, на колено и припал к руке, благосклонно протянутой. — Одну просьбу имею. Уважь старика!
— Ох, проси, фельдмаршал, раззадорил ты меня. Молодой себя почувствовала. Проси! Отказа не будет. — Императрица даже разрумянилась и повеселела.
— Ты у нас самая прекрасная и самая молодая, матушка наша!