Триумф великого комбинатора - Борис Леонтьев

Через какие-нибудь полчаса Остап и Элен вышли на Садовое кольцо и вскоре пошли по Божедомке, прошли сберкассу, канцбум, бакалейную лавку, оставили позади пожарную каланчу, миновали Выползов переулок и сошли по ступенькам спирального спуска в Екатерининский сад. Здесь они сели на скамейку. Остап надорвал пачку "Норда" и закурил папиросу.

– Ах, как хочется в Париж, в Лондон, – тихонечко шепнула Элен, – поближе к цивилизации и подальше от социализма.

– Я вижу, что твое сердце тоже оцарапано Советской властью!

– Здесь тихо, пустынно, но тихо, – прошептала Элен. -Ты действительно меня любишь?.. Или я одна из гаек твой комбинации?

Остап молчал, но ему понравились обе части вопроса.

– Ты пришел в банк, познакомился с начальником отдела междугородних переводов, наговорил кучу комплиментов. Это можно понять... А потом заговорил о любви. Странно, не правда ли? Или я – пешка в большой игре?

– Пешка может стать ферзем! Но все не совсем так. Женщина знает смысл любви, мужчина – ее цель.

"А, впрочем, чем она рискует? – Остап обнял Элен за плечи. – Даже если подлог всплывет... все можно списать на опечатку машинистки".

Элен положила свою изящную головку на плечо Бенедера.

– Да, действительно, я тебя люблю... – признался Остап. Он наклонился и поцеловал Элен в шею. Элен запрокинула голову.

– Эти слова исходят из сердца великого комбинатора?..

– Мое сердце находится в голове, как у Наполеона.

Элен не обиделась.

– Помнишь, у Есенина: "Жизнь моя, иль ты приснилась мне?" – Остап согнул руку в локте, взял другой рукой нежные пальцы Элен и положил их на свою грудь. – Послушай, как оно бьется... Это все оттого, что у меня в голове шумит фруктовый сад.

– Как ты говоришь? Жизнь прекрасна, несмотря на недочеты? – Несмотря на недочеты... или, как кильки в томате...

Если честно, то ты во многом права. Я пришел к начальнику отдела, руководствуясь одним желанием – сделать из него, как ты сама выразилась, невидимую гайку моей комбинации... Ты не обижайся, Элен. Но я нашел нежную и удивительную девушку... Я еще никогда и ни с кем не был так откровенен... даже слова куда-то проваливаются... В свое время в Черноморске у меня был подобный случай...

– Случай?

– Прости, я волнуюсь... не до красивых слов. В Черноморске была неплохая комбинация, связанная с одним гражданином. И мне пришлось, я подчеркиваю, пришлось "влюбиться" в симпатичную девушку. Того гражданина я потерял, она знала адрес – все просто. Но я увлекся. Нет, высоких чувств не было – вокруг да около... Если бы тогда наивный Козлевич, (помнишь, я тебе рассказывал про него?) остановил свою "Антилопу" у того самого серенького домика с обыкновенной серенькой вывеской "Отдел записей актов гражданского состояния"... Если бы да кабы... я бы тогда у него спросил: "Адам, это что? Так нужно?" – "Обязательно", – ответил бы он. – "Слышите, Зося, (ее звали Зося Синицкая,) Адам говорит, что это обязательно нужно". – "Ну раз Адам так говорит..." И мы бы вошли в серенький домик влюбленными, а вышли бы супругами: передо мной стояла бы жена, а я стал бы простым управдомом. Мечты... мечты... мечты идиота. Ничего этого не произошло. Приятны воспоминания о минувших невзгодах...

– Значит, все зависило от водителя "Антилопы"?

– От обстоятельств, моя прекрасная Елена! Его величество случай правит миром... С тобой, Элен, все по-другому! Да, я сначала говорил тебе комплименты ради этой дурацкой комбинации. Но ведь уже и тогда я выражал свое восхищение тобой. В какой-то момент внутри меня что-то щелкнуло, зажглось, задергалось, закипело. Такого никогда не было... Я понимаю, что семейная жизнь это вытрезвитель любви... любви... Ты поедешь со мной? Элен сидела, задумавшись.

– Я брошу к вашим ногам мир, моя царица! У нас будет свой дом в Швейцарии... в бананово-лимонном Сингапуре... или в городе моей мечты... По широким ступеням вы спускаетесь к серебристому лимузину. На вас темное вечернее платье, бриллантовое колье... Лиловый негр вам подает манто, и вы... Вы едете со мной, Элен?

– Ты действительно этого хочешь, дорогой Парис?

– Да, мы соединены судьбой для блаженства! Но здесь оно невозможно!

– Но там у тебя еще нет дома с широкими ступенями: ни на Женевском озере, ни на Елисейских полях... – Элен добродушно смеялась.

– Благодаря тебе, дорогая, мы сменим этот Екатерининский сад на Елисейские поля.

И влюбленный Парис в двух словах описал ей аферу, связанную с денежным переводом.

– Это низко, Остап! – вспыхнула Элен, чувствуя, что к горлу подступил комок.

– Только не уходи. Это слишком просто... Ты можешь кричать, обвинять – все, что угодно, но только не уходи.

– Это очень низко.

– Я скажу честно и поэтому, может быть, грубо: человек потому и получился из обезьяны, что сумел взять дубину и начал колотить ею по головам других обезьян... Совесть – это хорошая штука, когда она есть у других.

– Но ведь все это шито белыми нитками.

– Завтра или послезавтра деньги уже будут на спецсчете Внешторга.

– А причем тут Немешаевск?

– Связующее звено.

– Меня могут уволить.

– Не думаю.

– Ты не оставляешь мне никакого выхода.

– Что ты здесь теряешь? В этой стране кончилась прекрасная эпоха.

– Значит, ты меня обманул: пока я ходила на мнимую встречу с твоим Корейко, ты подпечатал бланк перевода?

– Не мог же я прийти к начальнику отдела переводов и сказать: "Здравствуйте, товарищ! Помогите, пожалуйста, подделать перевод?" – "Для чего?" – "Да, пустяки: мне не хватает для полного счастья десяти миллионов!" – И ты использовал меня.

– Мне очень хочется показать тебе Париж во всей его красоте! Ты поедешь?

– Ты меня подло подставил.

– Ты права: я не ангел!

– Ты мошенник.

– Да, в честности меня упрекнуть нельзя.

– Ты лгун.

– И в этом ты права.

Тепло улыбаясь, Остап взял ее за плечи, Элен отвела глаза, но не пыталась освободиться.

– Ты поедешь со мной?

Она не сердилась. Посмотрела на него, улыбнулась.

– Чтоб ты меня опять обманул?

– Только не тебя! – патетически произнес Бендер. -Прекрасная гвоздика не должна стоять в безобразном кувшине. Ей нужна ваза из чистейшего хрусталя.

Тут он полностью покорил Элен. Она понимала, что любима, и в своей душе ощущала любовный огонь.

Вечерело. Легкий ветерок играл душистыми волосами Элен. Усталое солнце прощалось с Москвой. Элен беспечно провожала его. Ей было хорошо. В юных глазах сияло счастье.

Глава 25

ТОВАРИЩ КАНАРЕЕЧКИН

Да, но мы совсем забыли о простом советском нэпмане гражданине Ключникове. Где же этот убедительный прорицатель? В каких краях витает его алчная душа? Может, с ней сталось то же самое, что привелось испытать несчастному герою сновидений подпольного миллионера? Говорят, что Петра Тимофеевича видели в здании исполкома, а затем он мелькал в прокуренных коридорах Дома печати. Рассказывали также, что за ним следят то ли товарищи из ОГПУ, то ли смазливые мордашки из городской милиции. Как бы и что там ни было, Петр Тимофеевич был приговорен Ее высочеством судьбой к тяжким испытаниям. И причин тому было не мало, ибо вечером в немешаевском Доме печати в отделе "Параллели и меридианы", прислонившись к дверному косяку, стоял грозный капитан Ишаченко и с нетерпением ожидал репортера Фицнера. В руке капитан держал свежий номер "Немешаевской правды". Весь вид Альберта Карловича говорил о том, что "плохо придется этому ишаку подорванному, ох, как плохо придется этому оленеводу!" Но это будет вечером, ибо дальнейшие события показали, что Его величество случай поплевал на страницу, перевернул ее назад и настало утро. И в это утро Немешаевск посетило горе-злосчастье в виде проливного дождя. Тут уже постаралась Ее высочество судьба. Она распорядилась так, что в предвестии этого самого дождя с вечера появились кучевые облака, за ночь разросшиеся и принявшие форму отдельных узких башен. Воздух, и без того свежий, стал озонированным до крайности. Грязь, притоптанная к тротуарам, смывалась, стекая в водостоки. Канавки в садах наполнялись водой. Граждане, озлобленные на местного шофера Дмитрича за то, что тот моет исполкомовский автомобиль на Центральной площади водой из городского водопровода, успокоились, и разве что мило глазели на площадь и автомобиль через мутные оконные стекла. А дождь тем временем набирал силу. Ветер мотался сикось накось. Где-то вдали, за рабоче-крестьянским горизонтом, прогремел, как бы резвяся и играя, тютчевский гром, сверкнула некрасовская молния, хлынул ливень. В лужах забулькало, как в варящейся пшенной каше. Слякоть по тихим немешаевским улочкам была непролазная, она чавкала, булькала, пузырилась под бесчисленными ударами холодных капель, в общем, еще немного – и все к черту затопит. Небо, точно прорвало. Тучи, те самые горьковские тучи, наступали на город. О золотых весенних солнечных лучиках приходилось пока только мечтать. Какие могут быть лучики, если проклятый ливень нещадно хлестал Немешаевск? Все шло к тому, что весь день будет пасмурным или, того хуже, дождливым.