Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

– Мадам, – сказал он, ловко поднимаясь из-за стола, – но вы тоже не соглашались со своим супругом.

– Я… – Генеральша на мгновение запнулась, но, очевидно, решила сразу раскрыть все карты. – Я не соглашалась с ним нарочно. И даже недоразумение с газетой сама подстроила, чтобы иметь предлог отправиться к себе в спальню.

– В спальню? – Ржевский в одно мгновение подлетел к даме, взял её за руку и многозначительно заглянул в глаза. Дама потупилась и опять вздохнула, ещё более томно:

– Да, в спальню. А через некоторое время в столовую явился бы лакей и сказал, что ваш кучер очень просит вас прийти, потому что с рысаком, который возит ваши санки, что-то неладное. Вы бы отправились на конюшню, а оттуда явились бы ко мне.

– В спальню? – Ржевский, по-прежнему сжимая в ладони пальчики дамы, свободной рукой обнял Зою Павловну за талию. – Тогда предлагаю проследовать в спальню прямо сейчас.

– Но муж хотел, чтобы я показала вам оружейную комнату, а не спальню, – заметила дама.

– Позднее мы можем осмотреть и оружейную, – сказал поручик, – а начать предлагаю со спальни. Мне всегда нравились спальные интерьеры и постельные тона.

– Постельные? – с некоторым удивлением переспросила Зоя Павловна.

– Да-с.

– Может, пастельные?

– Не вижу разницы, – пробормотал Ржевский, притягивая к себе даму настолько, насколько позволяла её пышная грудь, ставшая чем-то вроде буфера между ним и остальным телом генеральши.

– Ах, поручик, – Зоя Павловна испустила очень замысловатый вздох, являющийся чем-то средним между смехом и стоном наслаждения. – Пастель – это такие мелки, которые используются для нанесения мягких, размытых линий. И слово «пастельный» происходит от слова «пастель», а не от слова…

– Я понял. – Ржевский тоже издал замысловатый звук – что-то среднее между мурлыканьем и рыком страсти. – Мадам, позвольте…

– В оружейную, – строго произнесла дама, и поручику пришлось подчиниться.

* * *

Коллекция у генерала была настолько занятная, что поручик аж на пять минут забыл о прелестях генеральши.

В комнате, именовавшейся «оружейная», в специальных шкафах хранилось много всяких археологических редкостей. К примеру, кольчуги, мечи, копья и бердыши времён Иоанна Грозного, а также арбалеты и пищали времён первых Романовых. У противоположной стены – множество французского оружия и обмундирования, в том числе треуголка, которую Зоя Павловна вынула из шкафа и предложила поручику рассмотреть.

На подкладке виднелись инициалы «Н.Б.», означавшие «Наполеон Бонапарт». Правда, буквы были русские, а не латинские, и никто не мог объяснить причину, но, по словам Зои Павловны, генерал всё равно считал треуголку подлинной и не терпел, когда кто-то сомневался.

Наконец треуголка вернулась на законное место, а Ржевский, разглядывая золотой эполет в том же шкафу (и особенно надпись «Всё, что осталось от французского генерала»), вдруг услышал томный голос Зои Павловны:

– Лучше взгляните сюда, поручик.

– Куда? – Ржевский повернулся на голос, но уже и сам понял, куда.

Оказалось, что генеральша успела расстегнуть верхнюю часть платья и перед глазами поручика предстала та самая потаённая красота, которую он последние два дня мечтал увидеть. Те самые груди по четверть пуда каждая, практически ничем не прикрытые, если не считать мелких оборочек, которые служили чем-то вроде оправы бриллианту. Двум бриллиантам!

– О, мадам! – только и мог сказать поручик. – Теперь я понимаю, отчего молва называет вас самой красивой женщиной Твери.

Он поспешил прикоснуться к прекрасному. На ощупь прекрасное оказалось так же прекрасно, как на вид.

Ржевский почувствовал у себя душевный подъём и не только душевный. Наверное, так ощущают себя поэты.

– Мадам, – прошептал он, – теперь мне ясно, почему вы выбрали именно оружейную. Это же… – Поручик восхищённо посмотрел на грудь Зои Павловны. – Это же оружие. Я сражён!

– Сражены? – лукаво переспросила генеральша. – Вы полагаете, что моей грудью можно убить?

– Не знаю, – всё так же восхищённо отвечал Ржевский. – Но я могу утонуть…

– Где? В моих глазах?

– Нет, не там, – прошептал поручик и упал лицом в ложбинку между грудями, которая оказалась настолько глубокой, что голова воздыхателя скрылась там по самые уши. Если оставаться в таком положении долго, то можно задохнуться, но Ржевский знал меру. – Где у вас тут диван? – вынырнув, спросил он.

Диван в оружейной действительно был. И это не следует считать странностью. Мало ли, зачем в такой комнате понадобится диван! А вдруг люди, осматривающие коллекцию, устанут и захотят присесть. Или кому-то сделается дурно и придётся прилечь. Но сейчас двоим, оказавшимся на диване, было не дурно, а очень даже хорошо.

Для тех, кто желает знать подробности этой сцены, вот детальное описание происходящего:

– А!

– О!

– Ах!

– О!

– Ух!

– М-м-мадам…

– О да! Да! Да! Да! Да! Быстрее!

– Да!

– Медленнее!

– Как скажете.

– Быстрее!

– Да!

– Сильнее!

– Да!

– Сильнее!!!

– Да!!!

– О!

– А!

– О!

– Ах!

– О!

– Уф! Хорошо, – по окончании этого диалога выдохнула генеральша.

– Хорошо, – выдохнул поручик, в изнеможении падая лицом в ту же ложбинку между грудями генеральши, где существовала опасность утонуть.

Он и на этот раз не утонул – благополучно выбрался из «омута» и из объятий Зои Павловны, а когда вместе с ней покинул оружейную комнату и вернулся в столовую, то нашёл там генерала, беседующего со Шмелиным.

Все четверо откушали чаю, а к генералу, кажется, даже вернулось доброе настроение, потому что он пожелал представить Ржевскому своих сыновей: двух мальчиков, старшему из которых было шесть, а младшему – пять. Гостю, которого больше не собираются приглашать, детей не показывают.

Ветвисторогов с некоторой грустью сказал, что с прежней, ныне покойной, женой у него детей не было, а вот Зоя Павловна радует пополнением в семействе. Также генерал отметил, что оба мальчика похожи на своего отца, как две капли воды, и хотя Ржевский не увидел особого сходства, но почёл за лучшее не спорить. К тому же Ветвисторогова сказала:

– Да, на своего отца, – она сделала многозначительное ударение на слове «своего», – они очень похожи.

– Может, ещё и третий будет. Как думаешь, Зоя Павловна? – весело сказал генерал.

– Возможно, – лукаво ответила Ветвисторогова и посмотрела на Ржевского, но