Над строками Нового Завета - Георгий Чистяков

Особенности Евангелия от Марка

Когда начинаешь сравнивать Евангелие от Марка с другими евангельскими текстами, то обнаруживаешь, что повествование Марка – самое краткое: практически всё, о чём он говорит, уже рассказано Матфеем, Лукой и Иоанном. Вот почему в первые века христианства Марк был назван словом abbreviator – «сократитель». Со святоотеческой точки зрения, Евангелие от Марка – это сокращённый текст Евангелия от Матфея. Такое мнение существует уже почти 1700 лет и связано с традиционной датировкой Евангелия от Марка. Оно занимает в каноне второе место – тем самым как бы подтверждается, что написано оно после Евангелия от Матфея.

Все византийские писатели так или иначе согласны с тем, что Марк младше Матфея. Но если внимательно вчитываться в текст Евангелия от Марка и сравнивать, как описаны те или иные эпизоды у него и у каждого из трёх других евангелистов, то становится ясно, что не Марк сократил Матфея, а как раз наоборот: Матфей использовал текст Марка.

Скажем, у Марка говорится про Спасителя: «И не мог совершить там никакого чуда… И дивился неверию их» (Мк 6: 5). У Матфея о том же сказано: «И не совершил там многих чудес по неверию их» (Мф 13: 58). Мы видим, что у Матфея текст смягчён: «не мог» заменено на более нейтральное – «не совершил»; Марк говорит прямо – «никакого чуда», Матфей – «не совершил многих чудес». Таких примеров немало. «Исцелил многих», – говорит Марк (1: 34). «Исцелил всех», – говорит Матфей (8: 1б). Таким образом, «острые углы», которые сохранены в Евангелии от Марка, в Евангелии от Матфея сглажены. Можно привести и другие доказательства того, что Евангелие от Марка написано раньше Евангелия от Матфея.

Но важно заметить и другое: когда речь идёт о конкретных событиях, Марк, несмотря на свою поразительную краткость, описывает их гораздо подробнее, чем Матфей. Я уже не раз говорил о феномене Марка: этот евангелист помогает нам увидеть собственными глазами то, о чём он рассказывает.

Вот слепой по имени Вартимей подбегает к Иисусу, чтобы исцелиться. Марк добавляет: «сбросил с себя верхнюю одежду» (10: 50). И мы видим это движение: слепой Вартимей сбрасывает плащ и в одном хитоне подбегает к Иисусу.

Богатый юноша приходит к Спасителю с вопросом: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Этот эпизод есть и у Матфея, и у Марка, и у Луки. Но только у Марка сказано: «пал пред Ним на колени и спросил…» (10:17). Это замечание – «пал пред Ним на колени» – не меняет ни смысла рассказа, ни даже стиля его, но оно помогает нам увидеть сцену своими глазами.

Или женщина, которая с алавастровым сосудом драгоценного мира пришла к Иисусу. У Марка и Матфея сказано, что она возлила его на голову Иисуса; у Луки и Иоанна она проливает миро Ему на ноги и отирает их своими волосами. И только у Марка зафиксирована такая деталь: женщина, «разбивши сосуд (выделено мной. – Г. Ч.), возлила Ему на голову» (14: 3).

Наконец, буря на море Галилейском. Иисус спит. Евангелист Марк подчёркивает – «на корме на возглавии» (4: 38), то есть на высокой части кормы. И опять: замечание это, не вносящее в смысл рассказа абсолютно ничего нового, сделано ради одного – чтобы создать зрительный образ происходящего.

Можно привести много других примеров, когда евангелист Марк помогает нам как бы своими глазами увидеть сюжеты, которые мы хорошо знаем из текстов Матфея и Луки. И если Евангелие от Матфея адресовано прежде всего нашему уму, то Евангелие от Марка – благодаря тому, что оно ориентирует на зрительные образы, – подключает нашу эмоциональную сферу.

Это довольно интересная особенность. Дело в том, что Марк – очень плохой писатель. Трудно найти другой текст на греческом языке, который был бы так несовершенен. Но помните, как восклицают апостолы Пётр и Иоанн: «Мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (Деян 4: 20)? Да, Пётр с Иоанном тоже не проповедники, не ораторы, они не умеют говорить публично, не получается это у них – но они не могут не говорить о том, свидетелями чего они были. Проповедь Спасителя до такой степени переполняет их, что они просто не в силах молчать.

Так же и евангелист Марк. Он никогда не учился искусству рассказа. Он совершенно не умеет рассказывать так, как прекрасный писатель Лука или старательный, молитвенно настроенный Матфей. Но Марк, тем не менее, делает то, что в его силах, потому что его переполняет Благая Весть и он не может не делиться ею с людьми, его окружающими.

Марк почти не использует прошедшего времени – у него всегда время настоящее. Это ещё одна яркая отличительная черта в его совершенно особом стиле повествования. Кроме того, он часто начинает предложение с союза «и». Можно насчитать у Марка до сорока таких предложений подряд. И ещё он любит два слова: тотчас и вновь. За такие вещи учительница литературы снижает ученику оценку. Но Марк не может по-другому. И в силу этого Евангелие от Марка становится абсолютно уникальным свидетельством о Спасителе. Именно литературное несовершенство делает это Евангелие удивительным свидетельством несомненной подлинности.

Описывая, например, умножение хлебов, евангелист Марк говорит, что люди были рассажены апостолами на лужайке, как овощи на грядке. Он употребляет слово прасиай – по-гречески «грядки». (Это слово встречается у Гомера примерно в таком контексте: «Саду границей служили красивые грядки, с которых овощ и вкусная зелень весь год собирались обильно».) Для того чтобы показать, как были рассажены люди, евангелист вспоминает об овощах, которые растут на грядках. Выражение настолько неожиданное, что переводчик даже не сумел это прасиай передать средствами русского языка и написал «рядами» (Мк 6: 40). А на самом деле речь идёт не о рядах вообще, а именно о рядах в огороде.

Рассказывая о преображении Иисуса (кажется, нет более мистической сцены во всём Евангелии), Марк, подыскивая подходящие слова, вдруг вспоминает о белильщике, который выбеливает полотно, и говорит так: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» (9: 3).

И так на каждой странице есть что-то, выдающее в Марке весьма плохого литератора и вместе с тем как-то по-особенному подтверждающее достоверность его Евангелия.

И у Марка (9: 17-27), и у Матфея (17: 14-18), и у Луки (9: 38-42) описывается исцеление мальчика-эпилептика. В Евангелии от Марка отец, придя к Иисусу, просит исцелить сына, подробно описывая приступы у ребёнка: «Где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену и скрежещет зубами своими и цепенеет». Дальше идёт диалог, который есть только в Евангелии от Марка: «И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; и многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам. Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию» (9: 21-24).

Мы все знаем эту последнюю фразу. Для многих она стала личной молитвой, потому что часто наша вера – в глубинах её – есть просто плохо прикрытое неверие. И от этого нашего неверия мы прорываемся к подлинной вере, повторяя вслед за отцом мальчика: «Верую, Господи! помоги моему неверию!» Эта фраза есть только в Евангелии от Марка. Его рассказ об исцелении мальчика не так лаконичен, как у Матфея, и не так совершенен в литературном плане, как у Луки. Но именно в силу его безыскусности и подлинности в нём сохранилась фраза, которую утратили и Матфей, и Лука: «Верую, Господи! помоги моему неверию».

Вспомним ещё один эпизод. Спаситель с учениками приходит к стенам Иерусалима… Иисус торжественно въезжает в Иерусалим на осле, как бы исполняя пророчество Захарии. А осла этого апостолы нашли «привязанного у ворот на улице» (Мк 11: 4). В трёх словах дана исчерпывающая характеристика: у ворот дома, но не внутри двора, а за забором, снаружи. С точки зрения того, что хочет донести до нас Спаситель, нет никакой разницы, где именно был осёл – снаружи или внутри, на улице или в переулке, у ворот или у окошка. Но эти детали в Евангелии от Марка включают в работу не только наше сердце, но и глаза, что далеко не всегда бывает в текстах.

Ещё один пример. Иисус исцеляет дочь сирофиникиянки (или хананеянки), той самой женщины, которая в ответ на слова Спасителя о том, что «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам», восклицает: «Но и псы под столом едят крохи у детей» (Мк 7: 28). Исцелив девочку, Иисус отправляет мать домой. «И, придя в свой дом, она нашла, что бес вышел и дочь лежит на постели» (Мк 7: 30). Мы как бы вместе с этой женщиной входим в её домик и видим девочку, которая лежит на постели… У Матфея в рассказе об этом событии какие-то моменты переданы гораздо подробнее, чем у Марка, но завершается эпизод как бы более нейтрально: «И исцелилась дочь её в тот час» (Мф 15: 28).

Марк очень часто даёт полную информацию для наших глаз. Вот Иисус вместе с апостолами идёт по направлению к Иерусалиму; Марк отмечает: «Иисус шёл впереди их» (10: 32). Снова, казалось бы, реплика, богословски незначимая, но она помогает увидеть, как они идут: впереди Иисус, и за Ним, чуть поодаль, апостолы. Христос всегда впереди. Мы всегда от Него отстаём.