Шри Ауробиндо, или Путешествие Сознания - Сатпрем

Второе соображение заслуживает еще большего внимания. Вернемся к аналогии с ракетой: она может преодолеть земную атмосферу в любой точке; причем она может достичь цели — например, Солнца — независимо от того, запустят ли ее с экватора, или, скажем, из Нью-Йорка. Нет никакой необходимости взбираться на Эверест для того, чтобы установить там стартовую площадку! Точно так же йогин может добиться реализации космического сознания в любой части или на любом плане своего существа — в уме, в сердце или даже в теле — ибо космический Дух — везде, в любой точке вселенной. Переживание может начаться где угодно, на любом уровне — посредством концентрации на камне или воробье, на идее или на молитве, на каком-то ощущении или на том, что люди презрительно называют идолом. Космическое сознание — это не высшая точка человеческого сознания; чтобы достичь его, мы не поднимаемся над индивидуальным, а выходим из него. Вряд ли нужно совершать восхождение в сознании или стать Плотином для того, чтобы достичь вселенского Духа. Наоборот: чем ниже ментальное развитие человека, тем доступнее для него такое переживание; у пастуха под звездным небом или у рыбака из Галилеи есть для этого больше шансов, чем у всех философов мира вместе взятых. Но тогда какой же смысл в развитии человеческого сознания, если народный мистицизм оказывается более эффективным? Нам приходится признать, что или мы находимся на ложном пути, или же эти мистические уходы не исчерпывают собою всего смысла эволюции. Если же мы допустим, что эволюционный путь, которым нужно следовать, — это путь гигантов, которые являли собою вершины развития земного сознания — Леонардо да Винчи, Бетховена, Александра Великого, Данте, — то мы тут же должны будем признать, что ни один из этих великих людей не был способен преобразовать жизнь. Таким образом, вершины развития ума или сердца, как и вершины космического сознания, не дают нам ключа к разгадке и силе, которая сможет изменить мир: необходим иной принцип сознания. Но этот новый принцип сознания должен быть неразрывно связан со всеми остальными принципами, потому что если эта связь разрывается или теряется индивидуальное, то мы снова впадаем в космическую или мистическую дисперсию, теряя нашу связь с землей. Осознание Единства и Трансцендентного — это, несомненно, необходимая основа любой реализации (создавать что-либо без этого — это все равно, что строить дом без фундамента), но основа эта должна быть достижима с сохранением эволюционной непрерывности — это должна быть эволюция, а не революция. Короче говоря, нам нужно выйти не выходя. Нам нужна не ракета, которая устремляется к Солнцу и разбивается там, а ракета, которая сможет загарпунить Солнце высшего сознания и привнести его во все точки земного сознания: Конечное знание — это то, которое постигает и принимает Бога во вселенной так же, как и за пределами вселенной, а интегральная йога — это та, которая, обретя Трансцендентное, может вернуться во вселенную, не теряя обретенного и сохраняя способность свободно нисходить и восходить по великой лестнице существования.[181] Это двойное движение восхождения и нисхождения представляет собою главный принцип, лежащий в основе супраментального открытия. Но на пути к нему Шри Ауробиндо предстояло коснуться некой, еще неизвестной пружины, что привело затем к коренным изменениям.

Недостаточно описать открытие Шри Ауробиндо, мы должны также узнать, каким образом мы можем сделать его доступным для себя. Но вряд ли можно начертить диаграмму и сказать: «Вот — путь», потому что духовное развитие всегда приспосабливается к природе каждого индивидуума, — и это правильно, ведь мы изучаем себя, а не иностранный язык; а двух одинаковых натур не бывает: Идеал, который я ставлю перед нашей йогой, не налагает никаких пут ни на духовную жизнь, ни на устремления. Духовную жизнь невозможно сформулировать в виде каких-то жестких определений или связать фиксированными ментальными правилами; она представляет собою широкое поле эволюции, беспредельное царство, которое потенциально шире, чем все царства, находящиеся ниже, царство с сотней областей, с тысячью типов, стадий, форм, путей, разнообразных идеалов, степеней духовного прогресса.[182] Поэтому мы можем предложить лишь несколько указаний в надежде на то, что каждый сам сделает свое собственное особое открытие, которое осветит его путь. Всегда нужно помнить, что подлинный механизм йоги состоит в том, чтобы поймать нить своего сознания, — «сияющую нить», о которой говорили риши (Риг Веда. X.53), — держаться за нее и идти так до самого конца.

Поскольку ни космическое сознание, ни Нирвана не дают нам того эволюционного ключа, который мы ищем, давайте возобновим наши поиски вместе с Шри Ауробиндо там, где они были оставлены, — т. е. в Бароде, — перед тем, как он обрел два великих переживания. Первый шаг — это восхождение к Сверхсознательному. Как мы уже говорили, когда в уме ищущего устанавливается безмолвие, когда он успокаивает свое витальное и освобождается из погружения в физическое, сознание выпутывается из бесчисленных видов деятельности, в которых оно незаметно перемешивалось и дробилось, и обретает независимое существование. Оно становится подобным независимому существу внутри нас, некой компактной Силе, интенсивность которой постоянно растет. И по мере своего роста его все меньше и меньше удовлетворяет ограниченное существование в теле. Мы обнаруживаем, что оно излучает себя вовне — сначала во время сна, затем в наших медитациях, а потом и тогда, когда глаза наши широко открыты. Но это движение вовне не является, так сказать, исключительно «горизонтальным» — в направлении всеобщего Разума, всеобщего Витального и всеобщего Физического; сознание стремится также и ввысь. Это стремление ввысь — не обязательно результат сознательной дисциплины, оно может быть естественной, спонтанной потребностью (никогда не следует забывать, что наши усилия в этой жизни — это продолжение множества усилий во многих прошлых жизнях — отсюда неравномерное развитие различных индивидуумов и невозможность установления фиксированных правил). Мы можем непроизвольно чувствовать над головой нечто, привлекающее наше внимание, подобное простору или свету, подобное некому намагниченному полюсу, который является источником всех наших действий и мыслей, некую зону концентрации над макушкой головы. Ищущий успокаивает свой разум не для того, чтобы стать бесчувственным, как чурбан. Безмолвие его не мертво, оно живо. Он настраивается на прием свыше, ибо там он чувствует жизнь. Безмолвие — это не конец, а средство, точно так же, как изучение нотной грамоты — это средство овладения музыкой, причем музыкой самой разной. День за днем по мере того, как его сознание становится все более конкретным, он получает сотни маленьких, почти незаметных опытов [переживаний], которые проистекают из этого Безмолвия наверху. Он не будет ни о чем думать — и вдруг мысль пересечет его ум, даже не мысль, а легкий щелчок, и он точно знает, что ему нужно делать и как это должно быть сделано — вплоть до малейших деталей, как будто составные части головоломки в мгновение ока встали на свои места — и все это с абсолютной определенностью (внизу всегда все неопределенно, любая проблема всегда имеет, по меньшей мере, два решения). Или он может ощутить легкий импульс, приказывающий: «Пойди, навести того-то и того-то», он идет, и оказывается, что тому человеку «случайно» нужна его помощь; или он может слышать внутри себя: «Не делай этого», но настаивает на своем и с ним происходит несчастный случай; или без всякой причины ноги несут его к какому-то месту, где он находит как раз те обстоятельства, которые ему помогут; или, если ему необходимо решить какую-то проблему, он остается неподвижным, безмолвным, обращенным ввысь — и приходит ответ, ясный и неопровержимый. Когда ищущий говорит или пишет, то над своей головой он может очень четко чувствовать некое пространство, откуда он вытягивает свои мысли, как сияющую нить из кокона — он не движется, а просто остается под потолком и расшифровывает его. Ничто не движется в его голове. Но если он хоть немного позволяет вмешаться своему уму, то все пропадает или, вернее, искажается, потому что ум пытается подделать указания свыше (он подобен обезьяне — так сильна его привычка к передразниванию и подражанию) и ошибочно принимает слабые свои вспышки за озарения. И чем больше ищущий научается слушать, внимая этим указаниям свыше и доверять им (они не настойчивы и не шумны и не носят приказного характера — наоборот, они едва различимы, как дыхание, не успеваешь даже подумать о них — их можно только ощутить, так они быстры), тем более частыми, точными и неотразимыми они становятся. Постепенно он приходит к пониманию, что все его действия, даже самые незначительные, могут определяться исключительно этим безмолвным источником наверху, что оттуда приходят все его мысли, лучащиеся и не вызывающие сомнений, и что внутри него рождается некое спонтанное знание. Вся жизнь его становится чередой маленьких чудес. Если бы человечество хоть мельком увидело, какие безбрежные радости, какие совершенные силы, какие светящиеся сферы спонтанного знания, какая беспредельная тишина нашего существа ожидают нас на просторах, которые еще не покорила наша животная эволюция, то они бросили бы все и не успокоились до тех пор, пока не овладели бы этими сокровищами. Но узок путь, трудно поддаются двери, а страх, недоверие и скептицизм, стражи Природы, не позволяют нам уйти, покинуть ее привычные пастбища.[183]