Приют ветеранов - Владимир Михайлов

— Неплохо, но мне этого слишком мало.

— Жду твоих идей.

— Давай лучше сразу снимем номер в гостинице. Там мы выпьем и побудем вместе…

— Видишь ли, дорогая Ева, с гостиницей возникают некоторые сложности. Я ведь с самого начала хотел сделать это — звонил еще из департамента полиции, помнишь?

— Не хочешь ли ты сказать, что во всем городе нет ни единого места для двух смертельно уставших путников?

— Места как раз есть. Даже в избытке. Однако… В приличных отелях номера не сдают по часам. А туда, где сдают, ты вряд ли захотела бы идти. Я хорошо знаю, что говорю.

— О да, с твоим опытом!

— С моим опытом полицейского, ты имела в виду?

— Да, конечно. Ну а если снять номер в хорошей гостинице, скажем, на сутки?

— Зарегистрироваться законными супругами?

— А в действительности это не так? Или ты иного мнения?

— Я совершенно с тобой согласен. Тут есть другое обстоятельство.

— Еще что-то?

— На такой номер у нас уже просто не хватит денег.

— На моей карточке…

— Я примерно догадываюсь: ты ведь говорила, когда мы встретились в Порт-Саиде, сколько у тебя, а я, в общем, помню, как мы их тратили. И счет своим деньгам я тоже хорошо веду.

— Дьявол! Вечно деньги! А я думала, что никогда больше не столкнусь с этой проблемой.

— Ты же знаешь, вмешались непредвиденные обстоятельства — Да ну их к чертям! Лучше скажи наконец: мы так и будем бродить по улицам все девять часов?

— Уже восемь сорок пять. Но мы можем провести это время в аэропорту.

— Ни за что!

— Почему же? Конечно, не Кеннеди, но все же…

— Жить как под топором, слыша, как взлетает очередной самолет, и думать, что ice меньше времени остается до моего… Нет, честное слово, только мужчина способен придумать такое!

— Ты права, разумеется. Прости меня. Ну хорошо, сейчас мы что-нибудь сообразим.

Он остановился, заставив Еву сделать то же самое, и принялся медленно оглядывать улицу.

— Что ты ищешь?

— Нечто подходящее.

— Почему ты думаешь, что именно здесь ты найдешь?

— В таком количестве рекламы несложно найти хоть что-нибудь такое, что нам подошло бы. Ага! «Перстень с ягодой шиповника»! Звучит?

— Что за чушь?

— Если верить рекламе — супербоевик с ужасами и мистикой.

— Дан! Еще одно такое предложение — и я начну разочаровываться в твоих вкусах.

— Не хочешь? А мне подумалось… Ладно, поищем еще. Галерея национального искусства. А?

— Портить себе настроение: что толку ходить на выставку, если ничего не сможешь купить на память?

— Безупречная логика. Так-так… О! Слушай! Когда ты в последний раз была в цирке?

— В цирке?

— Вот именно!

— M-м… Боюсь, так давно, что меня вообще не было на свете.

— Вот и я примерно в то же время. Пошли?

— А что мы там увидим? Каких-нибудь африканских колдунов?

— Ну почему же. Цирк — искусство интернациональное… Обещают совершенно небывалых дрессированных носорогов…

— Скорее всего нас надуют. Носорога, помнится мне, не поддаются дрессировке.

— Тем интереснее будет посмотреть.

— Это нас займет… ну, часа на три. А потом?

— Потом сядем в джип и поедем к самолету.

— Все равно еще останется время.

— А мы найдем местечко и съедем с дороги.

— Чего ради?

— Не забудь: тогда уже стемнеет. Ева улыбнулась.

— Ты мальчишка и хулиган. Милов сделал вид, что обиделся.

— Ну, если ты не желаешь…

— Там видно будет, — она старалась выглядеть загадочной. — Ну что же, вези меня в цирк — нельзя же побывать в Африке и не увидеть живого носорога. А нам с ними как-то не повезло.

— Повезет на этот раз.

Он помог ей забраться в машину Когда нанятый Урбсом вертолет прибыл, Берфитт задержал отлет лишь на несколько минут — чтобы дать последние указания.

— Думаю, что здесь никаких неприятностей не возникнет, — сказал он. — Но вы не можете еще две недели пребывать в бездействии. А быстрее, боюсь, ветераны не придут в кондицию. Две недели, считая от последней операции. Если будешь просто сидеть, у кого-то могут возникнуть подозрения: тебя тут достаточно хорошо знают, насколько могу судить. Разошли запросы поставщикам. И надеюсь, что к вашему возвращению с маршрута у вас снова будет набран полный — увеличенный — комплект ветеранов. Такой совершенный транспорт просто грешно будет не использовать и в дальнейшем. У тебя возникнет множество прекрасных клиентов, ручаюсь. Вот, собственно, у меня все. А у тебя? По-моему, был телефонный разговор?

— Да, — проговорил Урбс, чуть помедлив. — С Майруби. Вообще-то звонок был адресован вам.

— Очень интересно. И что там?

— Засекли Клеско.

— О, вот приятное известие! Больше нельзя его упускать. И — это крайне важно — необходимо вернуть генератор, если он еще у него.

— Похоже, что да.

— Сделайте все возможное, Урбс.

— Ладно, — хмуро буркнул тот. — Берегите себя.

— Да уж постараюсь. И тут же добавил:

— Проводите меня к вертолету.

— Вы могли бы еще пообедать…

Есть тут Берфитт больше не собирался; ему хотелось поскорее оказаться в пути, а пообедать, пусть попозже, но в нормальных человеческих условиях, в хорошем ресторане. Все-таки он не был приспособлен к такому вот полевому образу жизни.

— Благодарю, друг мой, но у меня совершенно не остается на это времени. Пообедаем вместе, когда предприятие закончится благополучно.

Урбс на всякий случай трижды сплюнул. Он не был слишком суеверным, но все же — как знать?..

Он еще постоял на поляне, задрав голову, провожая взглядом негромко стрекотавшую «газель», понемногу таявшую в белесом небе. Потом пошел к домику, где находился контейнер с таинственными кубиками. Ступал он как-то тяжело, словно драгоценный груз великой тяжестью навалился на его плечи.

В цирке и в самом деле оказалось забавно.

Шапито расположился на самой окраине; стационарный цирк наверняка прогорел бы, не за этим зрелищем ехали в Африку туристы, у местного же люда были и другие заботы.

Тем не менее зал заполнился более чем наполовину, программа оказалась неожиданно интересной и на самом деле интернациональной. Свой, ксенийский номер был только один — группа «Сильваяес», акробаты, они же танцоры, прыгуны и клоуны. Зато в тот день на манеже выступали китайцы, выполнявшие сложные гимнастические трюки с чашей на голове, румынские прыгуньи на доске — с десяток очень милых девушек, немецкая артистка, жонглировавшая при помощи ног так лихо, как иной не сумел бы, будь у него даже четыре руки; выступали также украинские акробаты и таджикские канатоходцы, успешно преодолевшие свой зыбкий маршрут втроем — на плечах друг у друга. Ну и, разумеется, в программу входил русский номер — клоун-иллюзионист, у которого кролик проглатывал лису, а роскошное манто ассистентки на глазах у зрителей превращалось в множество живых зверюшек, весело убегавших с арены. Были лошади, еще воздушные акробаты и снова прекрасный клоун-канатоходец, своей кажущейся неловкостью и беспомощностью заставлявший зрителей то и дело вскрикивать и закрывать глаза. Но гвоздь представления — редкостные белые носороги — естественно, пока приберегался, чтобы, как полагается, закончить зрелище на высокой ноте.