Наши люди (Выбранные места из бесед с великими) - Игорь Свинаренко

И вот на ходу, когда он мчался по трассе со страшной быстротой, или, как обычно в таких случаях записывают в протоколах купленные гаишники, "на скорости 50 км в час", у машины отваливается левое заднее. Она врезается носом в разделительный барьер, и впереди, в багажнике (ведь у "Феррари" мотор, как у "Запорожца", сзади) что-то взрывается. Машина загорается, он в ней.

- Я инстинктивно знал, какие меры принять: выключил немедленно бензин. Поставил на нейтралку и сначала тормозил, а после отпустил тормоз, чтоб дать машине развернуться и уйти с левого ряда. Я ясно думаю в такие моменты, я никогда не теряюсь, - вспоминает он тот давний случай. - Пробовал осторожно тормозить, пока машина еще слушалась руля. И притормозил трением и ударом о правый барьер. Остановил машину. Все горит вокруг меня, а обе двери погнуты, не отрываются. Отчаянной силой я выбил окно, вылез из машины - и прыгнул на землю, кувыркнулся, чтобы потушить себя, - и в этом прыжке сломал себе шею...

Я клинически умер. Я имел это странное явление белого туннеля, с огнем в конце - вы, может быть, читали о чем-то подобном. Я был вне тела... Это не было автогипнозом, потому что я мало знал об этом.

- Было страшно?

- Нет! Это было очень приятно. Облегчение, чувство, что скоро увидишь людей, которых любишь, - меня это манило... Это странная вещь, я почувствовал, что могу это своей волей остановить. Я откуда-то знал, что в моей власти выбирать - пустить себя в туннель, к этому желтовато-белому свету, - или остановить себя, пострадать, выздороветь и сделать то, что я еще могу сделать на этой земле.

- Вы так спокойно про это говорите! Это что, опыт человека верующего или...

- Знаете, мне родители предоставили совершенно свободный выбор. Меня учили истории религии... Но взгляды у меня совершенно агностические, я не принимаю формальных ритуалов. Мне кажется, что догмы вредны! К примеру, давно пора ограничить население некоторых африканских стран, а некоторые запрещают там презервативы и аборты.

Да. А что разбиться можно - так это всякий гонщик знает. Сколько я страшных аварий видел! Это спорт рискованный и опасный.

- Так вы, значит, в том туннеле решили вернуться с полдороги.

- Да... Это был тяжелый случай. Меня окунали в перманганат потассия (марганцовка. - Прим. авт.) и потом соскребали сожженное мясо, чтоб инфекции не было. Это страшно больно, и даже морфин не помогал. Потом морфин стали чем-то заменять, чтоб я не привык - чему-то одному. Я ничего не мог - даже читать: глаза были искалечены. Даже радио слушать: слух и тот уставал. Очень близких людей у меня немного - может быть, дюжина... Когда у меня было это несчастье, они со всего мира приехали ко мне. Я люблю устрицы, люблю семгу они приносили мои любимые вещи, чтоб подбодрить меня.

У меня работал тот единственный орган, которым мы в обычной жизни слишком мало пользуемся, - мозг. За те десять месяцев, что я лежал в клинике, я написал в голове книгу. Это роман - о параллельных возможностях человека. Пока не напечатан, - я им недоволен и переделываю.

- Ваш мозг там имел много времени думать о причинах аварии, так? Что же это было?

- Кто-то вывинтил болты, вот колесо и отвалилось. Я машину не поставил на ночь в гараж, так что это легко было сделать.

- И что, вы на ходу слышали стук, но не остановились посмотреть?

- Нет. Это внезапно случилось.

- Значит, подпилили. Если б развинчено! Вы б слышали.

- Вибрация, да, была бы... Но я ее не почувствовал! Хотя имею хороший слух на машины...

- Ну да, слух ведь у вас музыкальный.

- Как ни странно, еще у одного человека - у которого была машина той же редкой серии, с таким же, как у меня, пластиковым корпусом, для легкости случилась такая же авария, у него точно так же колесо отлетело.

- Это что, леваки так бьют буржуев? Тут у вас в Швейцарии полно картинок с Че Геварой, на стенках через трафарет штампуют.

- Я не думаю, что это политическое.

- Может, месть за что-то?

- За что? Политическими делами я не занимаюсь, я ни с чьей женой не водился - в тот момент. Не могу понять - за что?

Скорей всего от зависти! Я могу только себе представить, что кто-то увидел ночью "Феррари", стоящее перед дорогим отелем, с американскими номерами штата Флорида, со словом Palm Beach. И - подпилил болты... - Он рассказывает про это тихо, спокойно, ему как будто дела нет до того, что вот кто-то собирался его убить и чуть не убил. Он продолжает рассказывать так, как будто говорит про скучные мелочи: - Некоторые просто с ума могут сойти, если у кого-то больше денег, чем у них, они на все готовы ради денег! Вот страшный случай. В клинике одновременно со мной лежал мальчик, ему искалечили лицо фейерверками. Так его родители просили врачей не делать реабилитацию, чтобы он на суде выглядел пострашнее и можно было получить с виновных побольше денег. А ведь они были не нищие, владели гостиницами и ресторанами... И это - швейцарцы! И это благополучная страна!

"Феррари" тут, "Феррари" там

Набоков обещал мне показать одну из своих "Феррари". И вот мы едем с ним к дому, где он раньше снимал квартиру, - а подземным гаражом он там до сих пор пользуется. В гараже он кивает на черный "Порше":

- Это нашего швейцара машина, он на ней гоняет.

- "Порше"? В каком смысле - у швейцара?

- Ну как? Он раньше был крупным менеджером, да остался без работы, ну и вот нашел место - швейцаром трудится...

И это, замечу я, без какого бы то ни было кризиса, просто так, в рабочем порядке...

"Феррари" немного пыльная. Набоков достает платочек из кармана и протирает лобовое стекло. Я не верю, что он, такой высокий и крупный, в ней помещается, куда ж ему в эту табакерку! (И при этом вспоминаю его маленький детский педальный "Мерседес".) И тут он как бы на спор залезает, медленно заползает, складываясь и ужимаясь, в "Феррари"... И ведь надо же - влез... Я страшно удивился.

- Все-таки это страшно неудобно, - сочувствую я стиснутому в тесноте владельцу некомфортной машины "Феррари".

- Тяжело, конечно, складываться, - соглашается он. - Но уж ради гонок приходится терпеть. А так-то, если в магазин, так это у меня джип "Гранд-чероки". Идеальная машина! Мы с ним оба большие. Влезать в него легко! И потом, на "Феррари" нельзя, например, ездить в Италию - обязательно украдут! У меня там одну угнали, причем не на юге, а в Милане, - правда, нашлась потом.

- Послушайте, а почему вы вообще выбрали "Феррари"?

- Это не из-за снобизма, не для того, чтоб кому-то что-то доказать! У меня много было разных машин, больше пятидесяти, и среди них вполне коллекционные и "MG Triumph", и "Альфа", и "Бидзарини", и "Зориволто"... Понимаете, есть некий итальянский инстинкт, который раньше Микеланджело и да Винчи выражали в живописи и скульптуре. А теперь это выражается в форме машин и моде на них. Это та область, где все позади и все копируют Италию...

- То есть вы хотите сказать, что если бы Микеланджело был жив, он бы занимался дизайном "Феррари"?

- Я не исключаю этого. "Феррари"... Это типично итальянское отражение формы...

- Вот у вас сколько сейчас машин?

- Сейчас, минутку... Значит, два "Феррари" осталось, - после того как один я недавно продал. Один джип, потом, один "Субару Туризмо", 1989 года, это запасная для гостей. Это то, что здесь, в Европе, - значит, уже четыре... Потом еще большой грузовик в Америке, два вайпера там же... Сейчас только семь машин у меня, кажется. Ну, семь или восемь, я не помню, - это ведь варьируется. Вот скоро будет новая "Феррари", я записался и жду...

Эти "Феррари" и вайперы ему нужны главным образом для клубных гонок.

- Это чисто такие любительские джентльменские гонки, - поясняет он. - Во всяком человеке живет или должен жить ребенок, который иногда любит развлекаться, даже если это опасно.

- Вас влечет опасность?

- Нет, я не люблю опасность - я люблю только приближение к ней, без сумасшествия. Смысл в том, чтобы техникой преодолевать трудные участки, точно находить траекторию на каждом повороте, исчерпать возможности машины - с тем чтобы как можно быстрее проехать по определенному перегону. А лихачей в клубах вообще не любят: если видят, что человек глупый, сумасшедший, что других подвергает опасности, - его исключают сразу.

Я принадлежу к нескольким таким любительским клубам. Из них самые известные - "Safe Motor Sports" и "Viper Club of Southern Florida". В Европе в каждой стране есть клуб "Феррари", и фабрика нас часто приглашает на свою дорожку в Фиорано.

Я с энтузиазмом ожидаю того дня, когда я могу все забыть и поехать на гоночную дорожку! Это очищает ум, очищает голову. И чисто механическую часть я люблю тоже.

Еще Набоков любит гоняться на катерах, которых у него тоже несколько, с моторами по 750 л.с. Но это еще ничего, это обыкновенный приятный отдых, доступный всякому. А что его волнует, так это вождение вертолета.

- Это последняя свобода, которая человеку еще осталась! - вздыхает он.

Некоторые могут подумать, что Набоков на вертолете летает кругами вокруг аэродрома. Или перемещается из пункта А в пункт Б. Куда там!..