Зима тревоги нашей - Джон Стейнбек

— Я знаю только, о чем он меня спрашивал, а что ему нужно, я не знаю.

— А о чем он спрашивал?

— Давно ли я знаю Марулло. Кто здесь еще его знает. С какого времени он живет в Нью-Бэйтауне.

— Что же вы отвечали?

— Когда я уходил на фронт, его здесь не было. Когда я вернулся, я его встретил здесь. Когда я обанкротился, он стал хозяином лавки и взял меня к себе на службу.

— Как вы думаете, что бы это значило?

— Бог его знает.

Марджи старалась не смотреть ему в глаза. Она думала: прикидывается простачком. Любопытно, зачем, в самом деле, приходил этот тип.

Он вдруг сказал так просто, что она даже испугалась:

— Вы мне не верите, Марджи. Странное дело, когда говоришь правду, тебе никто не верит.

— Правда бывает разная, Ит. Если у вас курица на обед, все едят курятину, но одним достается белое мясо, а другим темное.

— Пожалуй, верно. Честно говоря, Марджи, меня это встревожило. Я дорожу своим местом. Если что-нибудь стрясется с Альфио, я лишусь работы.

— У вас ведь скоро будет много денег, забыли?

— Как-то трудно держать это в уме, пока их нет.

— Итен, я вам хочу кое-что напомнить. Дело было весной, перед самой Пасхой. Я заходила в лавку, и вы меня назвали дщерью иерусалимской.

— Да, это было в Страстную пятницу.

— Значит, не забыли. Так вот я теперь знаю. Это от Матфея. Красиво — и жутковато.

— Да.

— А с чего это вы вдруг?

— Тетушка Дебора виновата. Она меня регулярно раз в год распинала. Так оно и продолжается до сих пор.

— Вы шутите. А тогда вы не шутили.

— Не шутил. И сейчас не шучу.

Она оказала весело:

— А знаете, мои предсказания, кажется, начинают сбываться.

— Да, кажется.

— Выходит, вы передо мной в долгу.

— Согласен.

— Когда же думаете расплачиваться?

— Не угодно ли пройти со мной в кладовую?

— Не думаю, чтобы из этого что-нибудь вышло.

— Вот как?

— Да, Итен, и вы сами этого не думаете. Вы ни разу в жизни не сходили с прямой дорожки.

— Можно попробовать.

— Вы блудить не умеете, даже если бы захотели.

— Можно научиться.

— Научить вас могла бы или любовь, или ненависть. И в том и в другом случае это долго и сложно.

— Может быть, вы и правы. Но откуда вы знаете?

— Так, просто знаю — и все.

Он отворил дверцу холодильника, достал две бутылки кока-колы, открыл и протянул Марджи мгновенно запотевшую бутылку, а сам стал открывать вторую для себя.

— Что же вам от меня нужно?

— У меня еще не было таких мужчин, как вы. Может быть, я хочу испытать, как это, когда тебя так любят или так ненавидят.

— Вы же колдунья. Свистните — и поднимется буря.

— Свистеть я не умею. С другими мужчинами мне довольно поднять брови, чтобы вызвать бурю — маленькую, в стакане воды. А вот как вас зажечь, не знаю.

— Может быть, вы уже зажгли.

Он бесцеремонно разглядывал ее со всех сторон.

— Постройка на совесть, — сказал он. — Гладко, мягко, крепко и приятно.

— Откуда вам это известно? Вы меня никогда руками не трогали.

— А если трону — спасайтесь, пока целы.

— Любовь моя!

— Ладно, бросьте. Что-то тут не то. Я достаточно тщеславен, чтобы знать цену своим чарам. Что вам нужно? Вы славная женщина, но вы себе на уме. Что вам нужно?

— Я предсказала вам удачу, и мое предсказание сбывается.

— И вы желаете получить свою долю?

— Хотя бы.

— Вот это уже похоже на правду. — Он возвел глаза к потолку. — Мэри, владычица души моей, — сказал он. — Взгляни на меня, твоего мужа, твоего возлюбленного, верного твоего друга. Сохрани меня от зла, что во мне самом, и от напасти извне. Я взываю к твоей помощи, Мэри, ибо сильны и непостижимы алкания мужчины и ему от века предначертано всюду сеять свое семя. Ora pro me.[26]

— Ox, и плут же вы, Итен.

— Допустим. Но бывают смиренные плуты.

— Я вас стала бояться. Раньше этого не было.

— А почему, собственно?

У нее вдруг появилось в глазах то, гадальное выражение, и он это заметил.

— Марулло.

— Что Марулло?

— Я вас спрашиваю.

— Одну минуточку. Пяток яиц и пачку масла, так? А кофе не нужно?

— Пожалуй, дайте банку. Пусть будет в запасе. А что, хорошие эти мясные консервы — «Ам-ам»?

— Не пробовал. Но многие хвалят. Одну минуточку, мистер Бейкер. Кажется, миссис Бейкер брала эти консервы, как они?

— Не знаю, Итен. Я ем то, что мне подают. Миссис Янг-Хант, вы хорошеете с каждым днем.

— Благодарю за комплимент.

— Это не комплимент, это чистая правда. И потом вы всегда так элегантны.

— Я как раз то же самое подумала о вас. Вы не какой-нибудь там красавчик, но портной у вас первоклассный.

— Вероятно, судя по его ценам.

— Кто это сказал: «Манеры создают человека»? Теперь надо говорить иначе: «Портной создает человека, и по любому образцу и подобию».

— У хорошо сшитых костюмов есть один недостаток: их невозможно сносить. Этот я ношу уже десять лет.

— Да не может быть, мистер Бейкер! А как здоровье миссис Бейкер?

— Достаточно хорошо, чтобы она могла жаловаться. Отчего вы никогда не навестите ее, миссис Янг-Хант? Она скучает без общества. В нашем поколении мало людей, способных вести культурный разговор. А насчет манер — это слова Уикхэма.[27] Они служат девизом Винчестерского колледжа.

Она повернулась к Итену.

— Найдите мне в Америке еще одного банкира, который бы знал такие вещи.

Мистер Бейкер покраснел.

— Жена выписывает «Великие творения». Она большая любительница книг. Так вы ее непременно навестите.

— С удовольствием. Сложите, пожалуйста, мои покупки в сумку, мистер Хоули. Я за ними зайду на обратном пути.

— Хорошо, мэм.

— В высшей степени привлекательная женщина, — сказал мистер Бейкер.

— Она с моей Мэри приятельницы.

— Итен, был у вас этот приезжий чиновник?

— Да.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Задавал мне вопросы относительно Марулло. Я не знал, как на них отвечать.

Мистер Бейкер наконец отпустил от себя видение Марджи — так актиния выпускает из щупалец скорлупу высосанного ею краба.

— Итен, вы не видели Дэнни Тейлора?

— Нет, не видел.

— И не знаете, где он?

— Нет, не знаю.

— Мне необходимо найти его. Вы не догадываетесь, где он может быть?

— Я его последний раз видел… позвольте, когда это… еще в мае. Он собирался ехать лечиться.

— А куда, не знаете?

— Он не говорил куда. Сказал только, что хочет еще раз попробовать.

— В каком-нибудь государственном заведении?

— Нет, не думаю, сэр. Он занял у меня деньги.

— Что-о?

— Я ему дал взаймы немного денег.

— Сколько?

— Я не понимаю вас, сэр…

— Да, простите, Итен. Вы ведь с ним старые друзья. Простите. А кроме тех, что вы ему дали, у него еще были деньги?

— По-видимому, да.

— Сколько, вы не знаете?

— Нет, сэр. Но у меня создалось впечатление, что у него деньги есть.

— Если вы случайно узнаете, где он, пожалуйста, скажите мне.

— Да я бы с удовольствием, мистер Бейкер. Может быть, узнать телефоны всех таких лечебниц и навести справки?

— Он у вас взял наличными?

— Да.

— Тогда всякие справки бесполезны. Он наверняка изменил имя.

— Почему?

— Люди из хороших семейств всегда так поступают. Итен, а те деньги вы забрали у Мэри?

— Да.

— Она не сердится?

— Она не знает.

— А вы, я вижу, поумнели.

— Учусь у вас, сэр.

— Учитесь, учитесь.

— Я таким образом много выясняю для себя. Главным образом — как мало я знаю.

— Что ж, и это полезно. Мэри здорова?

— Она у меня всегда молодцом. Как бы мне хотелось прокатиться с ней куда-нибудь. Мы ведь уже много лет за городом не были.

— У вас еще все впереди, Итен. А я вот думаю на Четвертое июля уехать в Мэн. Праздничный шум уже не по мне.

— Вам, банкирам, в этом смысле вольготно. Ведь вы, кажется, недавно ездили в Олбани?

— Откуда вы взяли?

— Сам не знаю — слыхал от кого-то. Может быть, миссис Бейкер говорила Мэри.

— Не могла она сказать. Она не знает. Постарайтесь вспомнить, от кого вы слышали.

— А может, мне просто показалось.

— Итен, меня это очень беспокоит. Напрягите свою память и постарайтесь вспомнить.

— Право, не могу, сэр. Да не все ли равно, раз это неправда?

— Я вам скажу по секрету, почему я так встревожился. Дело в том, что это правда. Губернатор вызывал меня. Вопрос очень серьезный. Не представляю себе, как это стало известно.

— Никто вас там не видел?

— Как будто нет. Я летел туда и обратно. Очень серьезный вопрос. Я вам сейчас кое-что расскажу. Если и об этом станет известно, я хоть буду знать, от кого.