Сборник рассказов - Габриэль Маркес

В Национальном капитолии, где дорические колонны и безмолвные статуи покойных президентов заботливо стерегли сон бездомных нищих, укрытых старыми газетами, ярко и призывно светились окна Конгресса. Когда Первый Мандатарий, потрясенный всенародной скорбью, вошел в свой кабинет, ему навстречу поднялись министры, все как один в траурных повязках, - бледные и торжественные более обычного.

Со временем события той ночи и всех последующих ночей возведут в ранг великих уроков Истории. И не только потому, что самые высокие государственные чины прониклись истинно христианским духом, но и потому, что представители совершенно противоположных взглядов и противоборствующих интересов с героической самоотверженностью пришли к взаимопониманию во имя общей цели - погребения Великой Мамы. Долгие годы Великая Мама обеспечивала социальное спокойствие и политическое согласие в царстве Макондо благодаря трем баулам с фальшивыми избирательными бюллетенями, которые тоже, разумеется, являлись неотъемлемой частью ее негласного имущества. Все лица мужского пола - прислуга, арендаторы, приживальщики в господском доме, все старые и малые не только сами участвовали в политических выборах, но и всенепременно пользовались правом голоса выборщиков умерших в последнее столетие. Великая Мама олицетворяла преимущество традиционной власти перед новыми нестойкими авторитетами, превосходство правящего класса над плебсом, непрехо

Президент Республики на сей раз пожелал без подсказки советников определить меру своей исторической ответственности перед согражданами. Он недолго мерил шагами садик, где темнели кипарисы и где на закате колониального правления повесился из-за несчастной любви один португальский монах. Президент мало надеялся на личную охрану - внушительное число офицеров, увешанных наградами - и потому его бил озноб каждый раз, когда в сумерки он входил в этот садик, соединявший парадный зал для аудиенции с мощеным двором, где в былые времена стояли кареты вице-королей. Но в эту ночь президента пронизывал сладкий трепет озарения, ибо ему открылся во всей глубине смысл его высокой миссии, и он, не дрогнув подписал декрет о девятидневном всенародном трауре и о воздании Великой Маме посмертных почестей на том уровне, какой положен Национальной героине, павшей в бою за свободу родины. В патетическом обращении к соотечественникам - оно было передано на рассвете по всем каналам радио и телевидения - Президент выразил уверенность, что похороны Великой Мамы станут историческим событием. Но осуществлению столь высокой цели мешали, как водится, весьма серьезные препятствия: правовая система Макондо, созданная далекими предками Великой Мамы, не предусмотрела событий подобного размаха. Искушенные алхимики закона и мудрейшие доктора права самозабвенно углубились в силлогизмы и герменевтику, отыскивая формулы, которые бы позволили Президенту принять участие в похоронах Великой Мамы. Для всех, кто причастен к высоким сферам церкви, политики и финансов, настали трудные дни. В полукруглом и просторном зале Конгресса, в разреженном воздухе абстрактного законодательства, где красовались портреты национальных освободителей и бюсты великих греческих философов, возносилась безудержная хвала Великой Маме, а меж тем зной сентябрьского Макондо наполнял ее труп мириадами пузырьков. Впервые все, что говорилось о Великой Маме, не имело ничего общего ни с ее плетеной качалкой, ни с ее послеобеденной одурью, ни с горчичниками. Теперь она сияла в ореоле новой легенды, непорочная, без груза прожитых лет.

Нескончаемые часы полнились словами, словами, словами, которые стараниями корифеев печатного слова получали живой отклик на всей территории Республики. Так шло до тех пор, пока кто-то, наделенный чувством реальности, не прервал государственные тары-бары стерильных отцов-законодателей, напомнив высокому собранию, что труп Великой Мамы ждет решения при сорока градусах в тени. Однако мало кто обратил внимания на попытку вторжения здравого смысла в безгреховно-чистую атмосферу неколебимого Закона. Разве что распорядились набальзамировать труп Великой Мамы и снова взялись за поиски новых формул, снова согласовывали мнения и вносили поправки в Конституцию, которые могли бы позволить Президенту присутствовать на торжественных похоронах.

Столько всего было наговорено высокими болтунами, что их болтовня пересекла государственные границы, переправилась через океан и знамением проникла в папские покои Кастельгандольфо. Верховный Первосвященник, с трудом стряхнувший сонный дурман феррагосто, в глубокой задумчивости смотрел на то, как погружаются в озеро водолазы, разыскивающие голову зверски убитой девицы. Последние недели все вечерние газеты писали только об этом ужасном происшествии, и Верховный Первосвященник не мог остаться равнодушным к тайне, разгадку которой искали в такой близи от его летней резиденции. В тот вечер, однако, все переменилось: в газетах разом исчезли фотографии предполагаемых жертв и на смену им явился портрет двадцатилетней женщины в траурной рамке. "Великая Мама!" - воскликнул Верховный Первосвященник, мигом узнав тот самый нечеткий дагерротип, который ему поднесли в далекие времена по случаю его восшествия на Престол святого Петра. "Великая Мама!" - дружно ахнули в своих апартаментах члены кардинальной коллегии, и в третий раз за все двадцать веков на необъятную христианскую империю обрушился вихрь сумятицы, неразберихи, беспорядочной беготни, которая завершилась тем, что Верховного Первосвященника усадили в длинную черную гондолу, взявшую курс на далекие и фантастические похороны Великой Мамы.

Позади остались сияющие ряды персиковых деревьев, старая Аппиева дорога, где солнце золотило ласковые тела кинозвёзд, не ведающих о столь горестном событии. Скрылась из виду громада Кастельсантанджело, маячившая на горизонте Тибра. Густые вздохи собора Святого Петра вплелись в тенькающие четверти церквей Макондо.

Сквозь заросли тростника в затаившихся болотах, где проходит граница между Римской империей и священными угодьями Великой Мамы, пробивались визгливые крики обезьян, потревоженных близостью человека. Эти крики всю ночь донимали Верховного Первосвященника, изнывающего от духоты под густой москитной сеткой. В ночной темноте огромная папская ладья наполнилась до отказа мешками с юккой, связками зеленых бананов, корзинами с живой птицей, и, разумеется, мужчинами и женщинами, которые побросали свои дела в надежде попытать счастья и с выгодой продать свой товар на похоронах Великой Мамы. Впервые в истории христианской церкви Его Святейшество мучился от озноба, вызванного бессоницей, и от укусов тропических москитов. Но волшебные краски рассвета над землями Державной Старухи, первозданная красота царства игуаны и цветущего бальзамина мгновенно вытеснили из его памяти все невзгоды путешествия и воздали ему сторицей за такое самопожертвование.

Никанор проснулся от трех ударов в дверь, возвестивших прибытие Его Святейшества. Смерть завладела всем домом без остатка. Цветистые и набатные речи Президента, жаркие лихорадочные споры парламентариев, которые уже давно потеряли голос и объяснялись с помощью жестов, сорвали с места сотни людей, и они, кто в одиночку, а кто целыми конгрегациями, прибывали в дом Великой Мамы, заполняя замшелые лестничные площадки, душные чердаки и темные коридоры. Запоздавшие устраивались черте-где - в бойницах, на дозорных башнях, в амбразурах, у слуховых окон. А в главной парадной зале дожидалась высочайшего решения набальзамированная Великая Мама, над которой рос и рос устрашающий ворох телеграмм. Обессиленные от слез девять племянников и племянниц в экстазе взаимной подозрительности ни на шаг не отходили от тела, которое мало-помалу превращалось в мумию.

Словом, еще долгое время мир жил в напряженном ожидании. В одном из залов Муниципии, где по стенам стояли четыре табурета, обтянутые кожей, а на столе - графин с дистиллированной водой, маялся бессонницей Верховный Первосвященник, пытаясь скоротать удушливые ночи чтением мемориалов и циркуляров. Днем он раздавал итальянские карамельки ребятишкам, которые торчали под окном, и подолгу обедал в беседке, крытой вьющимися астромелиями, в обществе отца Антонио Исабеля, а случалось - и с Никанором. Так он и жил, провожая изнурительные от жары дни, которые складывались в нескончаемые недели и месяцы, до того знаменательного дня, когда на середину площади вышел Пастор Пастрана, чтобы под барабанную дробь трам-тарарам-там-пам - огласить решение Высочайшего Совета. "В связи с нарушениями общественного порядка, угрожающими государственной безопасности, Президенту Республики - трам-тарарам-пам-пам предоставляются чрезвычайные полномочия, - трам-там-пам - которые дают ему право участия в похоронах Великой Мамы! Трам-тара-рам-пам-пам!"