Крепость Сол (сборник) - Норман Спинрад

В Хаосе же содержится бесконечное количество таких сущностей обычно не принимаемых во внимание частичек — в которых временно обосновывается сопротивление всеобщей тенденции к возрастающей Социальной Энтропии.

Роберт Чинг сидел в полном одиночестве за каменным столом в Зале Собраний.

Сегодняшний день должен был подвести итог всей его жизни, он стал апогеем всей его карьеры Главного Агента — а он не делал различия между своей жизнью и своей карьерой. Это был тот самый момент жизни, который он не мог разделить ни с кем.

Итак, три человека, судьба которых полностью зависела от личности, которая им самим представлялась неразрешимо загадочной, ждавшие своей смерти с минуты на минуту. Однако никто из них не умрет, если только сам этого не захочет. Для двоих спасение, а для третьего — судьба худшая, чем сама смерть.

Во всяком случае, значительно более хаотичная судьба, чем простое возвращение в ничто.

В самом деле, события ускоряли свой ход, как будто для того, чтобы подготовить развязку драмы, начавшейся века назад. Менее чем за месяц «Прометей» будет готов к полету, а Гегемония почувствует возникновение Факторов Случайности в таком ритме, какого она еще не знала в своей истории.

Лиги больше не было. Отныне Совет Гегемонии будет вынужден признавать руку Братства в любом событии, способном поколебать его порядок. Разница станет значительной: ведь теперь Гегемонии придется столкнуться с организацией не наивных конспираторов-идеалистов, которыми она манипулировала, как хотела, а с таинственной силой, действия которой нелегко предвидеть, в намерения которой невозможно проникнуть.

То же касается изменений в Совете Гегемонии, то они могли только усилить Социальную Энтропию. Такой оппортунист, как Джек Торренс, окажется более гибким, чем Кустов, что не помешает ему, в случае необходимости, быть еще более свирепым. Когда «Прометей» взорвет замкнутый мир Гегемонии, устремившись в бесконечность Хаоса, Торренс — в отличие от Кустова — предпочтет скорее извлечь выгоду из этого, чем напрасно противиться неизбежному. На этой стадии операции лучше было иметь дело с оппортунистом — даже если это был такой полупсихопат, как Торренс — чем с таким фанатиком, как Кустов, особенно, если упомянутый фанатик оставался настоящим дамокловым мечом, висевшим над головой нового Координатора. И в самом деле, живой Кустов мог по-своему служить интересам Хаоса…

Жужжание интерфона прервало размышления Чинга. Он нажал клавишу приема.

— Слушаю.

— Пленники здесь, Главный Агент.

— Впустите их. Одних. Но пусть стража будет рядом и готова вмешаться.

Через несколько секунд дверь открылась, и несколько внушительного сложения Братьев ввели Джонсона, Горова и Кустова.

Роберт Чинг внимательно обвел взглядом лица трех мужчин, которые нерешительно продвигались в его сторону.

Борис Джонсон казался заинтригованным, скорее сдержанным, но без всякой враждебной предвзятости. Он выглядел как человек, покончивший со своими иллюзиями, который с определенным любопытством ждет, когда ему предложат что-нибудь взамен, может быть, даже с определенным нюансом готовности к этому. Это поведение, если оно и не вызывало восхищения у Чинга, то производило на него скорее благоприятное впечатление.

Мысли, волновавшие Кустова, ясно читались у него на лице. Он явно испытывал страх, но в глазах его читались одновременно ненависть и презрение, то самое инстинктивное презрение, которое испытывает фанатик к другому фанатику, который служит другой идее, противной его собственной. Против воли Чинг признал, что, может быть, инстинкт его и не обманывал.

Напротив, лицо Горова было абсолютно бесстрастно. Подтверждались слухи, что это был, скорее, не человек, а живой робот, думающая машина, личность, которую оживляла только жажда познания. Однако, несмотря на инстинктивную неприязнь, которую ему внушал Горов, Роберт Чинг чувствовал определенное сходство характеров с этим человеком. Ведь невзирая на все то, что их разделяло, у обоих была способность восхищаться снова и снова чудесами окружавшего их мира. Способность восхищаться — и Горов, несомненно, стал бы отрицать это — переходящая в какое-то мистическое чувство. Чинг знал, что из этих троих именно Горов был лучше всех готов воспринять смысл слов, которые Чинг собирался сейчас произнести.

— Добро пожаловать в генштаб Братства Убийц, — произнес он торжественно. — Садитесь, господа.

Не колеблясь, Борис Джонсон тотчас уселся напротив Чинга, и его любопытный взгляд так и застыл на лице Главного Агента. Чинг должен был признать, что таких, как Джонсон, людей Гегемонии удавалось воспитывать лучше всего: скрытые бунтовщики, непримиримые оппозиционеры, которые были в то же время способны на удивительную приспособляемость, когда этого требовали обстоятельства.

Поколебавшись минуту, Горов уселся рядом с Джонсоном. Владимир Кустов остался стоять, вызывающе смотря прямо в глаза Чингу.

— Ну, господин Кустов! — обратился к нему Чинг одновременно укоризненным и покровительственным тоном. — Вы же не станете вынуждать меня призвать стражу. Вы ведь прекрасно знаете, что мне всегда неудобно, когда кто-либо стоит, в то время как сам я сижу. Я позволю себе настаивать. Я прихожу в ужас от ненужного насилия…

— Вы… — пробормотал Кустов, запинаясь.

Впрочем, он тотчас же упал в кресло.

— Вы приходите в ужас от насилия! Вы, который руководит бандой безумцев! Убийц! Садистов! Опасных фанатиков!

— Я имел в виду ненужное насилие, — поправил его спокойно Чинг. — Но получилось так, что в условиях жизни, созданных Гегемонией, даже самый миролюбивый человек вынужден обратиться к насилию, чтобы заставить услышать свой голос. И только насилие может сокрушить Гегемонию.

— Так Аркадий говорил правду! — воскликнул Борис Джонсон. — Вы в самом деле противники Гегемонии? Но почему тогда вы систематически мешали нам? Вы же знали, что мы, как и вы, боремся против Гегемонии. Мы могли бы объединить усилия. В конце концов, у нас был общий противник. Зачем же постоянно вставлять нам палки в колеса?

Чинг не очень-то твердо знал, что отвечать. Как объяснить такому человеку, что своими заговорами он постоянно вредил тому самому делу, которому, как он думал, служит? Как объяснить ему это, не сломив его окончательно?

Он все-таки попробовал навести его на мысль.

— Вы когда-нибудь слыхали что-либо о Законе Социальной Энтропии?

Джонсон вытаращил глаза.

Чинг вздохнул. Конечно, нет. Да и откуда?