Сокрытые-в-тенях - Сергей Гомонов

Однако сам Нагафенов был достаточно умен и самоироничен, чтобы принимать хвалу и клевету равнодушно. Он называл себя «селебрити»[5] и при каждом удобном случае открыто потешался над такими же, как он, «мегазвездами». Особенно часто его мишенями становились Муся Кошак и Стеша Животчинский. За это Муся и Стеша люто его ненавидели, а оттого на тусовках старались расцеловаться с ним как можно более задушевно, чтобы папарацци не подловили компрометирующий кадр, а желтые репортеры не растрезвонили по всем таблоидам, будто Муся и Стеша обижаются на Васю из-за его правдивой на них сатиры. Сокрытие истинных чувств к Нагафенову стало для Кошак и Животчинского навязчивой идеей. Иногда им снились кошмары, будто шоумен забирается им на плечи, обвиваясь, как змий-искуситель, и начинает перечислять всех, по головам кого они пришли к своей всенародной славе, а они при этом стоят посреди огромной многолюдной площади и обязаны улыбаться в ответ на его слова. Улыбаться во что бы то ни стало, хотя в них уже летели гнилые помидоры и тухлые яйца, а крики «Жулье проклятое!» стояли в ушах. И все потому, что однажды Нагафенов поступил подобным образом в реальности.

— А вот и мы, — сказал тогда он со сцены, обнимаясь с ведущими представление Кошак и Животчинским, — вот и мы, выкидыши этого циничного-циничного-циничного-циничного мира гламура! Муся, ты можешь скрыться за женственной спиной Животчинского, когда нас начнут забрасывать пищевыми отходами, ведь он все равно убежит со сцены — вот с ним и смоетесь. Свою спину, увы, не предлагаю: как настоящий мужчина, я приму весь огонь на себя!

А зрители покатывались со смеху, раз и навсегда зачислив Нагафенова в народные любимчики. Да хоть бы даже он спорол чушь, хоть бы облил кого-нибудь принародно содержимым своего бокала — всё, всё прощалось Василию. Ему даже советовали пойти в большую политику.

— Как он режет правду-матку! — восхищался легион его поклонниц. — Видел, как Животчинский надувал силиконовые губки? Ах, Нагафенов — это что-то! Лапочка! Настоящий мужик, не то что все эти гомики и тети-лошади!

Первым делом, увидев покинувшего ванную комнату Нагафенова, Киря поздравил того с легким паром.

— А… добрый вечер, Кирилл Николаич! Рад видеть! Весь в трудах…

— Аки пчела! — поддакнул Киря. — Нам бы с вами поторопиться, Василий Александрович. Там с Никитиным вышла небольшая несрастуха по документам, надо бы в офис заехать, чтобы вы свою подпись поставили.

— Гм, а что же не привезли сюда? Я бы тут подписал, не вопрос, — Нагафенов спокойно снял с бедер полотенце и так, будто был одет и даже при параде, отправился к гардеробной, а рядом семенил администратор, объясняя, почему нельзя было привезти бумаги на дом.

— Ну надо ж, какие недоверчивые! — рассмеялся Василий, выслушав его, и стал неторопливо, методично выбирать себе белье и одежду для выхода.

— Но зато чертовски, даже дьявольски выгодный контракт, Василий Александрович! — вскричал Киря и пофыркал носом, развеселившись собственным каламбуром: все-таки речь шла о Дне, вернее, ночи Всех Святых. — А работы-то, на самом деле, с гулькин нос всего — тьфу, а не работа, Василий Александрович!

— Ну понятно, понятно. Не хотят расслабляться, доверяй, но проверяй, а то вдруг «царь-то — не настоящий»! Похитили Нагафенова, подменили — и давай от его имени автографы раздавать.

Нагафенов сел к зеркалу, включил над ним яркий осветитель и принялся гримироваться. Киря демонстративно постучал по столу и поплевал через левое плечо:

— Что вы такое говорите, Василий Александрович! Нам тогда переполоха за глаза хватило! Думал, с инфарктом свалюсь! Вот, предлагаю вам обратиться в хорошее охранное агентство. А вы меня не слушаете совсем! А ведь там ребята — всем ребятам ребята. Даже ваша любимая Кошак и та…

— Кошак там себе не столько телохранителей, сколько трахальщиков подбирает, не сказать еще грубей, — ухмыльнулся Нагафенов, подмазывая глаза темными тенями и становясь похожим на стильного упыря из голливудского блокбастера. — Кому она нужна, — (Одним движением провел черной помадой по нижней, потом по верхней губе и, сжав их, слегка пожевал, размазывая краску.) — как не за деньги?

Киря услужливо хихикнул. Ему было все равно — к Мусе он был совершенно равнодушен. Но поскольку хозяин ее не любит, всегда следует делать вид, будто разделяешь его антипатию.

— Ох, но как же все-таки мы тогда испереживались, Василий Александрович! Ну как так: мобила не отвечает, вас три часа нет, съемки вот-вот начнутся… И при том я-то знаю, какой вы ответственный и пунктуальный чело…

— Ну хорошо, Кирилл Николаич, хорошо, — поморщился шоумен. — Если считаете нужным — наймите бога ради двоих вышибал пообезьянистей. Хотя это всё, конечно же, баловство и излишества.

Киря вздохнул не без облегчения. Все-таки здорово, что Нагафенов — знаменитость разумная и не упрямая. А то ведь попадаются такие, что хоть кол им на голове теши.

— Не опаздываем?

— Нет, в самый раз. Съемочная группа уже готова, будут на месте. Ах, да, постойте! Давайте лучше вот это наденем, Василий Александрович?

— Фрак?

— Ну да, фрак! Вот, давайте-ка приложим. Ну, видите?

— Хм… Ну да, я и не подумал. Действительно в тему. Да вы прирожденный имиджмейкер, Кирилл Николаич!

— Опыт, опыт, не более того. Многолетний опыт. А накидку мы вам в студии подберем, гримеры уже в курсе, озадачили костюмеров, те ищут.

Напоследок Нагафенов оглядел себя во весь рост, остался доволен и щелкнул пальцами:

— Вперед!

Киря остановил взгляд на серебряном когте, словно тот был маятником гипнотизера. Так они и сели в машину — замолчавший администратор и самодовольный шоумен.

Автомобиль помчал их в сторону Останкино.

8 часть. Шаги против ветра

«Власть Дуэ — это не есть власть звероподобных демонов. Место Дуэ не под землей. Дуэ не пылает озерами раскаленного вещества и не пытает грешников огнем. Дуэ — это вечное хождение с челобитными, когда чиновники пересылают просителя друг к другу в бесконечные очереди таких же неприкаянных под дверями; и не будет от того хождения ни толку, ни радости. Так запасись терпением — и это все, что в твоей власти при входе в чертоги Дуэ, смертный!»

Снег шелестел и шелестел, а слова оставались, принесенные им, словно сухие лепестки умерших цветов. И лишь спустя вечность путники вспомнили о том, кто они есть на самом деле. Смогли видеть. Смогли чувствовать. Узнали друг друга.

Айнор молча, сосредоточенно продолжал приготовления к бою. Владел он не одним только мечом. К голеням его ремнями пристегивались ножны с кинжалами, в подсумке лежало с десяток метательных дротиков; наконец, даже щит в умелых руках телохранителя становился не только средством обороны, но и грозным оружием нападения.