Пока ты со мной - Мэгги Осборн

Теперь настала очередь миссис Гаунер зашипеть от ярости.

– Я, право, жалела вас. Я унизилась до того, чтобы извиниться перед вами. – Она передернула плечами. – Теперь я вижу, что вы и мистер Холланд – одного поля ягоды.

– Я прошу вас удалиться. Сейчас же. И никогда не приходите больше в этот дом.

Миссис Гаунер стремительно проследовала к двери в вихре взметнувшегося серого шелка. Она высоко держала голову. Держась рукой за щеколду, она приостановилась и метнула в Энджи взгляд, полный яда.

– Вы здесь не хозяйка, миссис Холланд. Мистер Гаунер и я имеем право навещать своих внучек. Это право дал нам суд. Я буду возвращаться, если пожелаю, и так часто, как пожелаю. И в этом вопросе вы не судья.

Энджи ожидала, что она хлопнет дверью, и, возможно, она хотела это сделать, но миссис Гаунер вновь обрела чувство собственного достоинства и бесшумно закрыла за собой дверь.

Умение сохранять достоинство в любых ситуациях не было присуще Энджи. Откинув голову, она крикнула «Черт возьми!», обращаясь к потолку, потом ринулась во двор и принялась срывать белье с веревки, разбрасывая прищепки по всему участку. Она бросила чистое белье на свою кровать, потом присела на гору белья и закрыла лицо руками.

Всем сердцем она желала повернуть время назад и хоть пять, минут поговорить с матерью. Она томилась желанием сказать матери, что никогда не сомневалась в ее любви. Если бы Энджи сделала такой выбор, как Лора, ее мать, должно быть, была бы так же шокирована и возмущена ее поступком, как миссис Гаунер. Но Эмили Бертоли никогда бы не отказалась от дочери. Она бы плакала, молилась и осуждала себя за то, что плохо воспитала Энджи, но в конце концов попыталась бы ее понять.

С трудом сдерживая гнев, Энджи уставилась в потолок. Миссис Гаунер нельзя было позволить воспитывать Люси и Дейзи. Для матери Лоры важна была только внешняя благопристойность.

Теперь Энджи готова была присоединиться к Сэму на раскопках, если бы только могла поверить, что это спасет положение. Они должны были найти деньги на операцию Дейзи. Найти как можно скорее.

Сэм ждал приезда Гаунеров, будучи уверенным, что они непременно окажутся в числе уважаемых персон, приглашенных на открытие отеля. Как только он услышал, что Герб Гаунер в городе, он тотчас же изменил свой распорядок дня. Он решил, что сегодня вечером не пойдет на свой участок.

После шестичасового свистка он передал свои инструменты на сохранение Рэйфу, потом вымылся в бочке с дождевой водой и пригладил волосы. Гаунеры должны были остановиться в новом отеле, но он подумал, что более вероятно, что они остановились в отеле «Конгресс», как обычно. И если так, то Герб в это время должен был находиться в баре отеля.

В баре «Старатели» пахло полированным дубом, мягкой кожей и дымом сигар. На полу не было опилок, не было накрашенных женщин, соревнующихся за внимание мужчин и возможность совершить краткое путешествие в номера на верхнем этаже. Мужчины в вечерних костюмах отдыхали в удобных глубоких клубных креслах, обсуждая капиталовложения и синдикаты, многие из которых они возглавляли.

В грубой одежде и рабочей рубашке, в башмаках, покрытых пятнами краски, и поношенной шляпе Сэм выглядел как пенни среди золотых монет. Всего несколько лет назад большинство этих мужчин смотрелись так же, как Сэм сегодня, и мечтали о том же, о чем сейчас грезил Сэм. Его провожали недовольными взглядами. Этих мужчин раздражало, что эхо их прошлого прозвучало в этом святилище. Большинству было неприятно напоминание о трудных днях, пережитых ими до того, как они понастроили особняков и обзавелись модными колясками.

Герберт Гаунер сидел за столом с двумя другими, недавно отчеканенными богачами, из которых, по мнению Сэма, чего-то стоил только один. Это был Маркус Эпплби, человек, не забывший, откуда он вышел.

Эпплби встал и пожал руку Сэма, приветливо улыбнувшись.

– Я не так давно вспоминал о тебе. Мэр говорит, ты собираешься построить новую школу на той стороне Беннет-стрит. Хорошая мысль. Давно надо было это сделать. Когда ты будешь собирать средства на строительство, приходи повидаться со мной.

– Я так и сделаю, Маркус.

Сэм смотрел, как Герб Гаунер поднимается на ноги с непроницаемым лицом.

– Надо поговорить.

– Нам нечего сказать друг другу.

– Можем поговорить здесь или без свидетелей. Зажав сигару в зубах, Гаунер смотрел в суровые глаза Сэма, потом выразил согласие коротким кивком и уронил сигару в пепельницу. Сэм последовал за ним к двери, ощущая на себе любопытные взгляды.

В ярко освещенном коридоре с мраморным полом Сэм впервые видел Герба Гаунера после их встречи на суде несколько месяцев назад. Ему показалось, что Герб слегка раздобрел – эдак на несколько фунтов, хоть и оставался долговязым и жилистым. Залысины на его лбу стали чуть заметнее. Но его надменность и ненависть к Сэму остались прежними. И то и другое было хорошо заметно.

– Чего ты хочешь, Холланд?

Если не считать клерка в дальнем конце коридора, они были одни. И все-таки Сэм понизил голос:

– Хочу, чтобы пожары прекратились. – Гаунер не отрывал от него глаз.

– Я знаю, что это твоих рук дело. Если работа застопорится, я не смогу оплатить операцию Дейзи, и тогда ты отберешь моих дочерей.

– Ты обвиняешь меня в поджоге на твоих строительных площадках?

– Я обвиняю тебя в том, что ты нанял для этого людей. – Они выпрямились, глядя друг на друга.

– Пока что никто не был изувечен, а дома, которые ты поджег, принадлежат состоятельным людям, способным нести такие потери и справиться с ними. Но теперь это должно прекратиться, а иначе я обращусь к властям.

– Ты ничего не сможешь доказать.

То, что его собеседник не стал отрицать свою причастность к поджогам, укрепило подозрения Сэма. Он обрел уверенность. В груди его закипела ярость.

– Ты сукин сын!

Гаунер подался вперед. Глаза его выкатились из орбит.

– Я погублю тебя, как ты погубил мою дочь.

Сэм ударил Гаунера достаточно сильно, так, что тот упал и распластался на мраморном полу, а Сэм подумал, уж не сломал ли он пальцы. Гаунер поднялся быстро для человека, бывшего вдвое старше Сэма, и они бросились в бой, тузя и молотя друг друга, не обращая внимания на то, что находились в людном месте, с одной только мыслью – нанести как можно больший урон противнику.

К тому времени, когда из бара «Старатели» высыпали люди и разняли их, рубашка и жилет Гаунера были красными от крови, как и рубашка Сэма. У обоих болели и челюсти, и ребра, у обоих заплыли глаза, и было ясно, что к утру они станут сине-черными.

Ни одному из мужчин, толпившихся в коридоре, не пришло в голову послать за полицией и спросить о причине драки. Большинство из них знало и уважало Сэма Холланда и Герба Гаунера, и почти всем были известны их взрывоопасные семейные отношения.