Сатурнин - Зденек Йиротка

„Вы гнусный властелин! Ваша дочь любит меня, а вы хотите выдать ее замуж только для того, чтобы при помощи денег банкира Вильда спасти фабрику, которую вы своей расточительностью довели до полного краха. Вы хотите принести в жертву свое дитя, но я вам этого не позволю! Слышите, не позволю!“ — воскликнул Иван и ударил кулаком по письменному столу фабриканта с такой силой, что мраморные часы подпрыгнули. Фабрикант Дубски побледнел. Ничего подобного ему еще никто не говорил.

У нас появились сомнения на счет того, каким собственно образом происходила описанная в романе сцена между фабрикантом Дубским и бухгалтером Сламой. Наше „Бюро по презентации романов в истинном свете“ установило следующее:

Фабриканта звали совсем не Дубски, а Микулька. Бог знает почему в романах некоторых авторов выступают сплошные Дубские, Янские, Скальские и Липские. Они наверное с ума бы сошли, если бы их герой назывался допустим Слепичка[16]. Это правда, что фабрикант принял бухгалтера холодно, и ничего сверхъестественного в этом мы не находим. Обычно работодатель, встречающийся со своим бухгалтером по несколько раз в день, при виде его не восклицает в порыве восторга: „Да не может быть, кого я вижу! Какой приятный сюрприз! Дорогой друг, добро пожаловать! Какими ветрами занесло вас к нам?“ и тому подобное.

Правда и то, что бухгалтер Слама был очень взволнован, но на этом правдивость информации кончается, и в действительности все происходило совершенно иначе.

Опасения Ивана Сламы, что он не сможет пару слов связно сказать, были справедливы. Еще в детстве, стоило ему разволноваться, он тут же путал слова и плел всякую околесицу. В школе,о которой он не любил вспоминать, когда его вызывали, он от волнения коверкал слова, путал имена правителей, извращал летосчисления и химические соединения называл так, что весь класс вместе с учителем хохотал до слез.

В тот день волнение тоже совершенно лишило его способности выражаться, так что к ужасу фабриканта Микульки он заорал во все горло: „Генодяй!“

После этого слова шеф поднялся со стула и удивленно спросил: „Что вы сказали?“

Бухгалтер, покрасневший от волнения и от бессильной ярости из-за своего неповоротливого языка кричал: „Генодяй! Властный гнустелин!“

Фабрикант действительно побледнел. Ничего подобного ему еще никто не говорил. Он правда знал, что бухгалтер человек сумасбродный, но он никак не ожидал, что у него бывают такого рода припадки. Он подумал даже, не вызвать ли карету скорой помощи. Потом он попытался сам успокоить Ивана Сламу, и это ему удалось до такой степени, что возмущенный бухгалтер перестал неистовствовать и разразился слезами. В конце концов все кончилось монологом господина Микульки, в котором он разъяснил Ивану, что у него две дочери. Старшая Ольга действительно собирается выйти замуж за банкира Вильда, однако не по принуждению отца, а по своему собственному решению, которое вполне понятно, если принять во внимание, что господин Ладислав Вильд молодой и красивый мужчина.

Младшая же дочь Либуша не собирается выходить замуж, и фабриканту Микульке ничего неизвестно о том, что у нее появился претендент на ее руку. Он считает, что господин бухгалтер слишком самонадеян, воображая, что Либуша его любит. Он не собирается вмешиваться в дела своих дочерей, касающиеся выбора супруга. Однако сведение о том, что его зятем мог бы стать человек, подвергающийся таким театральным припадкам и вдобавок отличающийся полным отсутствием выдержки как бухгалтер Соломин, он принял бы безусловно с оговоркой.

„Бюро по презентации романов в истинном свете“ добавляет, что ему не удалось установить, действительно ли во время ссоры, происшедшей между обоими мужчинами, поток слов ударил по струйке дыма, которая испуганно заметалась, разорвалась и превратилась в маленькие сероватые облачка. Вполне возможно так оно и было.

Вышеупомянутое бюро обращает Ваше внимание на то, что описанное происшествие является одним из бесчисленных случаев, когда автор переворачивает действительность вверх тормашками. Будьте любезны и заметьте, что сцена, происходившая между фабрикантом и бухгалтером, представлена в таком свете, как будто Иван Слама фабриканта морально изничтожил, в то время как в действительности бухгалтер является героем весьма сомнительным, человеком сумасбродным, даже можно сказать слегка тронутым.

Примером еще более ярко выраженной несерьезности является следующий отрывок из романа о Диком западе:

Когда Дэйл ногой опрокинул игорный стол, бросив в лицо остальным игрокам обвинение в шулерстве, и выхватил свои кольты, он похолодел от ужаса, так как вспомнил, что после перестрелки в каньоне забыл снова зарядить оружие.

Теперь он стоял против пяти головорезов, включая стрелка Стоуна, с незаряженными револьверами и старался определить, какое расстояние отделяет его от открытой двери, через которую видна была его лошадь, привязанная к перилам веранды. Краешком глаза он видел единственного дружески настроенного человека, готового поддержать его при отступлении, а именно старика Джесси.

Между тем Джим Стоун медленно приближался к Дэйлу с явным намерением его убить. Толстые пальцы его волосатых лап сгибались и разгибались, и прищуренные глаза в упор глядели на его горло.

„А ну поднимите руки вверх“, с ледяным спокойствием приказал Дэйл. На губах Стоуна появилась презрительная усмешка, и Дэйл понял, что его врагу известно, что револьверы, в дула которых он глядел, незаражены. В эту самую секунду старый Джесси откинулся немного назад, и тотчас же страшный удар сбил Стоуна с ног.

„Бегите!“ воскликнул Джесси, выскакивая через открытое окно на противоположной стороне салона. Дэйл прореагировал молниеносно. Он стрелой выбежал из двери с кольтами в руках, вскочил на коня и исчез в облаке пыли раньше, чем кто-либо успел помешать ему. Мужчины в салоне разочарованно загалдели.

„Бюро по презентации романов в истинном свете“ замечает, что на основе экспертизы происшествия, а также показаний очевидцев, и других данных все произошло по-иному.

Господин Дэйл проиграл значительную сумму не потому, что остальные игроки были шулерами, а потому, что в покер играл очень плохо. Он отлично знал, что не прав, обвиняя игроков в шулерстве, и безусловно ему не избежать было чувствительного наказания, если бы обстоятельства сложились не так, а по-другому.

Господину Джиму Стоуну действительно было известно, что револьверы господина Дэйла разряжены. Кстати, это было известно всем присутствующим. В те времена уже редко кто из мужчин носил при себе огнестрельное оружие, и, согласно неписаному закону салона Пира, каждый, кто был при оружии, был обязан опорожнить барабан револьвера и сдать патроны на сохранение бармену, а потом, если угодно, хоть колоть пустыми револьверами орехи. Владельцу салона пришлось принять такие меры после того, как однажды молодчики, забавляясь, попали пулей в бутылку вишневой наливки, стоявшей на полке.

Ситуация, следовательно, возникла в связи с двумя весьма серьезными обстоятельствами: господин Дэйл нанес оскорбление честным мужчинам, и после этого целился в них разряженными револьверами. Старик Джесси знал, что господин Дэйл неправ, но так как с малых лет Дэйла он был его нянькой, его расположение к нему было настолько велико, что он решил спасти господина Дэйла от взбучки.

Однако Джим Стоун был опытный драчун, и когда он увидел, что старый Джесси незаметно наклоняется назад, он сообразил, что старик готовится к удару. Таким образом получилось, что в ту секунду, когда кулак старика должен был коснуться его челюсти, Стоун молниеносно отвел голову в сторону, и бедняга старый Джесси с такой силой ударил кулаком по столбу, подпиравшему потолок салона, что у него потемнело в глазах.

В эту секунду господин Дэйл выбежал из двери, и никто не помешал ему, потому что все мужчины в баре, за исключением господина Джесси, валились на стулья, держались друг за друга, или за край стола, покатываясь со смеху.

Таким образом получилось, что сенсационный отъезд господина Дэйла видели всего лишь два человека: господин Джим Стоун, который в это время уже стоял у двери салона, и веснушчатый мальчишка, пытавшийся металлической пуговицей обмануть автомат для шоколадок, который стоял перед салоном Пира.

Оба в один голос утверждали, что ничего подобного они в жизни не видели. Дэйл с двумя револьверами в руках каким-то совершенно диким, позаимствованным видимо из кинофильмов прыжком, вскочил в седло и вонзил шпоры в бока лошади. Остальные показания были несколько сбивчивы.

Мальчик утверждал, что лошадь с Дэйлом попыталась взобраться на крышу трактира и при этом невероятно ржала. Дэйл вылетел из седла, головой отшиб перила веранды, согнул железную рекламу швейных машин Зингера, свалился на землю и остался лежать как „совершенно убитый“.