Принцип Парето - Алина Аркади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хотел подтвердить свою догадку, – безмятежный тон Парето значительно выделяется на фоне истерики Альберта Витальевича.
– Подтвердил? Всё было спокойно до тех пор, пока все они считали, что тебе нечего терять. Появление на приёме автоматически приклеило на её спину знак мишени. Ты ведь понимаешь, что они приходили за девочкой? На слова какого-то Гриши всем откровенно плевать, и лишь благодаря его реакции, девочка сейчас жива.
Закрываю рот ладонью, с трудом сдерживая всхлип. Прекрасно понимаю, о чём, а точнее, о ком говорит Аронов. О Тасе. О моей девочке, которая по какой-то причине стала мишенью для плохих людей. И этих людей к ней привёл Парето.
– Именно поэтому в сад она больше не ходит.
– Смешно, Костя! – взрывается Аронов ужасающим хохотом, звуки которого пробирают до костей, заставляя вздрогнуть. – Ограждение стопроцентной гарантии не даёт, а охранник с одной действующей рукой тем более. Кстати, у тебя тоже пока одна.
– Ты специально её ко мне приставил?
– Да, – соглашается хозяин мгновенно. – Я хотел, чтобы ты хотя бы на неё посмотрел, как на человека и понял, что не имеешь права распоряжаться чужими судьбами в угоду своим интересам.
– Она – не повод отказаться от задуманного. Планирование и сбор информации заняли несколько лет, и когда я почти у цели, даже сам дьявол не в состоянии заставить меня свернуть с пути. Мне нечего терять.
– Уверен?
Вопрос остаётся без ответа, погружая комнату в звенящую тишину. Лишь едва различимые шорохи и тяжёлое дыхание мужчин дают понять, что спальня не опустела.
– Ты, Костя, мне друг, но это не отменяет того, что ты сука. Выведи её из игры.
– Она мне ещё нужна.
Она – это я. В данный момент чувствую себя разменной монетой, судьба которой решается в этой спальне.
– Выбери любую другую.
– Другие на меня не смотрят так, как она.
– Да никто так не смотрел на тебя. Даже Надя. – Фыркает Аронов, и я слышу частые шаги, приближающиеся к соседней гардеробной. – Вот, – на стол летит что-то тяжёлое, – хоть на одном фото покажи мне глубокий взгляд, наполненный любовью. – Понимаю, что хозяин швырнул Островскому конверт со снимками, которые я видела прежде. – Тебе жизнь шанс даёт, понимаешь? – голос мужчины становится тише. – Шанс вылезти из того дерьма, в которое ты нырнул с головой, ослеплённый местью, и понять, что остаток дней можно провести, смотря в глаза, наполненные смыслом.
Едкий смешок срывается с губ Парето. Я знаю, что это он. Смогу различить среди тысячи голосов.
– Механизм запущен, Алик, – наконец отвечает голосом, в котором проскальзывают стальные нотки. – Дальше – только хуже. Она мне ещё понадобится.
– Тогда будь благодарным. – Несколько секунд тишины. – Что ты так на меня смотришь, Костя? Нечего терять, верно? Так потеряй всё это с умом. Или впервые в жизни ты облажался и не всё предусмотрел?
Вновь затишье и обоюдное молчание, а дальше удаляющиеся из комнаты шаги и щелчок ручки двери.
– Тебе ведь тоже жизнь шанс дала, – голос Островского с надломом. – Только смелости не хватает им воспользоваться.
Дверь закрывается, и через секунду раздаётся грохот и звон разбитого стекла. Несколько грубых ругательств срываются с губ Аронова, который следует за Парето в коридор.
Сползаю по стене, размазанная тем, что услышала, случайно оказавшись в этой комнате по прихоти Петровны. Выйди я за минуту до их появления, счастливо бы жила в неведении. Но теперь точно знаю одно: я средство в умелых руках Парето. Всё, что видела или видеть хотела – обман. Он приручал меня, чтобы использовать в своих целях.
Убедившись, что мужчины ушли, выхожу из укрытия, отмечая беспорядок в комнате. На полу разбросаны фотографии, усеянные сверху острыми осколками. Поднимаю первую попавшуюся, на которой Костя запечатлён рядом Ароновым и кладу в карман. Не знаю зачем, просто хочу иногда смотреть на человека, которого больше не существует.
– Ты где задержалась? – Петровна недовольна моим длительным отсутствием.
– Забежала посмотреть на Тасю. Идите, я всё уберу и завтрак приготовлю для Парето.
– Так устала. Спасибо, Лена, – довольная женщина оставляет меня одну, не ведая, что могу разреветься в любую секунду, не желая говорить о причинах.
Телефон оповещает о сообщении, в котором лишь одно слово от Парето: «Жду». Не открывая послание, отключаю телефон. Заканчиваю на кухне и плетусь в коттедж.
А затем тихие слёзы на полу в ванной. Как раньше: когда Рома напивался и срывался на крик; когда бабуля стонала, а помочь не представлялось возможным; когда приползала с работы, подыхая от усталости и безнадёги. Незаметно, скупо, глотая всхлипы и гася их в ладони, чтобы никто не услышал, как умирает надежда.
Глава 20
– Не видела моё сообщение? – Островский начинает утро с вопроса.
Его появление ожидаемо, так же, как и недовольство. Вероятно, необходимость выпустить пар после спора с Ароновым была настолько острой, что он не может себя сдержать.
– Не видела. – Ставлю на стол завтрак, не поднимая головы, и демонстративно не смотрю ему в глаза.
– Лена, – в два шага оказывается передо мной и поднимает мой подбородок.
– Не видела, – говорю, как можно увереннее, зная способность Парето считывать ложь.
Почти потеряв самообладание, всё же выдерживаю проницательный, тяжёлый взгляд, придирчиво изучающий меня, а для уверенности мысленно прокручиваю каждое слово, услышанное вчера.
– Плакала?
– Нет. Принимала душ, шампунь попал в глаза, – выдаю на автомате фразу, которую проговаривала перед зеркалом всё утро.
– Придёшь сегодня?
– Нет. У меня критические дни.
– Я не брезгливый.
О, да! Константин Сергеевич ничем и никем не побрезгует. Это относится ко всем сторонам его жизни.
– Я брезгливая.
– Не замечал, – проводит большим пальцем по моим губам, очерчивая контур, и наклоняется опасно близко, почти касаясь своими.
– Лен, приготовь завтрак Альберту Витальевичу, – на кухне появляется Петровна, спасая меня от дальнейших объяснений с Парето. – Простите, – растерянно мнётся в дверях, – если бы я знала…
– Всё хорошо, – делаю два шага назад, – Константин Сергеевич уже уходит, ему пора. Сейчас всё сделаю.
Принимаюсь за дело, погрузившись в новые заботы, и не слышу, как остаюсь одна. Островский ушёл, Петровна тоже. Поэтому, закончив с приготовлением, беру поднос и несу завтрак хозяину. Впервые на стол накрываю я, но Аронов вопросов не задаёт. Сжимаюсь под его изучающим взглядом, который, скорее, сквозит жалостью, чем пренебрежением. Насколько я могу судить из услышанного вчера, он на моей стороне и, если бы Островский согласился на предложение друга, сегодня меня бы здесь уже не было. Опасения вызывает лишь одно: какая роль отведена
