Бермудский треугольник черной вдовы - Дарья Донцова

В момент этого разговора появляется Вера Лазарева и начинает расспрашивать Гену. Михаил Иванович велит ребятам сидеть дома. Время примерно девять-десять утра. Ближе к обеду к Михаилу прибегает Галина Сергеевна, бабушка Гены, с жалобой на непослушного внука. Парень, которому старушка запретила покидать дом, тайком удрал. И тут с улицы несется крик, бежит Макариха, она нашла на тропинке тело подростка. В районе завтрака Гена был жив, а около пятнадцати часов уже мертв. Мы можем прикидочно представить время смерти мальчика. Ближе к вечеру Сачков находит лужу крови и мопед на тропинке, идущей между оврагом и крутым берегом реки. Как поступает Володя? Он прибегает к Михаилу Ивановичу! Вопрос: почему к нему? Отчего парень не побежал к Лазареву? Подросток ведь знает, что Федора ищут, логично кинуться к его отцу. Михаил Иванович с какого бока в этой истории? Он не милиционер, не родственник…

Шеф вздернул брови.

– Думаешь…

Я не дала начальнику договорить.

– Да. Петр Михайлович пребывал в уверенности, что лишил жизни Гену, знал, что тело упало в реку и, наверное, надеялся, что его не скоро найдут. А может, и вовсе не обнаружат. Но когда в лесу наткнулись на труп Волкова и Алевтина рассказала участковому историю с переодеванием и обменом мопедами, Петру Михайловичу открылась ужасная правда: с обрыва упал его сын. Лазарев не очень любит дочь, но к мальчику он относится нежно. Разве мог отец оставить тело ребенка в воде? Понимаю, у Петра другие, чем у большинства людей, моральные принципы, а работа приучила его к мысли, что жизнь отдельно взятого человека ничего не стоит. Вроде Геббельс говорил: «Маленькие люди должны гибнуть ради великих целей». Петру важно стать начальником, ради этого он готов на все. В какой-нибудь конторе «Ремонт помойных ведер» местный Петя, желая руководить коллективом, напишет донос на своего шефа и, не чувствуя душевного дискомфорта, усядется в согретое арестованным боссом кресло. А Петр Михайлович убивает Гену, у него служба такая, в его конторе спокойно убирают тех, кто мешает достичь цели. Но убить собственного сына! Это слишком даже для Лазарева. Петр велит Сачкову сообщить Михаилу Ивановичу про мопед и лужу крови на тропинке. При чем тут Володя? Это он убил по приказу Петра мальчика на мопеде, принял Федю за Гену. Лазарев в шоке, он хочет, чтобы тело его наследника похоронили как положено. Но для этого труп надо найти. Петр Михайлович посылает Сачкова к Михаилу Ивановичу, велит ему изобразить панику, плакать. Почему именно деревенский житель выбран для этой роли? Отчего Вове не «сообщить» все отцу? Думаю, Лазарев в шоке, он боится, что не справится с ситуацией, опасается встречи с участковым…

– М-да, – крякнул шеф, – не очень убедительно. Лазарев суперпрофи, он должен был справиться даже со смертью сына. Ладно, пока оставим вопрос, почему Сачков побежал к Михаилу Ивановичу, без ответа. По-твоему, Федю, спутав его с Геной, убил Владимир?

– Давай вспомним рассказ психотерапевта Олега, – попросила я. – Перед тем как покончить с собой, Владимир ему звонит, говорит, что уезжает далеко и надолго, просит позаботиться о Любови Павловне, оставляет Кириллову денег и бросает фразу: «Мне надо перед Геной извиниться». Может, я не дословно процитировала, но смысл такой: Сачков хочет попросить прощения у какого-то Геннадия. Думаю, это признание вины.

Я замолчала.

– И? – повторил Иван Никифорович.

– Володя лишил жизни Федю, – договорила я. – Петр Михайлович профессионал. Акцию по устранению с дороги конкурента он задумал, когда Волков стал временно исполняющим обязанности начальника отдела. У Лазарева хватило времени на тщательную разработку операции. Он искал исполнителя, подумал, что Сачков подойдет, изучил жизнь паренька, выяснил про его интимные отношения с Квилидзе и загнал в угол простым шантажом: «Делай, как я приказываю, иначе вся правда о тебе и Ираклии станет всем известна».

– Ну… все, что ты говоришь, кажется убедительным, но только до момента с Сачковым, – сказал Иван. – Связываться с подростком опасно. Он мог разболтать правду. Полагаю, Петр обошелся без помощников, непрофессиональный исполнитель – это всегда плохо. Кроме того, чем больше людей втянуто в дело, тем сильнее рискует заказчик. Жаль, мы ничего не знаем. Что за орудие убийства применили? Какие травмы нанесли? Единственное, что известно: в лесу, где погиб Гена, и на тропинке, откуда в реку упал Федя, были большие лужи крови. Да еще Михаил Иванович и Алевтина со слов участкового и какого-то мужика повторили, что у Феди была почти отрезана голова, а Гене вроде ударили острым предметом по лицу в районе глаз и сломали переносицу… В общем, испорченный телефон, агентство «Деревенские новости».

Я схватила салфетку и начала чертить на ней ручкой линии.

– Да, Лазарев замел следы, но мы можем порассуждать. Смотри, мальчик мчится на мопеде, его скорость может составлять шестьдесят километров в час, убийца сидит в кустах. Как киллеру выскочить, чтобы схватить паренька незаметно сзади? Федя летит вперед, поди поймай его. Можно неожиданно выбежать на дорогу, тогда водитель притормозит. Но если Лазарев устранил мальчика сам, то он должен был увидеть, что напал на сына. И если убийцей стал Сачков, то Володя тоже стопроцентно узнал бы Федю. А наемному исполнителю всегда дают фото. Значит, если действовать спереди, понятно станет, кто едет. И как Феде повредили шею? Может, в него сначала метнули нож, камень, дубину? А потом задушили чем-то вроде тонкой проволоки? Хотя это риск, можно промахнуться или угодить в руку-ногу, пацан удержится в седле, избежит смерти, вернется домой, расскажет всем про нападение… А если подойти к упавшему с удавкой, сразу увидишь, кто он такой.

– Подожди, – остановил меня шеф, – что-то мне это напоминает, не могу вспомнить… Хотя…

Босс схватил телефон:

– Роберт, лет десять-восемь назад, точно не помню, бригада Филиппова работала над делом Куличкина. Или Куликова. Серийный убийца называл себя Оцеола, вождь семинолов, потому что… да, точно, ну-ка посмотри там подробности способа убийства… жду… ага…

Через пять минут Иван Никифорович положил трубку на стол.

– Куличкин убивал одиноких байкеров. Поздним вечером он натягивал на дороге тонкую, очень прочную проволоку. Что случалось с мотоциклистом, когда его шея на полной скорости встречалась с преградой? Несчастному отрезало голову. Куличкин потом спокойно сматывал орудие убийства и уходил. Эксперт весь мозг сломал, пока догадался, как бедняг на тот свет отправили. Когда Куличкина взяли, он рассказал, что является Оцеолой, вождем семинолов, борется с врагами своего племени, белыми захватчиками.

– Сумасшедший, – вздохнула я.

– Ну да, – согласился Иван Никифорович, – психиатрический больной. У него в квартире нашли книги про индейцев, головной убор из куриных перьев, который он сам смастерил, шиза в полном наборе.

– Проволоку мог и Сачков натянуть, – остановила я босса, – не очень трудное дело, главное – правильно рост жертвы рассчитать, чтобы преграда на горло пришлась. Володя хорошо знал Федю, ему нетрудно было такое проделать. А вот с Геннадием пришлось торопиться, времени на долгую подготовку не было. Поэтому проволока оказалась выше, чем надо, она попала Волкову в переносицу, там очень хрупкая кость, тоньше только височная.

– Хорошо, – вздохнул Иван Никифорович, – пусть Сачков замешан в смерти мальчиков. Но почему он перед самоубийством упомянул о Гене? А о Федоре промолчал. Может, к кончине Лазарева Владимир отношения не имел?

– Или он собирался просить на том свете прощения у Волкова не за его убийство, – добавила я, – а за что-то иное. Может, Володя у Гены кошелек когда-то украл! Или Сачков вообще к убийствам не причастен? Вдруг, мы ошибаемся во всем?

Глава 34

Людмила Игоревна совсем не походила на жену олигарха. Никаких сверкающих драгоценностей она не носила, была одета в элегантное светло-коричневое платье и лодочки на невысоком каблуке. Кофемашину Волкова включила сама и поставила передо мной тарелочку с сухофруктами, сказав:

– Печенье-конфеты не ем, предпочитаю курагу, финики, чернослив. Что привело вас ко мне?

– Я занимаюсь делом, корни которого уходят в ваше детство, – завела я, – заранее прошу прощения. Вам воспоминания могут причинить боль. Но нам очень надо знать все, что вы помните о смерти своего брата и Феди Лазарева.

– Зачем? – спросила Людмила. – Дело давнее, мне тогда едва четырнадцать исполнилось.

– Убийцу мальчиков так и не нашли, – продолжала я, – но сейчас в ходе расследования другого дела всплыла история гибели этих подростков, и у нас появилась возможность вычислить их убийцу. Ваш рассказ очень важен, до сих пор мы беседовали с теми, кто уже тогда был взрослым, и, конечно, они оценивали все события со своей колокольни. А вы из компании ребят, вероятно, знаете то, что подростки не сообщали родителям. И нам для поимки преступника очень нужны ваши воспоминания.