Василиса и Серый волк - Мария Коваленко

Пока с обратной стороны в стельку напивались и грелись два лучших друга Пивоварова, внутри стояла тишина. Александр Михайлович открыл потрепанный блокнотик и что-то там черкал. Василиса упорно смотрела в маленькое окошко и думала о своем.

Так они просидели целых десять минут, девушка даже стала замерзать, но говорить первой не хотелось. Шурик ведь не так просто ее увел, и друзья эти пивоваровские рядом - тоже не проветриться вышли. Сегодня все сговорились, и даже ее собственное тело, которое готово было из платья выпрыгнуть, как только Кир еще в лимузине ее поцеловал. А сейчас… Сейчас надо решаться: рискнуть и вновь с головой окунуться в чувства или переболеть.

Первого она боялась, а второе очень хорошо умела. Настолько хорошо, что даже удовольствие от своего горя получать научилась. “Несчастная Василиса Кошкина, гордая и одинокая красавица, которую все предали!” - очень убедительно. Только что-то внутри, глубоко в душе, зудело, требовало ярких красок и волнительных эмоций. Это что-то не давало ей покоя все четыре месяца. Все совсем не было похоже на разрыв с Олегом! В привычный шаблон невозможно было вписать все ее терзания, обиды, эротические сны и ярость.

Три года назад после больницы в душе царила пустота. Понятная, серая пустота. В этот раз ничего подобного не было. Пусть внешне она и горевала, но внутри теплилась коварная надежда, не давала покоя и забытья.

И вот сейчас эта надежда, такая будоражащая и вполне реальная, ждала ее в торжественном зале.

- Ну, ты как? - поинтересовался Грабовский. - Уже до конца психоанализ провела? Выводы готовы, или мозги подправить еще необходимость есть?

- Саш, боюсь я…

- Естественно! Кто ж это, дожив до двадцати восьми довольной холостяцкой жизни, так просто решится на серьезные отношения. А вдруг он ужины потребует каждый день или еще одного кота заведет?

- Не издевайся! Я серьезно!

- Так я тоже! Любишь ты его. Хочешь обратно, но трусишь.

- Да что ты такое говоришь?! - возмутилась девушка.

- Ну ладно, доказываю, - он открыл блокнот и зачитал. - “Этот сукин сын мне всю душу вывернул!” или “Я ведь, как дура, влюбилась, поверила, в Москву приперлась”, но больше всего мне вот это нравится “этот наглый сексуальный маньяк у меня еще помучается”. Твои цитатки, между прочим.

Василиса рассмеялась. Она действительно все это кричала и Киру, и сама себе в подушку, когда думала, что никто не слышит.

- Ну! И кто тут будет мне говорить, что не любит по уши господина Пивоварова?

- Сашка, обещай, что поможешь мне его труп спрятать, если что…

- Да не вопрос! Закопаем в лучшем виде! - довольно отмахнулся профессор. - Я, если надо, всех своих двоечников припашу, потом и экскаваторами не дороют!

- Ты действительно думаешь, этот мерзавец на самом деле меня любит? - уже тихо, почти шепотом, она задала самый сложный вопрос.

Профессор повернулся и прямо в глаза тихо, ласково ответил:

- Васька, мужчина, который добровольно усыновил твоего кота, не может быть мерзавцем! - он развел руками и извинительным тоном добавил. - Вот я, твой лучший друг, ни за что бы Фильку не взял, а он принял. Мается с ним, возит туда-сюда, никому не отдает. Разве это не любовь?

- Саш, ну и тебя логика…

- Да ты представляешь, как он детей твоих боготворить будет? Эх, что ж ты у меня такая глупая? Тебе счастье на четырех колесах привалило, а ты тут все в лягушку обратиться хочешь и на болото ускакать.

Против такого не возразишь! Они еще немного посидели, а потом девушка сама выперла профессора за дверь. Дальше оттягивать неизбежное смысла не было. Будь, что будет!

В комнатке сторожа стало совсем тихо. Она сбросила с плеч старый шарфик, что выдал ей друг, и приготовилась ждать. Столько, сколько понадобится. Лягушонке вдруг остро захотелось стать принцессой, и чтобы у ног был только лучший, красивый и достойный принц, а лучше - Серый волк.

Напряжение куда-то ушло, словно уже было сделано самое важное дело. В голове бессвязно кружились мысли, ветер стучал в грязное окошко, а она ждала.

Дверь отворилась тихо. Ни противного скрипа ржавых петель, ни треска ссохшихся досок - просто открылась дверь, и вошел он. Привычный мир качнулся и рухнул в пропасть.

Никто из них так и не понял, как девушка оказалась плотно прижатой к старому столу, а горячие мужские руки добрались до платья и сразу же стали его стаскивать. Досадное препятствие. Не до него. Вслед за платьем в угол полетел пиджак и рубашка. Лишь черная строгая бабочка и брюки - на нем, и кружевное алое белье - на ней. Василиса больно укусила Кира за губу и притянула к себе.

- Еще раз увижу в кабинке пожарной машины - прибью! – почему-то это было важно. Даже сейчас.

- Волновалась?

Вместо ответа она приподнялась на носочки и прижалась горячими губами к его губам. Мир еще раз перевернулся, когда он жадно и настойчиво ответил на поцелуй. Температура в сторожке поднялась. Двое наконец дорвались друг до друга. Все дни и месяцы ожидания превращали в пытку каждое промедление. Василиса совсем никак не помогала. Тонкие замерзшие ладошки обхватили его попу и крепко сжали.

- Пивоваров, твоя задница - это конец света. Я тебя точно съем!

Кир усмехнулся и повторил ее прием. Маленькая женская попка очень хорошо уместилась в крепких ладонях.

- Моя… - приподнял ее и усадил на стол.

Стройные ножки тут же обвили мужскую талию и прижались бедрами к паху. Мужчина сцепил зубы от острого возбуждения. Так близко, так желанно, стоило лишь чуть-чуть сдвинуть белье и все… С силой выдохнул, прогоняя одержимость, провел рукой по изящной ножке от тонкой лодыжки к бедру.

Теперь уже Василисе пришлось закусить губу. Прикосновения обжигали, искрами посылая откровенные эротические сигналы по всему телу.

Спина сама выгнулась, подставляя грудь, и тут Кир сорвался.

- Милая, ты точно доиграешься, - со стоном прошептал прямо в сладкие губы.

- Так может, делом займешься?..

Ее руки уже боролись с замком на мужских брюках, не желая дольше растягивать агонию. Голод последних месяцев сказался на обоих: поцелуи больше походили на укусы, а страсть - на битву. Белье куда-то исчезло. Ничего не осталось. Лишь движения, стоны и счастливое, чуть слышное «да».

Здесь в прохладной, ветхой сторожке на отшибе большого гаража, под завывание ночного ветра и шум машин, двое жадно предавались любви. И не было в округе ничего, чтобы смогло отвлечь их от этого самого сладкого откровения.

Одними касаниями, нежно и грубо, произносили клятвы, жадно втягивали ноздрями аромат страсти и бросались с головой в один на двоих омут.