Солдаты невидимых сражений - Михаил Козаков

Зорге и Одзаки анализировали, суммировали факты, и перед мысленным взором проявлялись, словно на негативной пленке, контуры хозяйственной структуры Японии.

То была увлекательная работа, и Рихард страшился, что не успеет закончить ее до ареста. Шпики не отступают ни на шаг, приходится изощряться, чтобы хоть на время избавиться от них.

Цифры, цифры… Где следует искать самое уязвимое место вот в этой хозяйственной структуре? Может быть, государственный бюджет? Да, государственный бюджет подобен барометру. Он показывает: в Японии не все благополучно с финансами — страна переживает большое финансовое напряжение, государственный долг только в связи с принудительными займами у населения превысил двенадцать миллиардов иен, безраздельно царит инфляция. Очень плохо с продовольствием. Наиболее слабое место в экономике — зависимость от иностранных источников снабжения.

Но самое уязвимое место, оказывается, — горючее! Да, да, не финансы, не продовольствие, не машиностроение, а горючее. Запасов нефти у промышленности всего лишь на полгода. Флот, авиация, танки обеспечены горючим весьма скудно и не подготовлены для ведения затяжной войны. А то, что война с Советским Союзом будет носить затяжной характер, видно на примере Германии. На «молниеносное» отторжение Приморья и Сибири рассчитывать не приходится. Современная война требует грандиозного расхода сырья, топлива, материалов.

Вывод таков: производственные и природные ресурсы Японии явно недостаточны для ведения длительной, напряженной войны; военный потенциал империи не идет ни в какое сравнение с военным потенциалом СССР!

На очередном «завтраке» Одзаки представляет премьеру Коноэ обстоятельный доклад, излагает его суть. «Вы становитесь адвокатом России», — говорит принц. «Я адвокат Японии», — отвечает Одзаки. Доклад эксперта произвел громадное впечатление на премьер-министра. Он срочно созвал кабинет. Как всегда, сражались две группировки. Но у сторонников войны с Советским Союзом отсутствовали убедительные аргументы. Да и что, кроме крикливых воинственных фраз, они могли противопоставить железной логике фактов доклада Зорге и Одзаки? В конце концов пришли к компромиссному решению. 30 июля Зорге радировал:

«Япония решила сохранять строгий нейтралитет».

Первая победа воодушевила друзей. Одзаки стал вести работу по разложению приближенных премьера. Зорге обильно снабжал его материалами о поражениях германской армии, о настроениях среди солдат и офицерского состава. Всю эту информацию подбирал по просьбе Зорге помощник посла Мальхтайлер, и она благодаря Одзаки сразу же становилась известной японскому премьер-министру.

Одзаки прав: обстоятельства, конкретные исторические условия в большинстве случаев сильнее пожеланий отдельных личностей, как бы агрессивно они ни были настроены.

6 сентября Зорге заверяет Центр: если Красная Армия сохранит боеспособность, нападения Японии вообще не последует. Намечается проведение нескольких мобилизаций, но цель их — пополнить Квантунскую армию для дальнейших действий в Китае. Япония занята подготовкой к продвижению на юг и к войне на Тихом океане. Что же касается СССР, то «все это означает, что войны в текущем году не будет…». Япония на Дальнем Востоке не выступит!

И последняя радиограмма:

«После 15 сентября 1941 года Советский Дальний Восток можно считать гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии. «Рамзай».

Зорге взял на себя огромную ответственность. Теперь ему должны поверить, не могли не поверить… Он живо представлял, как из глубин Сибири движутся на фронт эшелоны. Туда, к Москве…

Он сделал все, что было в человеческих силах.

Эшелоны шли на запад день и ночь, полки и танковые бригады вливались в соединения, обороняющие Москву…

Он сделал намного больше, чем было в человеческих силах.

Организация выполнила свою задачу. И сейчас, когда все было завершено, она имела право позаботиться о собственной безопасности.

Зорге не мог прекратить деятельность организации, не получив разрешения Центра. Он составил обстоятельную радиограмму, в заключительной части которой говорилось:

«Дальнейшее пребывание в Японии бесполезно. Поэтому жду указаний: возвращаться ли на родину или выехать в Германию для новой работы? «Рамзай».

Он еще надеялся поработать в Берлине, в самом логове врага. Но надеждам не суждено было осуществиться. Клаузен даже не успел передать последнюю радиограмму.

А. Цессарский

В ШАХТИНСКОМ УЕЗДЕ

Темнело, когда начальник Старобельской ЧК Дмитрий Николаевич Медведев постучался в маленькую избушку лесника. Лесничиха, приветливо улыбаясь, впустила его.

— Здесь, здесь. Сейчас только явился. Переобувается.

Яким, сидя на лавке у печки, навертывал портянку.

— А-а, садись, садись, Митрий Николаич. Зараз побегём. — Яким никогда не говорил: «Я шел по лесу», а всегда: «Я бёг лесом». И правда, по лесным дорогам он шагал удивительно быстро. — Вот замечаешь, портяночка размоталась. Завсегда меня тыи портяночки подводют. Сколько раз говорил Пелагее, жене то есть (это он не забывал уточнять Медведеву вот уже третий месяц их знакомства), нарежь подлиньше. Жалеет. А до чего это приводит? — Балагуря, он быстро и ловко наматывал одну, вторую портянку, осторожно натягивал сапог. — Вот до чего приводит. Третьего дня набежал на молодого лосеночка. Припустил он от меня. Я за им. Он дале. Я дале. До озера добежали. А лосеночек, не разувшись, в воду. Плыветь. Чего делать? И я за им. До середки доплыл — и что же? Портянка сбилась, сапог свалился. А? Нырнул. Присел на камешек, перемотал портяночку, сапог натянул. Вынырнул. А лосеночка и не видать — убёг! Вот, у Пелагеи — жены — на глазах было. Верно, Пелагея? — Говорил он все это с серьезным лицом. И только у самых уголков рта играли веселые морщиночки. А Пелагея молча и невозмутимо ставила на стол миску с картошкой, подавала ложки.

Мужчины наскоро поели, вышли. Только тогда Яким сказал:

— Сбирается главарь банды Каменюка. Видать, переселяться будет: хозяйство в повозки укладали. Я сейчас прямо оттуда.

Наконец! Значит, Каменюка поверил! Ведь главное было — выманить его из волчьего логова. План Медведева начинал осуществляться.

Яким в лесу был неразговорчив, не любил, когда и другие шумели.

Присели на поваленное дерево, послушали хрусты, шорохи и шелесты наступающей ночи. Опустился туман, словно стекая но влажным стволам осин. Стало сыро. Остро запахло грибами.