Кровавый шабаш - Алексей Атеев

Да, он совершил промашку. Вновь! В чем причина? Скорее всего в самонадеянности. Решил, что дело выеденного яйца не стоит…

Он вернулся домой в страхе перед наказанием. И оно последовало! Началось все обыденно. Заныли зубы. Боль нарастала. Он принял анальгин — не помогло. За зубами наступила очередь головы… Потом всего тела. Казалось, каждое из нервных окончаний прижигают сигаретой, а затем вытягивают пинцетом. Он катался по полу и выл. Вспомнил про алкоголь. Налил стакан водки, выпил одним глотком, точно воду. Но голова не затуманилась, стало только еще больнее; следующий стакан — никакого эффекта.

Он думал: наступил предел. Но оказалось, он жестоко ошибался. Заныли кости. Будто некто невидимый сидел внутри и глодал их, глодал…

Он бился головой о стену. В кровь разбил лицо и лоб. Боль не затихала ни на секунду. Наконец он решился. Терпеть больше не хватало сил. Однако бритвенное лезвие прочертило на запястье лишь царапину. Казалось, давил достаточно сильно. Впрочем, вскрытые вены не дадут мгновенной смерти. Надежнее петля. Но с петлей получилось еще смешнее. Он никак не мог завязать узел. Не получалось. Пальцы выделывали замысловатые движения, но не желали слушаться. Но хуже всего, боль не только не ослабевала, а, напротив, становилась сильнее. Дошло до того, что… Нет, в этом невозможно признаться даже самому себе. Еще одна попытка — газовая плита. Вентиль духовки открыт, голова внутри… Томительное ожидание. Ничего! Он поднимается с колен, смотрит… Вентиль закрыт! И тогда он понимает… ему не дадут умереть. Боль становится осязаемой, плотной, почти материальной. Она истекает из него, заполняет комнату, квартиру, дом, улицу, город, вселенную…

И вдруг все проходит.

Он не верит. Не может поверить! Возможно ли?!

— Ты понял? — спрашивает Голос.

— Понял! Понял!! Конечно, понял!!!

— Последнюю попытку тебе даю. Делай, что хочешь, но уничтожь ее.

Все воскресенье он пытался выяснить, куда делась эта тварь. В больнице ее не было, дома тоже. Увезли из города? Тогда все пропало. Со своего наблюдательного пункта он вел слежку за квартирой. Ее мать несколько раз куда-то звонила. Куда? И тут его осенило. Не у той ли девки она прячется, за которой он шел до самой квартиры? Проверил и убедился: так оно и есть. В подъезде охрана. Решил проверить наверняка. Залез на крышу противоположного дома. Окна оказались зашторенными. Однако он дождался. На кухне мелькнул ее силуэт. Теперь осталось продумать способ устранения. И он начал думать.

Он не понимал только одного: зачем нужно ее устранить? Неужели мало других? Да, она отвратительна, она и ей подобные… Но ведь этой заразы навалом. Не все ли равно, с кого начинать? Дай Голос только команду, а уж он постарается. Куда как просто. Вокзал, разные забегаловки, а на улице столько падали шатается. Нет, подавай эту! Почему? Он не понимает. Сейчас главное — найти способ добраться до нее. На этот раз добраться очень сложно. Намного сложнее, чем во второй раз, и, уж конечно, несравнимо с первым.

Думай, думай!

Просто так в квартиру не войдешь. Но ведь можно и не просто так.

И понемногу стал вырисовываться план.

СНОВА ЗАГАДКИ

— Вот, справочка. — Буянов помахал перед носом Жени какой-то бумагой. — Быстро, однако, представили. Через час после звонка приволокли.

Он достал из ящика стола очки, водрузил их на нос и стал читать:

— «Попов Игорь Васильевич, 31 год, русский, холост, окончил Тихореченский медицинский институт, лечебный факультет. В данный момент работает врачом-психиатром в системе тихореченского горздрава, а именно в психоневрологическом диспансере. Руководством диспансера характеризуется положительно. В отрицательных проявлениях не замечен. В настоящее время (с 1 июня) находится в очередном отпуске». В отпуске, понимаешь, находится! А где именно, выяснить не удалось.

Уехал или в городе?.. Я созвонился с матерью Глафиры Кавалеровой. Узнал у нее фамилию. Между прочим, она очень тепло отзывалась об этом Попове. Участие, говорит, проявил. Лучше бы Кавалерову увезли из города. Самая действенная мера на сегодняшний день.

— Глаша ни в какую не хочет.

— Мало ли что не хочет. А жить она хочет?! Ладно, оставим пока. У меня не идет из головы ваше так называемое похищение. Никак не пойму, кому оно понадобилось? Кассета? Чепуха! Никому эта кассета не нужна. Имитация? Для чего?

Пашка ждал возле выхода, словно знал, когда она появится.

— Ну что, к деду?

— Как договорились. — Женя села в машину. Дед встречал у ворот дома. Он расплылся в улыбке.

— Заходите, заходите! Перекусите?

— Не откажусь. — Пашка плотоядно облизнулся.

— А я сыта, — отозвалась Женя. — Может быть, пока он будет есть, приступим к беседе?

— Тогда следуйте за мной. А ты, внучек, иди к бабке.

Старик обогнул дом, и они оказались в небольшом садике — вернее, огороде, где, кроме овощей, росло несколько фруктовых деревьев. Присели на скамейку, стоявшую под громадной почти отцветшей яблоней.

— Давешний разговор с вами чрезвычайно заинтересовал меня, и я решил навести справки. Вчера нанес кое-какие визиты, сходил и в музей, где по старой памяти меня еще привечают. Свет, как говорится, не без добрых людей. Про Фурнье все расспрашивал. Даже удивительно, как я до сих пор не обратил на это семейство внимания? Фамилия примечательная. Даже не ожидал. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Начинаю повествование. Этот Фурнье прибыл в Тихореченск годах этак в девяностых прошлого века. Видимо, когда взошел на престол последний царь, а может, чуток ранее. В ту пору Тихореченск являл собой типичный провинциальный городок.

Француз записался в городской управе кондитером, испросил разрешение на открытие магазина и стал торговать сладостями. Происходил он как будто из Руана.

Общительным господином оказался. Быстро сошелся с местным обществом. Оно и понятно — иностранец. Видимо, вызывал любопытство. Приехал он с молодой женой, но детей в ту пору еще не имел. Интересная особенность. Неизвестно по какой причине в полиции на него было заведено досье. Ни в чем противозаконном замечен не был, однако факт остается фактом. И вот еще что. В Тихоречен-ске в ту пору имелось несколько мест, где кипела, говоря по-нынешнему, общественная жизнь. Купеческий клуб, дворянское собрание и игорное заведение мадам Лузгиной. И во всех трех он почти сразу стал своим человеком. Купеческий клуб — понятно: свой брат — делец. Игорное заведение — тоже. А вот дворянское собрание? Туда посторонних не пускали. Тем более иностранного лавочника. Однако с Фур-нье обошлись более чем ласково. Чем это объяснить? Фурнье всем хвастался: хотя сам он и буржуа, но его супруга происходит из родовитой дворянской фамилии, будто бы древнейшей в Нормандии. Так вот. Возможно, это и послужило пропуском, но, как мне кажется, причина расположения к его особе в другом. Фурнье был масоном, причем достаточно высокой степени, или, как они говорят, градуса посвящения. Так или иначе, он быстро включился в городскую жизнь. К тому же занимался благотворительностью. Финансировал приют для душевнобольных, вернее, был в числе попечителей. Откуда, спрашивается, деньги?