Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— У меня тоже ребенок, — я досадливо морщусь, высвобождая руку из хватки влажных пальцев соседки, — и Людмила, по-вашему, у меня деньги есть? Думаешь, я могу легко достать пару сотен тысяч из кармана и ничего не заметить? Точно, для меня же это ерунда, мелочевку из карманов вытряхнуть.

У Люды же при озвучивании даже этой суммы аж лицо вытягивается. Интересно, она не представляла, насколько они меня нагрели? У меня же сейчас впору выкинуть всю мебель из моей комнаты и все то, что стояло на полу и было деревянное. Спать на полу, потому что матрас после сушки уже далеко не ортопедической формы.

А в остальном… Ущерб уже мне обрисован. Профессиональными ремонтниками. Да я и сама своими глазами видела.

Ламинат, нам с мамой доставшийся вместе с купленной квартирой, вздулся и пошел волнами. Антикварным ему стать совсем не суждено. В моей комнате и прихожей из-за пара отошли обои. Причем в моей комнате был вообще страх. В Алискиной комнате и маминой вроде нормально, но мастера сказали, что лучше бы снять все равно и обработать от грибка. То есть косметический ремонт мне светит по всей квартире. А в моей, возможно, и штукатурку менять придется — она отваливалась кусками, когда снимали обои.

Короче, апокалипсис. Один большой финансовый апокалипсис. И это сейчас не задевая мои картины. Хотя и они денег стоят.

Я не упоминаю про то, что вышла из строя часть электроники, причем я даже не знаю, насколько много — проводку мне еще не восстановили. Тоже, кстати, беда. Но восстановление обойдется дешевле замены, уже ура. Даже с учетом этого, обойтись малой кровью мне не грозило.

Да, все это мне делали рабочие Огудалова. Я сама не поняла, как так вышло, мне не хотелось его напрягать, он же только кудрявой своей головой покачал и заявил, что его больше напрягает мысль о каком-то другом прорабе, с которым я буду видеться на регулярной основе.

Да, он не спрашивает с меня денег, я перевожу ему сама, просто потому что со мной реально случится истерика, если он мне еще и ремонт оплатит.

Но это же не значит, что Иванову должны его выверты сойти с рук. А дальше что? Дыру мне в потолке продолбит?

— Боря не виноват, — стонет измученно Люда, хватаясь за щеки.

Боже, и вот так о всем.

“Боря не виноват, это я суп пересолила, вот он и ругался на меня”.

“Боря не виноват, это его просто друзья напоили, вот он и не сдержался в подъезде…”

“Боря не виноват, это я сама с лестницы упала”.

Это не женщина, это сто тысяч оправданий одному конкретному уроду.

— Людмила, не перегибай, — я раздраженно качаю головой, — я прекрасно знаю, что в тот день никого, кроме твоего благоверного, у вас дома не было. Ты же с детьми только на следующий день от мамы приехала. Боря был дома. Один. Нажрался как не в себя, буянил, повредил трубу отопления. Я же знаю, мне все рассказывали. И в акте о затоплении все указано, и состояние твоего мужа, в котором он вышел к работникам управляющей компании, тоже.

— Это не он, — все так же упрямо талдычит Люда.

— А кто? Николай Второй? Зеленые человечки? Кто там Боре вместе с белочкой явился? — я бросаю взгляд на часы и понимаю, что, блин, вместо того, чтобы заняться родительским собранием, стою и слушаю эту чушь.

— Я не знаю, — шепчет Людмила, — я знаю, что стол был накрыт на двоих. И водка была дорогая, Боря такую не покупает. А еще Боря говорит, что уснул, и все в порядке было. А проснулся — уже в дверь звонят и орут, что мы топим.

Нет, это сюрреализм в реальной жизни, не иначе. Я моргаю, пытаясь как-то это переварить.

— Ты правда думаешь, что я в эту чушь поверю, а, Людмила? — холодно спрашиваю я и скрещиваю руки на груди. — Ничего веселее ты придумать не могла? Хочешь сказать, что кто-то напоил твоего мужа, повредил трубу и свалил в закат? Ну, конечно-конечно, так я и поверила. Не знаю, кто кому врет, ты мне или твой муж тебе. Но ты меня задерживаешь.

— А пуговица тогда откуда? — совершенно отчаянно воет Люда. На весь коридор. Черт, в классе наверняка слышно. Я спешно хватаю соседку за рукав и волоку её подальше от класса Лисы, чтобы, не дай бог, классная руководительница не услышала. Еще не хватало — мало того, что сама опоздала, так еще и других отвлекаю. И пусть орала сейчас не я, но у наших училок логика не всегда логичная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

За углом коридора останавливаюсь.

— Какая пуговица, Люда? — яростно шиплю я.

— Сейчас, — соседка начинает торопливо рыться в карманах серой куртки и суетливо мямлит, — я её сразу приметила, как домой приехала. Она была в зале, где Боря… Сидел.

— Где Боря бухал, честно скажем, — жестко обрываю я очередную попытку обелить Иванова. Людмила косится на меня чуть ли не обиженно.

— Вот, — она протягивает ко мне раскрытую ладонь, — я сначала думала, может, Боря бабу привел, а потом… Это же от мужского пальто пуговица, да?

— Да…

Тишина накатывает на меня внезапно. Пошатывая под ногами землю.

Меньше всего я ожидала, что увижу сейчас её.

Синюю крупную пуговицу от пальто.

С резными буковками “BAZIONI” по окружности.

Нет, это не эксклюзивный бренд, я знаю. Но все-таки… Я также знаю, что бренд этот довольно дорогой. И не каждый может себе такое позволить. Иванову, например, чтобы купить такое пальто, нужно продать обе почки — одной этот пропойца вряд ли обойдется.

А вот у моего дивного любовника есть такое пальтишко. Синее. Именно этой фирмы.



29. Точки над Й

Две тысячи шагов — вот что отделяет меня от дома, а Давида Огудалова от прощания с его безумной головой.

Если кто-то скажет, что я проявила себя как безответственная мать, сбежав с родительского собрания, то я могу послать его в баню. На групповушку к лешему и прочей озабоченной нечисти.

Нету у меня сейчас времени слушать это все. Извинюсь потом перед завучем, спрошу у классной руководительницы или Наташки — главы родительского комитета, что было важного. Знаю, паршиво, безответственно, но сейчас я совсем не смогу сосредоточиться, я насмерть выбита из колеи. Так что можно сказать, у меня есть проблемы поважнее, и решить их надо срочно!

У меня чертовы полтора часа для того, чтобы разобраться с Огудаловым до того, как надо будет забирать Лису. При ней разборки я устраивать не буду. Я просто сбегу, схвачу Лису в охапку и уеду к Ирке.

Со стороны, наверное, я, со сжатыми в яростную тонкую черту губами, торопливо шагающая в сторону собственного дома, могу показаться разъяренной фурией, но в душе у меня тоскливо воют волки.

Поэтому я забегаю в ближайший к моему дому универсамчик и первый раз за четыре года покупаю зажигалку. И Вог. Сигареты дамские, тонкие, с каким-то сладким ароматизатором. Слабые, что поделать, но сейчас, после долгой завязки мне хватит и их.

Хватит на то, чтобы замереть у своего подъезда, и как дура задохнуться горьким табачным дымом. Чтобы врать себе, что эта горечь на языке — она от курева, а не от того, что кислотой разъедает изнутри.

Я не хочу его крови.

Я не хочу его крови вот так.

И если бы меня кто-нибудь спросил — я бы предпочла и дальше забивать себе голову своими дурацкими заморочками, потому что я, блин, живой человек, а не чертов работ, и да, заморочки имеются, кому отгрузить лишний вагончик?

Но это!

Это за гранью. И я не хочу в это верить, но в голове складывается приблизительная картинка. Пуговицу я кинула в карман, нарочно — даже не касаюсь, но даже так она будто прожигает мне насквозь подкладку тренчкота.

Две тысячи шагов. Они слишком быстро закончились.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Три сигареты закончились еще быстрее. Больше нельзя, уже от трех меня отчаянно тошнит. И хочется умереть, сойти с ума, сдохнуть, только не подниматься наверх.

Но надо.

Мне кажется, что это я иду на плаху, что это мне сейчас выпишут смертельный приговор, а не ему. Не моему… ему.

И первый раз, стоя у двери собственной квартиры, я не хочу туда идти. Я не хочу говорить то, что должна. Казалось бы, я же должна рвать и метать, я должна хотеть кое-кого мучительно убить, раскатать в лепешку, уничтожить на корню, сдать в психушку, наконец.