Восток Соф (СИ) - "Мехри"

Постепенно мы начинаем узнавать много интересного с уст жителей. В частности об их жизни.

Свекровь замерзшей розы зовут Гуландом, а ее саму Фарзона. Ее подруг и соседок по подъезду Нисо, Мехрангез и Дилноз. Это были мать и две дочери.

Беззаботных как я и легких, как несчастная перышка Нилу. Мехрангез маленького роста с выразительными глазами цвета карамельки. Очень подвижная и проворная. У нее орлиный нос, такой-же как у матери, подтверждающий самолюбие в характере. Кто бы с ней не говорил обязательно должен, был выслушать о том какие у нее красивые волосы светло каштанового цвета и глубокие знания. Она учится как она сама говорит в "юридическом", хотя когда я слышу ее размышление насчет этой профессии думаю над тем, — учится ли эта девушка вообще? Но несмотря на частые ошибки и промахи у нее действительно острый ум. Она никак не может прожить ни минуты без какой-либо шутки или насмешки. Ее подругам часто достаются иголки острого языка, но все они относятся к ней снисходительно. Дилноз оказалась на два года младше нее и более равнодушной к остроте ума. Она предпочитает молчать и быть простодушной. Весь ее облик дышит безмятежностью напоминая Божий одуванчик. Однако природа не одарила ее той белизной, которой так гордится ее сестра. Она смуглая и черноволосая. Ее глаза бесформенные, а брови густые. В обществе своей сестры она быстро начинает меркнуть и превращается в пыль, но мне почему-то она кажется милее. Я всегда представляю себе кого же из них я бы предпочла назвать подругой и ответ всегда приходит одинаковым.

С каждым днем мне становится все более интересно наблюдать за ними. Их разговоры, сплетни, споры и тайны поддерживают мой умирающий дух. Можно назвать это как голод к обществу. Хотя я и не часть этого общества, но в их обликах мысленно представляю себя вместе со своей семей. Я слушаю их и питаюсь живительной энергией беседы, такой далекой от мук и печали, что это дарит мне иллюзию счастья. Бывало возвращаясь в свою конуру я сижу закрыв глаза и в голове перебираю все услышанное, соединяю их с воображением и получаю волшебные картинки в созерцание которых хочется падать и падать.

Но есть и другие. Те кто внушает мне страх. Нозанин из четвертого подъезда считает меня истинным ничтожеством и каждый раз прогоняет со скамейки. Она презирает нас словно прокаженных и всячески пытается оскорбить. Зачем ей это нужно? Никто не знает. Она настоящая красавица. Проживает вместе с дочерью. Я узнаю что этой женщине почти сорок лет, хотя на взгляд я бы не дала ей больше тридцати. Некоторые в доме считают ее непревзойденной ханум, да она и есть такой. Пленительная фигура позволяет ей держаться надменно, в то же время кокетничать. Она работает в банке и каждые выходные к ней приезжает молодой мужчина на дорогом автомобиле. В такие дни она становится подобием хищной кошки, готовой расцарапать любого, кто попытается приблизиться к ее мужчине. Особенно она остерегается свою соседку. От этого презирает и не подпускает ее в свою жизнь. Но чем больше я узнаю эту женщину, тем сильнее чувствую насколько духовно мы выше. Эта женщина совсем другая она не я, не Нилу и даже не Нафиса. Ее смех раздается именно тогда, когда неуместен, а комплименты звучат двусмысленно и неестественно. Хотя посмотрев на ее роскошную внешность можно сказать само благородство. В тот день когда Нилу снова взялась за метлу и я прокорпев над кучей мусора села как всегда на уголок скамейки отдохнуть, через некоторое время рядом садятся две женщины. Они обменялись неестественным рукопожатием и не заметили, как утонули в очередной беседе. Я сидела под деревом с закрытыми глазами пытаясь успокоить жжение новых мозолей на руках и ноющую боль в пояснице; размышляя над тем что же буду есть в этот вечер. Их беседа оказалась пресной, и фальшивой, от чего я перестала вникать в смысл разговора. Речь шла на их излюбленную тему про мужей, что даже меня раздражало. Минут через сорок они встают и расходятся. Я открываю глаза и смотрю на собирающий мусор Нилу, как вдруг из первого подъезда раздается звонкий визг. Нозанин выбегает на улицу закрывая рот и нос одной рукой и подбегая ко мне говорит: — Там в подъезде чьи-то экскременты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я не сразу понимаю в чем дело. Встаю и иду к подъезду. На лестничной клетки первого этажа лужа мочи и жидкого стула. Все знают, что по ночам этот дом посещают несчастные бродяги. Но как они прокрались в подъезд, остается загадкой.

Я выхожу и смотрю на Нилу, которая подходит в волнение.

— Что случилось? — спрашивает она. На что я пожимаю плечами.

— Возможно сегодня ночью какой-то несчастный отравился.

Нозанин перебивает меня с яростью крикнув:

— Здесь проживают дети! А это антисанитария. Боже мой, сколько здесь микробов. Что вы за дворники, когда не можете соблюдать банальную чистоту?

Я пытаюсь успокоить ее. Но женщина уже в бешенстве.

Она смотрит на меня так злобно, что весь ее гнев передается через одни только зрачки.

— За что тебе платят?!

Под этим взглядом я не понимаю, как инстинктивно, делаю шаг назад. Она толкает меня по плечу и криком повторяет:

— Эй, тебя спрашивают, за что тебе платят?

Пробегает мысль, — надо что-то сказать, иначе будет хуже, — и с губ слетают:

— За чистоту.

— А что здесь?

Она показывает рукой в сторону подъезда.

Я стою на месте не совсем осознавая, что происходит. На меня снова хлынули поток воспоминаний о прошлом и я отдаюсь им прежде чем покориться страху. Потом смотрю на лужу и спрашиваю сама себя:

— Причем тут я?

Но оказалось, что слова прозвучали вслух.

— Ах вот как? Ты бездельница, кормишься за наш счет. Вот ты кто. И еще смеешь спрашивать причем тут ты? Да ты обязана своей работой нам. Приходишь когда вздумается, взмахиваешь пару раз веником и считаешь это достаточным? Да если бы я была директором ЖЭУ то каждая из таких тварей работала бы до пота и крови. Понабрались всякие! И если бы не добрые жители этого дома вас бы давно вышвырнули с работы. Но ничего, я восстановлю справедливость и сейчас же отправлюсь в ЖЭУ.

От таких слов все во мне перевернулось. Руки задрожали и мною овладело неистовое желание ударить ее, но прежде чем я сделала шаг Нилу покорно ответила.

— Я уберу ваш подъезд.

— Но это не входит в наши обязанности?! Да мы дворники и возможно ниже ее положением, но мы такие же люди. Чем она лучше, пусть убирает сама.

Видимо моя дерзость довела женщину до отчаяния. Она взбесилась.

— Да, кто ты такая?! Таких, как ты в каждом углу. И ты еще сравниваешь себя со мной?! Тебе следовало бы убирать общественные туалеты, а не подметать мой двор.

Под влиянием сильной усталости я готова была упасть и рассыпаться от гнева, но боль от грубого прикосновения женщины пробудили во мне тайную силу. И я взмахнула рукой, но Нилу успела схватить меня, а сама произнесла.

— Мне нужны тряпка и ведро.

— Нет, — ответила оскорбленная Нозанин. — Ты не будешь убирать, пусть уберет она.

— У меня больше сил. Я вычищу подъезд до блеска, а она не сможет. Посмотрите на нее, она совсем слабая.

— Работа никому еще не навредила. И если сейчас она не вычистить эту грязь то я звоню Каримову.

Женщина вытаскивает из кармана телефон и Нилу тут же отводит меня в сторону.

— Пожалуйста Соф не дерзи.

И мне ничего не остается как успокоить подругу.

— Только ради тебя.

— Дайте тряпку, — говорю я сквозь зубы и женщина довольная выключает телефон.

— Пошли за мной.

Через пять минут она выносит тряпку и жидкий хлор.

— Еще нужно ведро, — говорю я. Но в ответ слышу:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Обойдешься.

Приходится мыть тряпку под уличным краном. Побрызгав хлора на бетон я поднимаю платье и как бы не было противно начинаю оттирать чужие экскременты. Слезы наворачиваются от чувства унижения и как бы я не сопротивлялась им начинают капать. Кровь моя все еще кипит в жилах и ярость прожигает все сознание. С каждым движением кажется вся вонючая смесь прилипает не только к тряпке, но и к моей одежде, рукам, телу и наконец к самой душе.