Мнимая смерть - Томас Энгер

— Хорошо, — говорит он. — Я скоро заскочу. Не знаю, успею ли сегодня, потому что у меня очень много дел, но совсем скоро. И еще одно, мама. Не открывай дверь незнакомым людям, хорошо?

— А зачем мне вообще открывать кому-то дверь? Сюда никто не ходит.

— Но если вдруг к тебе позвонят в дверь и это буду не я и не Трине, не открывай.

— У вас есть ключи.

— Да, но…

— И еще мне нужен журнал «Се ог Хор».

— Я…

— И сахар. У меня кончился сахар.

— Хорошо. До скорого.

Конец разговора.

Глава 46

Захирулла Хассан Минтроза ужинает. Сегодня, как и вчера, он ест цыпленка бирьяни с чапати, но вкус у этого блюда здесь совсем не такой, как в Карачи. Здесь вообще у еды редко бывает такой вкус, как в Карачи. Хассан не знает почему, вроде ингредиенты используются одни и те же, их привозят в Осло практически ежедневно, да и еду в Норвегии готовят пакистанцы. Может быть, причина в посуде, в которой готовят, в температуре воздуха на улице, во влажности, в любви к приготовлению пищи.

Хассан помнит, как Юлие, самая красивая из его любовниц, с которой он встречался несколько лет назад, удивила его, приготовив однажды вечером к его приходу пакистанскую кашу с ягненком и мятным соусом и лепешки наан. Рецепт она получила в передаче Венке Андерсен «С добрым утром, Норвегия». Юлие пыталась приготовить наан начиная с теста.

Все это было съедобно, но не более. Настоящие лепешки наан надо печь в тандуре, в самой глубокой части печи, и выпекать их надо не более 15–20 секунд. А в каше с ягненком было слишком много кориандра и имбиря и слишком мало чили.

Он бросил ее спустя месяц. Никто из других его любовниц не был удостоен чести готовить ему еду. Они знают, что от них требуется, и когда он наносит им визит, то платит не за пищу на столе.

В Пакистане поварами работают только мужчины. Женщинам с ними не сравниться. Таково положение вещей.

Хассан смотрит очередную серию «Макгайвера»,[9] как вдруг начинает вибрировать мобильный телефон, лежащий рядом с тарелкой. Хассан глотает большой кусок цыпленка, даже слишком большой, такой огромный, что для того, чтобы его проглотить, требуется усилие. Он запивает еду колой и только после этого отвечает на звонок. Когда Хассан наконец поднимает трубку, то бросает короткое «да», продолжая борьбу с едой, с трудом продвигающейся по пищеводу.

— Это Мохаммед. Мы нашли его.

Он делает еще один глоток.

— Молодцы. Где он?

Еще глоток колы.

— Он идет по улице. По Гренландслейрет. Взять его прямо сейчас?

Хассан водит вилкой по тарелке.

— Посреди дня? Ты совсем тупой? Мы и так в последнее время привлекли к себе много внимания.

— Хорошо.

Хассан подцепляет вилкой кусок еды.

— Кстати, я хочу поговорить с ним перед тем, как он умрет. Хочу узнать, откуда у него хреновы шрамы, — говорит Хассан, пережевывая цыпленка. Он откладывает вилку и вытирает рот салфеткой.

— Хорошо.

— Я хочу знать, где он проведет остаток дня. Ничего не предпринимайте, не поговорив со мной.

Еще одно «хорошо».

— И поставьте машины у дома, где он живет, и у дома, где он работает.

— Да, шеф.

Хассан кладет трубку и доедает. Завтра у него на ужин точно будет не цыпленок бирьяни. Нет, скорее уж суп дал, а может, и королевские креветки, запеченные на шпажках в тандуре с луком и перцем. Да. Лучше всего королевские креветки. Королевский обед, достойный короля.

Глава 47

Уже почти четыре часа, но Хеннинг решает все-таки заскочить в редакцию. Ему нечего написать, потому что он чувствует, что пока не может предать огласке ни один из добытых фактов, но ведь рабочий день еще не кончился. А он не показывался в редакции с самого утра. Мне надо доложиться Хейди или Туретт-Коре, думает он. Может быть, поболтать с Гундерсеном, если он там.

Хеннинг переходит улицу у парка Ватерланд вне зоны пешеходного перехода в самый разгар часа пик и вдруг замечает автомобиль, стоящий на другой стороне перекрестка. Это не серебристый «мерседес», скорее «вольво», модель с такого расстояния он различить не может, но автомобиль увеличивает скорость, когда на светофоре зеленый сигнал сменяется желтым. Однако ему приходится резко затормозить, поскольку впереди идущая машина не хочет пропустить его. Колеса скрипят. Машины сигналят. Они сигналят по всему Осло. Целыми днями.

«Вольво» получает ответ от стоящей впереди машины. Хеннинг думает, что сейчас может возникнуть конфликт, что водитель «вольво» выйдет из машины и обругает шофера стоящего впереди автомобиля, но этого не происходит. Зато пассажир открывает окно со своей стороны и высовывает в него голову. Хеннинг не видит его, не видит, как он выглядит, только замечает блестящую золотистую оправу солнцезащитных очков, а ведь на расстоянии многих километров вокруг нет и следа солнца.

Хеннинг отмечает все это, потому что у него мгновенно появляется ощущение, что мужчина высматривает именно его. Если бы все были такими же, как этот «Рэй Бан», думает Хеннинг, то ему не стоило бы бояться. Но ведь существуют и идиоты с пушками. Если загрузить голову идиота достаточным количеством аргументов, то он может совершить совершенно невообразимые поступки.

Эта мысль заставляет Хеннинга шевелиться быстрее, и он решает пойти в обход по улице Уртегата. Район между улицами Гренландслейрет и Уртегата не особенно приятен для прогулок независимо от времени суток, поэтому Хеннинг идет по улице Бругата, смешивается с людьми на остановке, а потом, когда через несколько минут подходит 17-й трамвай, запрыгивает в него. Некоторое время он едет по улице Трондхеймсвейен и выходит около магазина «Рими», проходит по тротуарам улицы Хешлеб и наконец видит большое желтое здание в начале улицы Уртегата. Мимо по обеим полосам проносятся автомобили, сейчас ведь самый час пик, и если кто-то пытается найти или поймать его, то здесь это совершенно невозможно. Его окружает миллион свидетелей, и машине не скрыться отсюда незаметно, поэтому он может чувствовать себя в безопасности. По крайней мере в относительной безопасности.

Возможно, у меня просто началась паранойя, думает Хеннинг, или я слишком долго был на скамейке запасных и не понимаю, что это нормально, ничего не случится. Но что-то в интонации, с которой говорил Бьярне Брогеланд, заставило его задуматься. Брогеланд был обеспокоен. Он раньше сталкивался с этими парнями. И, как сказала Нора, «они не добрые мальчики».

Хеннинг пытается представить, чем все это может закончиться. Потому что если они хотят убрать его с дороги, как намекал Брогеланд, за то, что он может связать Яссера Шаха с квартирой Тарика Мархони, то они не остановятся, пока не достигнут своей цели.

Глава 48

Ему необходимо проверить три-четыре вещи. Он думает об этом, входя в редакцию, и у кофемашины практически наталкивается на Коре Йельтланда. Коре, увидев, кто идет, собирается отскочить в сторону.

— Хеннинг!

— Привет, Коре, — отвечает Хеннинг. Коре смотрит на него так, словно он — Элвис.

— Как делишки? Черт! Черт, ты, наверное, напугался до смерти?

Хеннинг, помедлив, говорит: ну да, я немного испугался, да.

— Но что случилось-то, друг?

Он делает шаг назад и надеется, что Коре этого не заметит. Хеннинг выдает ему краткую версию произошедшего, одновременно оглядывая помещение в попытке определить, кто сейчас на месте. Гундерсена нет. А вот Хейди здесь. И Хеннинг замечает, что Хейди тоже его увидела.

— Слушай, я не успел сегодня на общее собрание, — произносит он. — Слышал, Стюре собирался сказать несколько слов?

— Да ничего интересного там не было, хе-хе. Старые новости. Тебе повезло, что смог отсутствовать по веским причинам-чинам-чинам!

Лицо Коре расплывается в улыбке, после того как прекращается тик.

— А что он сказал?

— Да ничего такого, чего бы мы еще не слышали. Плохие времена, вы должны писать больше текстов, желательно быстрее, если не получится, нам придется сокращаться, и так далее, блин, и тому подобное.

Коре смеется и улыбается — долго. Хейди, конечно, в данную минуту хотелось бы сократить меня, думает Хеннинг. Ах, эти времена, какое горе. И так далее.

Он извиняется и говорит, что ему надо переброситься парой слов с Хейди, прежде чем уйти домой. Коре все понимает и три раза хлопает его по плечу — сильно. После чего несется дальше. Хеннинг поворачивается к Хейди и решает опередить ее.

— Привет, Хейди, — произносит он. Она поворачивает голову.

— Какого чер…

— Плохие времена, невыразительный рекламный рынок, нам надо писать больше страниц, сокращения.

Он садится, не поднимая на нее глаз. Хеннинг чувствует ее взгляд, похожий на дыхание Северного полюса.